Он бежал заросшему бурьяном лугу, бежал без оглядки, задыхаясь. Бежал от себя, и никак не мог убежать. Наконец, Григорий бросился лицом в траву и замер, он хотел спать, да не просто спать, а заснуть и не проснуться. Солнце поднималось медленно, оно как бы не хотело, чтобы он, выродок по имени Гришка, жил дальше на земле.
Не хотел этого и сам Гришка, который сегодня утром, проснувшись, увидел, что лежит в крови, приподнявшись, он увидел лежащую рядом жену Полину, она была бледна и буквально тонула в крови. Вскрикнув, он вскочил и побежал в комнату матери, но её не было, вероятно она уже встала и хлопотала по хозяйству. Во дворе, увидев его безумные глаза, Ильинична бросилось в дом.
И только через час приехала из города Скорая, он видел издалека, как врач покачал головой, и Скорая умчалась на бешеной скорости, а теперь он лежит здесь и хочет смерти, у него нет права на жизнь, даже волк имеет это право, а он, Григорий, нет, ведь он не просто зверь, он изверг выродок. Он поднялся и пошёл к крутому берегу реки, долго стоял, так и не решившись кинуться воду с обрыва.
– Ещё и трус, – подумал он, упал на колени и, крестясь, стал просить у Бога прощения, хотя и осознавал, что нет ему прощения.
Вернувшись домой, он увидел висящие на веревке не до конца выстиранные простыни, стоявшего в грядке с огурцами старшего сына Артёма, тот с ненавистью посмотрел на него и плюнул в его в сторону. И снова, как это бывало всегда, у него полыхнула в груди злоба, он шагнул было к сыну, но увидев его глазах отвращение, понял, что всё, с ним он больше не справится, сын сильнее и смелее его. И он пошёл в дом как побитая собака. Младший Мишка, увидев его, выскочил в окно, а стоявшая перед иконой щупленькая худенькая мать, тихо плакала и молилась, просила у Бога, нет ни здоровья, а жизни Полине.
– Господи, – шептала она,защити её своей необъятной силой, дай ей силы выжить, чтобы поднять двоих деток, да дать им ума. Мне, старой, это будет не под силу. Если она умрёт, то больше некому, нет у них больше отца, а у меня сына, отказываюсь я от того, кто еще недавно был человеком, а потом превратился в зверя. И нет ему прощения, суди его своим Божьим судом, ведь суду людскому это не под силу, слишком много зла сотворил он. Не достоин он твоей любви.
Она затушила своими заскорузлыми от тяжёлой работы пальцами свечку и, повернувшись, увидела Григория, – всё слышал? Так еще и собрание сегодня собирают, будут гнать тебя из деревни, думаю, что никто за тебя не заступиться, даже твои дружки, а на собрание пойдёшь под стражей. Видел у ворот двое ребят стоят, они и поведут, думаю, что и переночевать тебе не дадут – в ночь отправишься в тюрьму, без права возвращения домой.
Она опять повернулась к иконе.
– Господи, да за какие же грехи ты меня наказал, что же я такого сделала, – проговорила она и, горько заплакав, вышла.
Григорий собрал свои пожитки и сел, ожидая, когда его заберут. Зашедший в дом брат Николай, угрюмо сказал:
– Опять отдыхаешь, ну-ну мы с Артёмом дома за тебя всегда работали, а ты только ложкой загребал, в тюрьме тебе и место.
В клубе яблоку негде было упасть, пришла вся деревня, ведь не было в ней ни единого человека, которого не обидел бы хоть раз в жизни Григорий Дьяков, маленькие дети, попадавшиеся ему на пути, когда он впадал в неистовство, остановились его жертвами, и даже тогда, когда он был абсолютно трезвый. Вот эта его злобная страшная трезвость и возмущала людей, ведь не может нормальный человек ни с того ни с сего взять и ударить пятилетнего мальчика так, что до сих пор, став уже 16-летним подростком соседский Иван, прихрамывает. Сколько их, таких случаев было не счесть, уже смотрел Григория и психиатр но не находил у него никакого психического расстройства, а может просто не хотел находить.
А сегодня, увидев бледную как смерть Полину, которую вынесли из дома Николай с Артёмом на окровавленной простыне они решили, что он должен навсегда покинуть деревню:
– Уходи из Липовки подобру-поздорову, – кричали собравшиеся.
Но участковой Пётр Степанович объяснил, что после того, что он сделал подобру-поздорову не получится, теперь он отправиться только в тюрьму. А, собравшиеся на сход, односельчане уже написали бумагу о том, что они не хотят, чтобы Григорий Дьяков проживал в их родной деревне Липовка, и все как один готовы были ее подписать:
– Нет места ему среди людей, ведь не зря же и прозвище ему придумали – Дьявол.
Бывшей колхозной бухгалтер Евдоким Петрович не поленился пройти по деревне и выяснить, есть ли среди односельчан такие кто, не пострадал от руки Дьявола. Нашёлся только один – участковый, и то лишь потому что при соответствующей должности, да еще и приезжий, всего полтора года, как он живёт в Липовке. Он же, Пётр Степанович, в больницу позвонил узнать о Полине:
– Не знают врачи пока ничего, говорят много крови потеряла. Он же бил до потери сознания, она до утра так в себя и не пришла, говорят мальчонка большенький уже был, месяцев пять сроком, да только забил он его до смерти.
Ведь по животу со всей дури бил,– сказал сосед Дьяковых Михалыч,–сам видел вечером.
На сходе кричали все хором, предложение было одно – Григорий должен сесть в тюрьму, а потом на всю оставшуюся жизнь забыть родную Липовку.
– А пацанам, в случае чего, мы всем миром помогать будем, тоже ведь натерпелись, бедолаги. – предложил кто-то, и его поддержали. А наутро Григория увезли.
Через месяц Полину выписали из больницы домой, её привез участковый, он же и сказал, что суд над Дьяволом будет через 3 недели, Полина вышла из больницы худая и бледная, постоянно жаловалась на головные боли, ей запретили поднимать тяжелое и нагибаться. Она только помогала свекрови на кухне, доила корову– своенравная Груня подпускала к себе только её. Пока работал один Николай, было трудно, но они старались поддерживать друг друга, держаться вместе. Николаю предлагали работу в городе, но он не мог их бросить.
– Колюшка, жениться тебе пора, а мы уж как-нибудь, – запричитала мать,она была уже год на пенсии, могла бы еще и работать, но работы в Липовке не было.
Вскоре состоялся суд, Григорию дали три года и отправили в соседнюю область. На семейном совете решили, что никаких передач, никаких визитов не будет.
– Пусть обходится, любил кататься, пусть саночки возит, не помрет, – говорил Николай.
– Правильно, нам хоть передышка будет, – поддерживал его Артем.
– Почему передышка, в деревне он уже больше не появится, пусть устраивается, как хочет, он сам по себе, мы сами по себе, свою дорогу он выбрал сам. Полина вот чуть- чуть подлечится и вернётся в школу, директор мне сказал, что месяц-два они её могут заменить.
– Да я и раньше выйду, вот ещё недельку и всё.
Дети тоже старались помогать, особенно Артём, а Мишка пока работал в должности под названием “подай-принеси”, ему было только девять лет. Мирная атмосфера позволила им всем, если не забыть, то по крайней мере не вспоминать жуткую жизнь с Григорием, когда каждый вечер они жили в страхе ожидания побоев, а это случалось чуть ли не каждый день. Однажды, вернувшись с работы, Николай за ужином сказал, что ему предлагают работу в городе:
– Но хочу сначала посоветоваться с вами, я рассудил так: Артём уже большой, с тяжёлой работой будет помогать, пенсии и зарплаты вам хватит на питание и коммунальные услуги, а я буду присылать деньги, чтобы одевать мальчишек.
– Сынок, а жить ты где будешь? – запричитала Ильинична.
– Там куда меня берут, есть общежитие, все живут сначала там, а потом уже устраиваются, кто как может, если я сейчас не уеду, к старости я ничего себе не заработаю. Деревня... – сами видите здесь скоро одни пенсионеры останутся, посмотрите, вся наша молодёжь в город подалась, и возвращаться не собирается.
– Ты прав, Коля, это самое лучшее решение, а через год Артем приедет учиться, ты за ним присмотришь, – заодно думала о сыне Полина, –за нас не беспокойся мы ведь лодырничать не будем, овощи фрукты и дальше будем выращивать не пропадали же раньше, и сейчас не пропадем. Да и ты приезжать будешь продукты брать себе, всё сподручней будет, чем магазине втридорога покупать, а до города близко, ты можешь раз или два в месяц приезжать.
И началась у них жизнь без взрослого мужчины, но справлялись, если Артем не знал, как надо выполнить ту или иную работу, он бежал консультироваться к соседу, а если он не мог справиться с чем-то тяжёлым, заставляли и Мишу помогать. Продуктов им хватало.
Николай, пожив в общежитии, и заработав немного денег, снял квартиру. Артём пару раз наведался к нему, привёз картошку лук и все остальное, что они вырастили за лето. А приехав под Новый Год ещё раз, он увидел у него ноутбук. И Артёму страстно захотелось в город.
– Потерпи, вот девятый класс закончишь и переедешь ко мне. Ты уже думал, куда поступать будешь?
– Да, в медучилище пойду, на фельдшера. Я помню, как он мамку спасал, если бы не этот дядя, могло бы случиться непоправимое, вот и я хочу людей спасать.
– Это ты правильно решил, хвалю,– сказал ему Николай и подумал:
– А ведь мы почти год ни разу имени Григория не произнесли, даже мама. Как там он?
А тот из Дьявола превратился в маленькую серенькую мышку, ведь он был трус. Поэтому, когда на первых порах он пытался показать свою силу и дурь, то сокамерники быстро “поставили” его на место. Сломленный законами, царившими на зоне, он, стал незаметным рядовым заключенным, который не мог рассчитывать на уважение и лидерство, а мог только подчиняться более авторитетным заключенным. Но его злоба никуда не делась, она тихонько подогревалась в нём, иногда даже закипала, когда его сильно унижали и смеялись над ним. Ему стоило большого труда сдержаться, и он терпел. Терпел и насмешки и издевательства, понимая, что ему не под силу совладать с устоявшимися тюремными правилами. И он замкнулся в себе, не понимая, что делает плохо, ведь это вызывало раздражение и ненависть к нему людей, считавших, что он ставит себя выше их, уединяясь и не желая общаться с ними.