А вот и та самая другая история из предыдущего поста.
Почему ожидание так много значит? Что за ним стоит? Почему оно сейчас в таком дефиците? Почему дождаться своей очереди тяжело? Дождаться помощи тяжело? Дождаться любимого человека тяжело? Дождаться, пока еда приготовится, тяжело? Дождаться конца рабочего дня, выходных, зарплаты, пенсии, пособий — тяжело? Время как будто ускорилось и забыло взять нас с собой. Нет же! Время осталось прежним. Это мы его насильно ускорили. Мы разогнали его до первой космической. Но ради чего? Я как-то заметил, что все чаще слышу в ответ на вопрос, требующий ожидания, не «минутку» как раньше, а «секундочку». Куда уж быстрее?
Мы загнали друг друга. И в этой безумной гонке, кажется, обо всем забыли. Забыли, что были молоды и неторопливы. Забыли, что в лете 92 дня, а не неделя, только что промчавшаяся перед глазами. Забыли остановиться и оглянуться. Как получилось у нас раскрутить жизнь подобно центробежному аттракциону? Мы родились, полежали, поползли, пошли, побежали. К маме. К друзьям. К любимым. И тут бы остановиться, оглядеться. Но, нет! Рожаем своих детей. Отдаем им себя без остатка. Ждем, когда они пойдут. И удивляемся, что убегают они от нас к своим друзьям, своим любимым.
«Остановись, мгновенье», — произносит Фауст, и все: обречен. А мы почему его не остановим? Нас что пугает? Собственное «Я»? Потому ли бежим вечно, что от него? Или нам страшно смотреть на черепки жизни за спиной? На растоптанные судьбы. На разбитые сердца. Впопыхах разбитые. «Ждать, пытаясь себя сдержать»? Да, Марк, да. Именно так.
Кажется мы ждали всегда. «Мы ждали завтрашний день. Каждый день ждали завтрашний день». И вы правы, Виктор Робертович. Может оттого и разогнались, и побежали, что ждать уже нет мочи? Что нам ожидание это дало? Шиш с маслом. Да, нет, шалишь: не было там масла вовсе. Капитализм освободил нас, и мы рванули кто куда. Вот и выходит, что удивляться тут нечему: люди вокруг бегут по инерции, попутно вещая о «другом» успехе, без которого все зря. И успех этот существует только пока о нем говорят. А как замолкают, остается от него туманный образ, который чем туманнее, тем охотнее за ним бегут.
И вот где-то здесь ожидание обретает ранг искусства, философии, мировоззрения. Причем маргинального: массы же бегут. Человек ожидающий предстает в их рассказах чокнутым, изгоем. «Действуй! Иди! Смелее! Чего ты ждешь?!» Ожидание сродни трезвости — везде заноза. Ожидая, задумываешься, печалишься. А печаль — тоже моветон. Она ж несмешная! И вот уже ожидание в наших глазах становится самоценным. Заставляет стремиться к себе. Найти не секунду, а минуточку, часок, недельку, саббатикал. Выдохнуть. Устать. Стать собой. Перестать прикидываться. Сбросить личину бегуна. Отсюда и slow food, и неспешный секс, и йога, и медитация, и сад камней.
Куда, в сущности, бежать, если вовремя остановиться и подумать? Какие там часики у кого тикают? Вытащи уже из них батарейку! Разбей к чертовой матери! Стань уже собой! Что говорит тебе твой мозг? «Разгрузить, остановить, хватит, отстань»? А ты не слушаешь и бежишь? Ты в своем уме вообще?! И тело твое, и жизнь твоя — они оба конечны. Не остановившись, не поймешь, что происходит. Оглядись. Задумайся. Поплачь. Отдохни. А как отдохнешь — иди. Иди в правильном направлении. А выбрать его ты сможешь, только если остановишься.