В храме, на проповеди, священник часто говорит, что многие по сути так и не становятся христианами, хотя по форме стараются соблюдать все требования церковной жизни. Когда-то я спросила духовного наставника: «Легко ли быть христианином?». Получила ответ: «Нетрудно, соблюдай заповеди и никого не обижай». Что б эти условия мне выполнить очень даже сложно, рассуждать не буду. Но поняла, что не совсем верна основа моего формирующегося христианского сознания. Нашла ответ у митрополита Антония Сурожского. В одном из своих выступлений митрополит рассказывает о человеке, который приходил к нему довольно долгое время и все говорил: «Я хочу познать Бога, откройте мне Бога! Митрополит Антоний ему отвечал: «Предположим, я мог бы это сделать: готовы ли вы отказаться от той жизни, которой живете, и начать новую жизнь, или вы мечтаете о Боге только как о добавочном наслаждении в жизни, о том, чтобы стало ещё лучше?». Этот человек оказался честным и сказал: «Да, я хотел бы, чтобы Бог вошёл в мою жизнь, не нарушая того порядка, который я установил, чтобы Он прибавил новое измерение, от которого мне стало бы счастливее или лучше жить». Далее, митрополит Антоний говорит о том, что слово Божие - меч обоюдоострый. Если мы принимаем слово, то оно разделит свет от тьмы в нас, а мы должны сделать выбор.
Митрополит задаёт вопрос: «А кто из нас достаточно смел и достаточно устойчив, чтобы это совершить?». Тут он вспоминает слово преподобного Серафима Саровского, который говорил, что между погибающим грешником и спасающимся праведником только одна разница: решимость. Грешник часто с эмоцией воспринимает и красоту, и добро, и истину, но он воспламенится на одно мгновение - и потухнет, ибо то, что до него дошло, коснулось только его эмоций. Он понял, о чем идёт речь, но это не подвигло его волю на то, чтобы стать против себя самого, решиться бороться и побеждать ради истины, ради красоты, ради собственного достоинства, в конечном итоге, ради Бога.
Тут рождается вопрос: «А как преодолеть тягу к земным удовольствиям, которые, в конечном итоге, можно было бы назвать ложными?». В другой беседе митрополит Антоний обращается к примеру из писаний святителя Феофана Затворника. Предлагается посмотреть на ручей, полном мути, дна не видно. А в прозрачном ручье видно дно. Поэтому задача жизни видится в том, чтобы перестать мутить в себе поверхностные слои, чтобы можно было вглядеться в глубины собственной души.
Для себя я поняла, что мне не хватает умения вглядываться в глубины собственной души, а отсюда и неверные цели, ложные желания. Но мне стало немного легче, когда познакомилась с очерком И.С. Шмелева «Старый Валаам», который он написал в 1935 году в Париже. Хотя был на Валааме двадцатилетним студентом со своей молодой женой в 1897 году. Сразу после поездки он написал первый очерк: «На скалах Валаама», где отразились впечатления и размышления юного, но думающего человека. А в очерке, написанном в 1935 году, писатель сопоставляет свои впечатления, рождающиеся выводы, их влияние на всю последующую жизнь. Это было для меня тем интереснее, что двадцать лет назад мне и самой удалось побывать на Валааме. Тогда монастырь только начинал восстанавливаться, но усердие людей, трудящихся там, покоряло душу. Тем более, что это был постсоветский период. Атеистический дух витал в воздухе. А веру этих людей ничто не могло поколебать. Но, надо признаться, И.С. Шмелев гораздо больше вынес для себя уроков из монастырской жизни, из того уклада, который там был, из общения с монахами. И мне его размышления показались очень полезными, так как я считаю, что христианином надо учиться быть.
Наверное, всю жизнь. Конечно, и учителя должны быть. Мне трудно представить, что можно обойтись без духовника. Хотя знаю, что многие не имеют духовника, но прислушиваются к советам священников, у которых исповедуются. Проповеди имеют большое значение, паломнические поездки, общение в христианской среде, чтение духовной литературы. Шмелев православный писатель. Его поиск ответов на свои вопросы откликнулся, думаю, не только мне. Интересно наблюдать по его произведениям становление христианского сознания писателя. Как-то становится спокойнее, что и у таких великих людей, это сознание не сразу возросло.
Иван Сергеевич побывал на Валааме в совсем ещё дореволюционное время. Хотя революционные идеи ему были уже знакомы, необычно он смотрит через «Капитал» Маркса на трудовые обязанности монахов. Познакомился с работой в монастырских мастерских, наблюдал как трудятся на земле, заходит в кузницу и удивляется, как люди отдаются тяжелой работе от всего сердца. Провожатый монах поясняет: «Нам не надо надсмотрщиков, - для Бога работаем, а Бога не обманешь. Ревнуем во имя Божие». Встреча с этими людьми для молодого писателя - откровение. Он пишет: «Поражённый, я думаю: «здесь ни «борьбы», ни «труда и капитала», ни «прибавочной стоимости», одна «ценность» - во имя Божие». Ивану Сергеевичу странно видеть на Валааме питерских мастеров, приехавших поработать в монастырь. Кто на месяц приехал, а кто уже полгода трудится. У молодого студента в голове не укладывается, ведь на сходках в университете говорили, что питерские рабочие самый оплот в политической борьбе. А тут совсем другой настрой, лица светлые, добрые, вдумчивые. Ни злобы, ни раздражительности, ни «борьбы». Бывали случаи, что некоторые оставались навсегда.
Ивана Сергеевича изумляет постижение этими людьми тайны - объединить в душе, слить в себя нераздельно два разных мира - земное и небесное, и это «небесное» для них стало таким же близким, таким же почти своим, как и видимость. Иван Сергеевич признаётся, что уже тогда он чувствовал, что эти люди богаче его духовно, несмотря на « брошюрки» и «философию». Он бродил по лесу, зверьки лесные не боялись людей. Ему мечталось, что если бы так было, везде, везде…, никаких бы вопросов не было, а святое братство.
И уже зрелым писателем вспоминал: «И тогда ещё, в юные, безоглядные дни, в этом лесном уединении, наплывали неясно думы, что все, что ты знаешь школьного, выбранного из книг, случайного - все это так ничтожно перед тайной жизни…». Он предположил даже, что эту тайну недрами своими знают и зверьки лесные, духом знают отшельники по скитам, подвижники, тяготящиеся земным.
Провожатый монах рассказал молодому Шмелеву о том, что к ним приезжал император Александр первый к старцу Назарию, угостился репкой, предложенной ему старцем, и «принял как хороший гостинчик..». Далее монах стал размышлять: «Где величие, где слава, во что обратится, когда призовёт Господь от тлена его земного? Где величие-то а?». И тут же отвечает: «В смирении величие, потому - что есть мы перед величием мудрости Господней!»
Удивляло и восхищало Ивана Сергеевича беспрекословное послушание монахов и послушников! Без благословения игумена нельзя было и грибочков насобирать в лесу. Никакого своеволия! Отозвался в душе писателя тот факт, что на Валааме никого не бьют, пальцем не трогают, вот так описывается это впечатление: « …лик Божий уважают в человеке - какая высокая культурность и гуманность!». Строго запрещено даже замахиваться кнутом на лошадей! На Валааме и кнута не найти. Ну а наказание же должно какое-то быть? Да, возвещают послушание поклоны класть, покаяние перед всеми за трапезой. Иван Сергеевич приходит к выводу: «Жизнь здесь какая-то иная, чем там, внизу. Зло как бы отступило, притупилось. И зло, и страх. Зверь не боится человека, и человек тут же другим становится». Писатель думает о людях в монастыре, видит, что не такие они как везде. Он вспоминает выражение «как сквозь сито отсеяны», подобрались по духу.
Подумал об игумене Дамаскине, которого ещё помнили старые монахи, и который смог наладить и мощное строительство на Валааме, и дисциплину. Писателю пришли мысли о деревне, откуда был родом Дамаскин, там ведь были другие мальчики, но они не пошли искать, а вот Дамаскин пошёл - «сквозь решето отсеялся». «Значит, есть что-то в человеке, что тянется к святому, ищет особенного… - душа? И это, земное наше, стало быть, как-то связано с тем, что там?». Вот эту связь Иван Сергеевич почувствовал. Один монах процитировал незамысловатый стих игумена Дамаскина: «Кто к миру пристрастится, тот с пустынею распростится». Значит человек ищет себе условия, чтобы быть связанным с небесным. Наверное, в монастыре человек, как нигде, очищает воды своего ручья, чтобы достигнуть глубин своей души. Это объясняет присутствие питерских рабочих в мастерских. Становится понятна цель их приезда. Думаю, что человеку надо хотя бы раз в жизни увидеть как живут люди «сквозь сито просеянные», которые прикоснулись к тайне соединения земного и небесного. Иначе, как же нам в миру очищать воды своего ручья от мути. И не сразу это вдруг получится. Уже в зрелом возрасте писатель вспоминает о том, что тогда и не знал, зачем они с женой едут в монастырь, просто проехаться. Но со временем понял, что «за чем-то, что было надо, что стало целью и содержанием всей жизни, что поглотило, закрыло жизнь - нашу жизнь».
Шмелеву со временем пришло понимание того, что он уже не может работать чиновником, решил оставить службу и посвятить себя писательскому делу. Об этом сказал жене. И жена поддержала своего мужа, всю жизнь поддерживала, несмотря на его ошибки (он воодушевленно принял Февральскую революцию, а потом разочаровался), после революции они потеряли своего единственного и горячо любимого сына, пережили эмиграцию, болезни. Были периоды у Ивана Сергеевич, когда он причислял себя к маловерам. Но рядом всегда была верная и очень верующая супруга Ольга Александровна. Когда-то они смогли почувствовать соединение земного и небесного и этот опыт не раз помогал им придерживаться нужного пути. Ну как стать христианином без этого опыта?
В наше время, приобретение этого опыта важно ещё и потому, что люди становятся заложниками образов, которые создают сами, или которые для них создаёт общество. В такой обстановке нужна постоянная работа по очищению своего ручья от мути. И тут надо быть готовым к тому, что своих глубин не так уж и легко добраться. Даже если добрался, не ожидать, что теперь можно и отдохнуть, все пойдёт как по маслу. Порой получается добраться, а потом все потерять. Смею предположить, что это неизбежно. Главное, не прекращать работу по очищению.
По-моему так.