ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ. ТАЙНЫ БЕРГИНОК
По дороге домой я мучилась страхом поездки и разговаривать не хотела. Бедная фрау Рауш, оставшаяся без рук (одна перевязана, в другую мертвой хваткой вцепилась я), мужественно терпела все это время и тоже молчала. За ужином мы перебросились всего парой слов о спектакле - я не стала приставать к женщине со своими вопросами. А они после спектакля появлялись, как грибы после дождя.
Было уже десять тридцать вечера, как сказали мне часы на тумбочке, но, оказавшись в своей комнате, я не спешила ложиться спать. Фреки составил мне компанию: он стащил на пол одеяло и рычал на него, всячески давая понять, что может провести ночь без сна, если так надо. Я передвигалась по комнате уже без помощи рук и намеревалась найти для своего плеера что-нибудь интересное. Хозяйский шкаф был заполнен дисками, и наверняка там было что послушать, но... Не даром же, направляясь к нему, я вытащила из своей сумки ключ, выданный мне Фреки? Если быть честной с самой собой, он давно ждал своего часа. Но, прежде чем я отправилась на поиски, пришлось ответить на телефонный звонок. Это была мам, которая, несмотря на конец рабочего дня в своей Канаде, горела нетерпением:
- Есть сдвиги?
Услышав, что сдвигов нет, она не стала заражать меня своим оптимизмом обычным образом или дожидаться моего нытья, а просто заявила:
- Все понятно. Я приезжаю послезавтра и мы едем к доктору Штейну, который немедленно приступает к стимуляции. Думаю, на это уйдет пара-тройка дней, не больше. Потом к тебе вернется зрение, и мы сразу же отправляемся домой.
- Разве доктор Штейн говорил о паре-тройке дней? – удивилась я. - Что-то я такого не припомню.
- Конечно, говорил, - напирала мам, - ты просто забыла.
Я была уверена, что ничего такого он не говорил, но спорить не стала. Пусть так думает, если ей легче.У мамы явно было желание совершить штурм.
- Эй, что ты там молчишь? – забеспокоилась мама. – Даже думать не смей! Все будет хорошо!
- Ладно, мам, пусть все будет хорошо. Просто, если все действительно будет так хорошо, как ты говоришь, давай здесь немного задержимся. Бавария такая красивая…
Мам помолчала и подозрительно спросила:
- А ты откуда знаешь?
- Ну, тут все так говорят, - открыла я ей местную тайну, - и вообще, я сегодня видела спектакль, и, если верить декорациям...
- Видела спектакль? – закричала мама в трубку. – Ты что, меня обманываешь? Как это возможно? Или ты скрываешь, что стала видеть?
Я тупо проговорилась, и теперь придется все объяснять.
- Мам, я надевала специальные очки для слепых. Их мне дали нибелунги - они много чего умеют делать необыкновенного.
- Кто? – Мама еще больше разволновалась. – Лиза, с тобой все в порядке? Что там у вас происходит?
Ну, вот и поговорили. Пришлось успокаивать мам.
- Не волнуйся, мам, со мной все в порядке. Очки совершенно безвредные, и доктор Штейн разрешил ими пользоваться.
- Так! – Мам сделала для себя какие-то выводы. – Я срочно вылетаю первым же рейсом: надо срочно выяснить, в чем дело.
- Мам, я тебя очень прошу: не надо никаких первых рейсов. Приезжай как и собиралась, послезавтра. У меня все нормально!
Мне хотелось плакать от злости на себя. Угораздило же ляпнуть!
- Ладно! – Мам, кажется, немного успокоилась. – С первым рейсом, действительно, могут быть проблемы - прилечу, как собиралась. Разберусь там со всеми.
Представляю, как она тут со всеми разберется. Нибелунгам мало не покажется, и доктору Щтейну достанется, и Хельге с фрау Рауш...
Разговор с мам меня, конечно, расстроил, но не настолько, чтобы отменить свои планы. Поход к шкафу все же состоялся. Фреки путался под ногами, но я почти по прямой достигла шкафа и приступила к поискам. На открытых полках по-прежнему находились книги и диски. У меня была еще возможность взять любой попавшийся диск и устроиться с ним в постели, - на нем обязательно оказалась бы запись какой- нибудь оперы Вагнера, но... В руках у меня был ключ от запертой полки. Зачем он там оказался? Замок поддался совсем легко, и тут меня ждало разочарование: на полке совсем не было дисков - только книги. Я заканчивала их перебирать руками и уже собиралась отправиться восвояси, когда у меня под пальцами оказался какой-то выступ в задней стенке шкафа. Легкое нажатие - и выдвинулся маленький ящичек, вмещавший еще одну книгу, довольно потрепанную, и коробку, в которой, как оказалось лежал диск. Именно его, чувствуя себя любопытной и неблагодарной гостьей, я пристроила в свой плеер.
Мы с Фреки улеглись в постель, и я приступила к прослушиванию или подслушиванию, не знаю, как и сказать. Из наушников полился мелодичный, хорошо знакомый мне голос бабушки Хельги - тот самый, что читал стихи о Лоэнгрине и Эльзе и Тристане и Изольде. На сей раз он говорил в прозе и звучал серьезно и, как мне показалось, немного печально.
- Моя милая, единственная внучка Оленька! Ты услышишь этот рассказ, когда меня уже не будет в живых - такова моя воля. Мы часто и о многом беседовали с тобой, но есть нечто очень важное, что я от тебя утаила. Надеюсь, ты не станешь за это обижаться на свою любимую бабушку.
Сначала о себе. Непросто складывалась наша с твоим дедом жизнь и в России, и в Германии. Немецкая национальность стала бедой нашей семьи во время Второй мировой войны и в послевоенное время в Советской России. Нашим родителям и нам, детям этнических немцев, дали почувствовать себя чужими на нашей Родине, которую очень любили. Тем не менее мы получили прекрасное образование и очень благодарны за это России.
Ты знаешь, как люблю я русский язык, культуру, и очень горжусь, что вы с твоей мамой прекрасно говорите по-русски и с детства знакомы с русской литературой и искусством. Мое увлечение немецкой музыкой в консерватории, где я училась, не было понято, более того, осуждалось и даже преследовалось. Вагнер, композитор, творчеству которого была посвящена моя диссертация, многими тогда признавался идейным вдохновителем Гитлера, во всяком случае, нашим ректором. С трудом, но мне удалось защитить свою работу в Москве, но после этого работать в консерватории мне стало невозможно. Под влиянием момента, на первой волне эмиграции немцев из России, мы с твоим дедом, который сопротивлялся до последнего - считал себя абсолютно русским - перебрались в Германию. Мне пришлось забыть о своем дипломе и степени кандидата наук – никому они здесь были не интересны, и я пошла работать компаньонкой к одной очень пожилой женщине – ухаживала за ней, выполняла всю работу по дому, саду и быстро заслужила ее уважение и доверие.
Это была очень интересная особа, и незадолго до своей смерти, а было ей к тому времени ни много ни мало - девяносто семь лет, она доверила мне совершенно невероятную тайну. У нее не осталось ни родных, ни друзей, но она владела огромным грузом знаний, который несла до последней минуты жизни. Это богатство она оставила мне, и я, честно говоря, не совсем понимала, что с ним делать.
Итак, женщина утверждала, что является последней представительницей ордена бергинок – древней организации, не монашеской и не церковной. Это было добровольное объединение женщин, образованное еще в конце 10 века, а цель у него была одна - приносить людям добро в меру своих сил и возможностей. История ордена записана в так называемых "Летописях бергинок", с трепетом переданных мне старой женщиной во время обряда посвящения в бергинки. Да, я удостоилась такой чести, и с тех пор документ хранится у нас дома.
Бергинка поведала мне, и позднее я прочитала об этом в "Летописях", что зарождение ордена произошло на территории современной Бельгии. Все началось с того, что несколько одиноких женщин объединились для совместного выживания во времена голода. Они поселились на территории заброшенного полуразрушенного замка на берегу озера. Очень скоро к ним присоединилась одна очень странная девушка по имени Бергдис. Несмотря на необычайную красоту и молодость, девушка решила разделить их обособленный образ жизни. Она многое умела, была не по годам мудра и владела искусством исцелять, оказывая помощь всем страждущим.
Постепенно образовалась небольшая община, которая вела образ жизни вроде монастырского. Женщины привели заброшенный замок и окружающие его постройки в порядок, и он превратился в достойное, окруженное прекрасным садом жилище.
На озере всегда было много лебедей, и Бергдис могла часами сидеть возле него, любуясь птицами, которые всегда могли найти здесь корм и кров.
Когда в общине укрепились постоянные и надежные члены, девушка поведала им свою совершенно невероятную тайну. Она утверждала, что является дочерью Брунгильды и Зигфрида, героев древних легенд, то есть приходится внучкой самому верховному богу Вотану! Более того, она рассказала о своих земных жизненных историях, самая последняя из которых - судьба дочери правителя Брабанта - была хорошо известна в этих краях. Сначала ее соратницы сочли Бергдис сумасшедшей, и в тайне от нее привезли в монастырь брата Эльзы Брабантской Готфрида. Тот чуть было не лишился чувств, увидав свою сестру, которую уже несколько лет назад похоронил. После такого опрометчивого поступка своих соратниц, Бердис вынуждена была покинуть место своего проживания - она перебралась в глухие места Баварии, ближе к озерам. Многие члены общины после этого случая стали безоговорочно доверять Бергдис и даже боготворить ее. Они последовали за Бергдис, развернули свою деятельность на новом месте и назвали свою общину орденом бергинок - от имени Бергдис, в переводе с древнескандинавского означающего "защита богов", причем правильнее было бы написать это имя раздельно Берг дис. Именно по первой части, означающей, собственно, защиту, орден и назвался.
На новом месте орден благополучно просуществовал несколько веков. Авторитет Бергдис рос - ведь все женщины вокруг старели и умирали, а она всегда оставалась молодой и прекрасной, и только вселенская грусть в глазах и удивительная мудрость напоминали бергинкам, что Бергдис - старейшая представительницей ордена.
Орден был верен своему названию - спасал и таил отвергнутых, предоставлял приют, как сейчас сказали бы, жертвам политических репрессий. Бергдис передавала бергинкам свои знания по части целительства, и женщины научились помогать больным, со временем стали заниматься и образованием.
В "Летописях" подробно описывается деятельность бергинок в раннем и позднем средневековье, исполненная трудностей и опасностей. Там же рассказано о многих тайнах, неведомых простым людям, но давно известных бергинкам. Одна из них - факт существования древних существ, ассимилировавшихся среди людей.
Меня лично более всего впечатлило обыденное упоминание в "Летописях" о нибелунгах, как соседях бергинок. У них установились довольно интересные отношения. Бергинки однажды спасли представителей этого племени, и те сделали им бесценный подарок - поделились медом поэзии. С тех пор простой обряд посвящения в бергинки включал в себя вкушение меда поэзии, а сами бергинки приобрели особенность - способность к литературному творчеству.
Нибелунги в трудный момент тоже оказали бергинкам помощь. В то время, когда в Баварии свирепствовала инквизиция, бергинки впали в немилость, ведь инквизиторы считали высокое духовное развитие дьявольщиной. Быть бы многим из бергинок сожженными на кострах, если бы нибелунги ни показали им свои тайные пещеры. Женщины спаслись, и поинтересовались, чем могут отблагодарить нибелунгов. Те ответили, что в свое время ответят на этот вопрос.
После того, как погасли костры инквизиции, жизнь постепенно вернулась в свое русло, и бергинки продолжили творить добрые дела.
Но я хочу вернуться к судьбе Бергдис. Из "Летописей" я узнала, что Бергдис была заколдована своим дедом Вотаном на вечные муки любви. Так она оказалась главным действующим лицом самых трагических любовных романов северной Европы. Кто знает, сколько раз ей пришлось бы еще войти в историю под разными именами, если бы ход событий не был изменен. Ощутив наконец в критический момент силу крови своей матери - валькирии, Бергдис смогла осуществить полет в высшие сферы. Так, вместе с Лоэнгрином, она оказалась на горе Монсальват. Сам Парсифаль с помощью чаши Грааля попытался снять с нее проклятие языческого бога, что частично ему удалось – цепь реинкарнаций прервалась, но осталось вечное томительное существование без любви, от которой она освободилась. Бедняжка попала в западню еще более страшную – вечная жизнь без любви грозила стать страшнее вечных мук любви.
Но, к счастью, любовь - понятие широкое. И Вотан, и Парсифаль имели в виду только любовь между мужчиной и женщиной. Бергдис всю свою энергию направила на помощь людям - любовь к ближнему у нее никто не отнимал. Результат ее усилий был превосходным - орден успешно существовал и приносил добро. Но у Бергдис существовала еще одна проблема, с которой она жила долгое время, а точнее сказать, много веков. Эта история занимает особое место в "Летописях".
Надо заметить, что нибелунги постепенно стали приживаться в обществе. Они были людьми талантливыми и находили себе вполне уважаемые специальности. Но общество очень неохотно принимало их - репутация нибелунгов была почти безнадежно испорчена мифами и молвой.
Однажды, а дело происходило уже во второй половине девятнадцатого века, старый нибелунг, посетил приют бергинок. Он изъявил желание встретиться с самой Бергдис, и она не отказала ему в этом.
Нибелунг напомнил о том, что пришло время отблагодарить их племя за помощь, оказанную когда-то бергинкам. Он попросил бергинок помочь нибелунгам реабилитироваться, - без авторитетной поддержки им было бы трудно достичь в обществе достойного их места. Поскольку орден бергинок имел безупречную историю и был уважаемой организацией, к их слову, кстати сказать, весьма умелому, благодаря тому же меду поэзии, могли бы прислушаться. Добрый жест в сторону нибелунгов мог заключаться в какой-либо творческой форме: книгах, публикациях, пьесах, в конце концов. Их смысл виделся нибелунгам в том, чтобы помочь им отмежеваться от злодейств Альбериха и его сына, как главных виновников злой судьбы всех нибелунгов. Ни один из них, включая оклеветанного приемного отца Зигфрида Миме, не имел подлых намерений, как утверждал старый нибелунг, и было бы несправедливо вечно обвинять трудолюбивый и талантливый народ в злодействах.
Бергдис обещала сделать все, что будет в силах ордена, и беседа шла гладко до тех пор, пока взгляд нибелунга не упал на руки Бергдис. Бергинки - свидетельницы той встречи, как записано в "Летописях", были потрясены реакцией нибелунга, которую он не сумел скрыть - едва не потерял сознание, когда разглядел кольцо, украшавшее палец Бергдис.
Бергинки привели его в чувство, после чего нибелунг слезно стал просить показать ему кольцо. Бергдис отказала ему и, сославшись на недомогание, закончила разговор.
«Это кольцо нибелунгов» - прошептал гость и поспешно откланялся.
Бергинки пребывали в оцепенении. Им ли было не знать о знаменитом кольце, которое, как все полагали, находилось на дне Рейна со времен гибели Зигфрида, Брунгильды, да и самих языческих богов.
Выходило, что в руках, вернее, на руке Бергдис находится проклятое кольцо, которое несет огромную опасность! И один нибелунг уже знал об этом! Как бы ни были они заинтересованы в расположении и помощи бергинок, такое открытие могло иметь непредсказуемые последствия. Бергдис сразу осознала всю сложность ситуации и степень своей ответственности. Она понимала, что кольцо должно быть надежно спрятано хотя бы на какое-то время. Это составляло огромную трудность».
Тут рассказ бабушки Хельги прерывался. Мне хотелось как следует потрясти плеер и спросить его напрямик, зачем диск и бабушка так со мной поступают. Но в последнее время все, что меня окружало, выработало дурную привычку кончаться на самом интересном месте. Мне не оставалось ничего другого, как заснуть, тем более, что часы сказали мне: время ушло далеко за полночь. Но прежде я вернула на место диск, заперла замок, и оставила в нем ключ.
#литература #чтение #писательство #книга #рассказы #фэнтези #легенды и мифы