У Анны Петровны были две собачки. Лапа и Кузя. Обе маленькие, обе худенькие, обе из породы некондиционных чихуа-хуа. Вроде похожи, а вроде, бог знает, какой терьер там ухаживал за их бабушкой.
Два раза в день Анна Петровна надевала на них попонки. На Лапу, она немного побольше, фиолетовую. На Кузю, он, соответственно, поменьше, оранжево-чёрную. Два раза в день Анна Петровна надевала старенький плащ и маску. Анна Петровна боялась заболеть. Умереть она не очень боялась, а вот заболеть да, страшно. Пенсия у Анны Петровны маленькая, лекарства дорогие. А на похороны у нее вроде как есть. Отложено.
Два раза в день Анна Петровна выходила погулять с Лапой и Кузей.
Лапа спокойная. Может и без поводка гулять. Не убегает. Бредёт за Анной Петровной, семенит меленько.
А вот Кузя беспокойный. Его только на поводке водить. Но не потому, что убежит, а наоборот, боится всего. Шарахается от любой тени, от чужих собак с визгом убегает или лает, как оглашенный. Но это тоже от страха. Отчего он такой — Анна Петровна не знает. Лапу-то она ещё щенком взяла, а Кузя попал к ней взрослый.
Бегал по улице, лишайный, с коростой на башке и повизгивал. Что было с Кузей до встречи с Анной Петровной никто не знает. Прикормила она его не сразу. Неделю, примерно. Прикормила, домой забрала. Так и живут.
Вернее жили. Помер Кузя. Две недели, как тихо в доме.
Анна Петровна женщины не громкая, даже телевизор не смотрит. Лапа тоже собачка тихая. Сидят дома, молчат. Только холодильник периодически гудит, включаясь. Только соседи за стенкой иногда громко отношения выясняют. Только хлопнет подъездная дверь гулким вечером. Вот и всё.
— Анна Петровна, вы бы взяли ещё одну собачку-то, — советует ей другая соседка, Катенька.
— Так у меня есть Лапа, — отвечает Анна Петровна.
— Так вы сами говорите, тихо вам сильно, а Лапушка у вас тоже тихая, вот и взяли бы кого, такого, как Кузя был...
— Так я Кузю не брала, он сам меня выбрал... Да и куда мне? Семьдесят девять мне.
Тихо в квартире у Анны Петровны. Только по ночам, когда она засыпает, Кузя нет-нет да и придёт. Смешной такой, тявкает, видно, есть просит. И Анна Петровна улыбается.
А утром опять тишина. Надевает она фиолетовую попонку на Лапу, а оранжево-чёрную, ту, которую Кузя носил, в карман плаща кладёт зачем-то. И так два раза в день. Два раза.