Границы всегда привлекали странных людей. Чем меньше людей вокруг, тем более странными становятся те, кто остался. Ослабьте шнуровку социального корсета и посмотрите, насколько странными мы становимся. Камни здесь тихие
Когда я сидел вот так на пляже в Ницце, камни рычали, трещали и грохотали, как спокойный гром. Я сидел спиной к набережной, где произошли убийства, и смотрел, как солнце сливается со своим собственным водным отражением. Круглые камешки пели с каждой уходящей волной.
Солнце то же самое. А пляж - нет. Здесь нет убийств. Нет рычащих грузовиков и панических криков. Ни пляжных клубов, ни ресторанов, ни аляповатого золотого сияния неуместного "Макдональдса", обнажающего уродливые зубы на первом этаже казино.
Это Канада. Это практически декабрь. Даже если солнце помнит Средиземноморье так же, как и я. То же самое солнце светило на этом пляже Британской Колумбии, наблюдая за древним разговором между камнем, водой и ветром, еще до того, как первые финикийцы высадили лодки на пляжах Франции. До того, как в скалистых пещерах Грот дю Лазарет с видом на море поселились существа, лишь наполовину состоящие из людей.
Разговор остался прежним, но аудитория изменилась. До сих пор меня не было здесь, чтобы поймать это. Тонкий шлейф пены, придающий нежным волнам кружевную отделку в том месте, где они встречаются с берегом. Зыбкое отражение озера на подножии поросшего мхом утеса. Яркая зелень деревьев, которые не хотят сбрасывать листву, пьют вместе солнечный свет и дождь и делают вид, что зимы не существует.
Я не солипсист. Если бы меня здесь не было, эти вещи все равно бы существовали. Но не совсем в том же виде. Мир существует без нас, но мир, в котором мы живем, - это плод воображения. Жужжащий рой мутных воспоминаний и сияющей фальши. Солнце светит ярче, потому что мы его видим.
В этих диких и заброшенных местах мы становимся более подлинными.
Люди здесь странные.
Летом вода - это практически рутина. Все устремляются к ней, как оживленные мухи, собирающиеся вокруг куска слюны. Свет делает нас активными. Жара заставляет нас расцветать.
Нужно быть определенным человеком, чтобы искать те же места зимой. Семьи практически исчезают, их заменяют пожилые пары или одинокие любители выгуливать собак. В одном из моих любимых мест, на скалистой скамье над озером, о которой почти никто не знает, я обменялся приглушенными приветствиями с худой женщиной. Ее волосы были цвета полированного бетона, а руки были подняты в жесте - недоверие? Благодарность? - в сторону озера.
Люди становятся странными. Зимой дикая природа принадлежит искателям одиночества, чудакам, неудачникам. Если бы у меня было племя, это было бы оно. Состоящее исключительно из людей, которые не хотят быть частью какого-либо племени. Молчаливое общество, основанное на том, чтобы оставить друг друга в покое.
Я торможу для фей
Одна из тех слащавых наклеек, которые можно найти в сувенирных магазинах. Я торможу для фей, лепреконов, единорогов и других существ, которых вижу только я. Весело шлепнутая на задний бампер Kia цвета мартовского грязного снега, эта причудливая наклейка неслась передо мной по горной дороге.
Если бы вы знали немного больше о лепреконах, вы бы переехали этих ублюдков. Если старые истории правдивы, нам следует опасаться фей. Но я неравнодушен к причудливому и странному, даже если не верю ни единому слову. Может быть, под темными пятнами леса нет ничего, кроме паутины и дождя. Но мы не обязаны в это верить.
Однажды в капельной темноте плодородного леса я услышал странное кваканье, которое оказалось смущенной женщиной, поющей упавшему дереву. В другой раз я столкнулся с мужчиной, который вызывал духов в каменном круге под деревьями с помощью быстрых свистящих свистков.
Некоторые люди оставляют раскрашенные камни в сетях корней. Некоторые оставляют опавшие цветы у основания деревьев.
Далеко ходить не нужно. По дороге к озеру я увидел человека по пояс в ледяной воде. Подняв руки в позе лотоса, он стоял так же неподвижно, как спутанные корни упавшего дерева, которое поднималось из воды перед ним.
Я смеюсь над такими эксцентриками, когда нахожу их. Но есть что-то теплое в том, что человек полностью принадлежит себе. Тихие места позволяют нам быть теми, кто мы есть на самом деле, во всем нашем полном безрассудстве. Это часть того, почему дикие места так ценны.
При всей красоте этого мира, он не был красивым, пока мы не пришли сюда. Еще 16 000 лет назад в этих лесах не ступала нога человека. Эти леса были так же чисты и совершенны, как галька на пляже, на которой видны только мои следы, которым суждено исчезнуть после моего ухода под действием ветра и волн. Потребовался акт воображения, чтобы превратить глыбу камня в гору, лес - в бога. Именно наши чувства по отношению к миру делают его прекрасным. Та его версия, которая существует только в нашем сознании, - это то, что мы действительно любим.
Воображение делает мир сияющим. Ложь, которая открывает более глубокую правду. Каждый раз, когда я спускаю на воду свою лодку, я усмехаюсь над образом, который непроизвольно возникает в моем воображении: чешуйчатая рука тянется из воды, чтобы схватить меня за запястье и утащить под воду. Если на тропинке под деревьями я пройду между двумя высокими валунами, я обязательно пройду через них еще раз на обратном пути. Я прочитал слишком много сказок, чтобы глупо рисковать.
Пляж на закате.
Я не суеверен. Все это не реально. В этом-то и проблема. Ничто из этого не реально.
Ни истории, которые мы рассказываем друг другу, ни мир, который, как нам кажется, мы видим вокруг себя. Мы знаем лишь малейшую часть всего, что существует. Мы знаем достаточно, чтобы понять, как мало мы знаем.
Научный метод - это все, что у нас есть, чтобы пролить свет на окружающий нас краснозубый туман. Всякий раз, когда мы отклоняемся от него, происходят плохие вещи. Но вся наука в мире не мешает мне почувствовать, хотя бы на секунду, что эта липкая рука, словно латы, сомкнулась вокруг меня. Знание того, что голоса не настоящие, не мешает мне слышать их. Это только мешает мне реагировать.
Я бы не хотел, чтобы было по-другому. Чтобы построить мир, в котором мы можем жить, нужны твердые головы, а чтобы сделать его достойным жизни - мягкие сердца. Я бы предпочел быть ребенком, пускающим мыльные пузыри по тихой воде озера, завороженный их волшебным движением, чем лысеющим застройщиком, хмурящимся на график и думающим, сколько еще деревьев ему нужно срубить, чтобы построить еще один ужасный дом.
В моем воображении есть место и для назойливых келпи в озере, и для ощетинившегося снежного человека, который, по слухам, бродит по этим лесам, хотя мой разум не допускает их существования. Существует не один вид знаний.
К четырем часам дня ворота закрываются.
Солнце опускается за горы. Озеро дышит холодным воздухом над пляжами и шепчущимися скалами. Парковка пустеет, сжимается остывающее сердце, чтобы выпустить в пустоту последнюю каплю крови.
Женщина с бетонными волосами, ребенок, пускающий пузыри, и неподвижный медитирующий мужчина исчезают так же уверенно, как и пушистое облако, разорванное ослепительно белой короной возвышающейся над ним горы. Опавшие листья кружатся и танцуют в турбулентном воздухе, и моя машина приходит в движение, когда я направляюсь к дому.
Может быть, я вернусь завтра. А может, и нет. Может быть, вместо меня здесь будет кто-то такой же, как я. Неважно, что говорит погода, неважно, что унылая тирания фактов настаивает на том, что все так, как есть, и иначе быть не может.
В дикой природе всегда найдется место для молчаливых и странных. Здесь всегда будет место для этих существ, которых вижу только я.