ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. И ЕЩЁ НЕМНОГО О РЫЦАРЯХ
Не успела я переварить услышанное, как тут же не успела задать Хельге кучу вопросов:
у нее, как всегда, не вовремя зазвонил телефон.
Хельга ответила на звонок спокойно, потом стала нервничать - говорить громче и быстрее. Было понятно, что произошла неприятность.
- Что-то случилось? - волнуясь, спросила я, когда она закончила разговор.
- Да, Лизонька. Мне нужно срочно ехать - мама попала в аварию по дороге в Мюнхен.
- Что-то серьезное? - беспокоилась я.
- Нет, ничего страшного не произошло, но я должна быть рядом. Ей сделали перевязку – кажется, рука повреждена.
- Езжай быстрее! Не переживая за меня, я и одна прекрасно справлюсь, - заверила я Хельгу.
- Нет, Лиза, я позвоню Генриху - попрошу его посидеть с тобой до моего возвращения.
- Но, Хельга, - попыталась возражать я, - мне все равно надо лежать. Не звони Генриху - отдохну здесь одна.
Спорить было бесполезно: Хельга, покидая комнату, уже разговаривала с кем-то по телефон и, уходя, бросила мне:
- Генрих будет через полчаса. Я уехала.
Сначала я разозлилась на такую плотную опеку, потом успокоилась и поняла две вещи: во-первых, у меня есть целых полчаса свободы, во - вторых, мне снова есть о чем поговорить с Генрихом.
Моя голова больше не болела, и, выждав некоторое время, я направилась к двери. Фреки радостно крутился у моих ног, путая их своим поводком.
- Что, так и не сняли? – спросила я собачку.
В ответ он жалобно проскулил что-то о своей доле. Я взяла Фреки за поводок, и он на удивление спокойно повел меня из дома.
В сад, конечно! Видимо, у него были там какие-то свои интересы, и они совпадали с моими. Отпустив Фреки, я стала двигаться в ту сторону, где должен был находиться забор. Я миновала плетеный стол со стульями, приблизилась к нему вплотную, вынула свой переводчик, и стала осторожно передвигаться вдоль забора. Был слышен звук работы какого-то прибора, похожий на шум пылесоса, и больше ничего. Я подождала еще несколько минут и, разочарованная, собиралась уже вернуться в дом, как вдруг шум прекратился и раздался женский голос. Умный малыш-переводчик заговорил:
- Герр Альберт! Уличный пылесос уже никуда не годится, пора покупать новый.
- Инга, не провоцируй меня на траты, отдай его в ремонт, - отвечал голос соседа.
- Но, когда я последний раз сдавала его в ремонт, мастер сказал, что следующая поломка будет последней – пылесос выработал свой ресурс, - возражала невидимая Инга, по-видимому, домработница или кто-то в этом роде.
- Точно как ты, Инга! – недобро пошутил Альберт.
Наверное, вслед за этим он ушел со двора, потому что Инга, судя по голосу, женщина немолодая, принялась ворчать:
- Вот ведь как: выработала ресурс! Платит копейки при таком-то объеме работы. Нет, я пойду в профсоюз! Если он меня уволит, я так этого не оставлю!
Затем женщина, видимо, соединилась с кем-то по телефону, потому что раздалось следующее:
- Представляешь, он собирается меня уволить! Да! Я, конечно, не стала бы в другое время говорить такие вещи, но мое терпение на исходе! Вот: я сегодня же пойду к соседкам и расскажу кое-что о своем хозяине.
Инга говорила совсем тихо, наверное, прижавшись к забору прямо напротив меня.
- Они тут замышляют что-то со своим долговязым дружком. То и дело слышу от него: "Никто нам не помешает, мы ее поймаем". Аппараты какие-то у них здесь странные. Может быть, мне отправиться прямо в полицию? Думаешь, стоит? А? А вдруг он меня и впрямь уволит? Что? Да кому я нужна?
Женщина, похоже, плохо слышала, потому что все время переспрашивала, при этом и сама говорила все громче. Она все-таки дождалась, что хозяин ее услышал.
- Инга! Старая ты ворчунья! Опять болтаешь по телефону вместо того, чтобы работать! Посмотри, еще сорняки надо убрать отсюда, отсюда, да и здесь, в клумбе с маргаритками полное безобразие!
Голоса затихли. Я стала осторожно пробираться обратно к дому. Фреки сразу поспешил мне на помощь - бросился под ноги вместе со своим поводком. Милая собачка повела меня по коридорам, где я и столкнулась с Генрихом.
- Грюс Готт, Лизхен! Хельга говорить, что отдыхать. Почему ходить?
- Да так - на минутку вышла глотнуть свежего воздуха. Не обращай внимания – я уже в постели.
Я быстро прошмыгнула к кровати и легла, закрывшись одеялом. Генрих расположился рядом – то ли на кресле, то ли на диване: развлекать приехал, а может, сторожить.
- Как чувствовать? – поинтересовался он, внимательный, как всегда.
- Без изменений, - отчиталась я о своем состоянии.
- Хельга говорить, ты видеть Людвиг?
- Видишь, как на меня подействовали твои рассказы - приснился мне Людвиг-то, – слегка подколола я Генриха
- Еще она говорить, что перед ночь ты читать Лоэнгрин от ее бабушка, и во сне быть на Монсальват.
И когда это она успела все доложить Генриху? И зачем?
- От бабушки? - "Лоэнгрин от бабушки" звучало очень смешно, как "валенки от кутюр", но Генриху я об этом говорить не стала. - Хельга сказала, что она повторила в стихах либретто Вагнера. Это что, какой-то особенный Лоэнгрин?
- Бабушка Хельга переводить в стих, что в либретто Вагнер, а сам Вагнер делать микс из разный легенда, - объяснил Генрих и смущенно добавил:
- Лизхен, мне трудно хорошо говорить по-русски, я не мочь много говорить интересно…
- Ну что ты, Генрих! – стала я его успокаивать. – Хотела бы я так же плохо говорить по-немецки. Ты молодец! Я прекрасно понимаю тебя, и… большое спасибо!
Я бы, наверное, опять растрогалась - какие все-таки здесь милые люди, возятся со мной, еще и извиняются - но чувство тревоги, поселившееся во мне, делало все вокруг подозрительным и неправдоподобным.
- Что не так с бабушкиным Лоэнгрином? – поинтересовалась я. - Вагнер - микс - бабушка. Похоже на испорченный телефон.
- Все так! – испугался Генрих непонятного испорченного телефона. – Но в главной легенда нет Готфрид. Там Тельрамунд хочет жениться Эльза и забрать земля Брабант, а Эльза не хотеть.
- А как же его жена? – удивилась я.
- Ортруда из легенда Вагнер, это она колдовать Готфрид в лебедь. А в другой легенда Лоэнгрин жениться Эльза и долго жить с ней. У них быть дети, а внук стать Готфрид Бульонский.
Я засмеялась и спросила:
- Генрих, ты ничего не перепутал? Откуда Бульонский? Это прозвище?
- Я не путать! – обиделся Генрих. - Быть такой герцог Готфрид Бульонский, он делать первый крестовый поход на Иерусалим. Там его хотеть сделать король Иерусалимский, но он отказаться – сказать, что Иерусалим иметь один король - с терновой короной – Иисус.
Генрих объявил все это как будто с гордостью за потомка Лоэнгрина.
Федерико Мадрасо и Кунс «Провозглашение Готфрида Бульонского королем Иерусалима» (Изображение из открытого источника Yandex)
- Он иметь особый геральдик крест - золотой на белой, а вокруг – маленький креста.
- Постой! – вспомнила я. – В замке на горе у всех были красные кресты на белых одеждах.
- Я не удивляться. Это крест шванриттер. Они иметь место на Монсальват.
- Кто это шванриттер? - Новые имена и названия продолжали сыпаться на мою голову, путаться там и иногда застревать. Они даже стали казаться мне красивыми.
- Рыцарь Лебедя - то есть и рыцарь Грааля. Они давно жить в Хохэншвангау.
- Господи, да как у вас все запутанно! – проворчала я, вспоминая, в связи с чем слышала последнее название.
- Я говорить тебе - там быть детство Людвиг. Его дед купить и строить замок, Людвиг очень любить его.
- Шван – это лебедь, - вспомнила я, - значит, риттер - рыцарь. Правильно?
- Правильно! – обрадовался Генрих, как отец первому слову своего ребенка.
- Ной - шван - штайн, - попробовала я произнести по слогам название любимого замка Людвига, снова вызвав его восторг:
- Это так!
Везде эти лебеди. Всюду тайны, легенды, загадки...
Почему я так ясно видела во сне страну потусторонних благородных рыцарей? Почему так четко были прорисованы в нем лица, костюмы, убранство замка, которых я никогда не видела наяву? Почему? Кому задать эти вопросы? Генриху? Он, словно запутывая меня еще больше, стал расспрашивать, как выглядел в моем сне Людвиг, как он держался на рыцарском совете (оказывается, так называлось собрание, на котором я присутствовала).
Генрих заставил пересказать меня все, что там происходило.
- Людвиг - настоящий шванриттер! – заключил он. – Ему есть место на Монсальват!
Я понимать твой сон.
"Жаль, что я много не понимать"- подумала я, и спросила, прикидываясь наивным ребенком:
- А что рыцари Грааля делают, кроме как стерегут свою чашу и помогают обиженным?Несправедливости в мире слишком много - их явно на всех не хватает.
- Ты смеяться? - мои слова, кажется, задели романтичного Генриха.
- Легенда есть сказка, - завел он на манер Хельги. - Народ искать красота в серый жизнь. Красота духа хотеть жить вечно. Сколько, ты думать, жить легенда о Лоэнгрин?
Вот и пришел мой час. Кое-чему и нас учат в школе. Кое-что задерживается и в моей полупустой голове.
- Судя по "Лоэнгрину от бабушки", что я прослушала, дело было при короле Генрихе - Птицелове. А он, насколько мне помнится, правил в 10 веке.
Я выдержала паузу, чтобы закрепить успех, но не приняла во внимание то, что Генриха, ботаника-историка, было трудно удивить . Ему это как дважды два.
- Он жить с восемьсотен семь шесть по девятьсотен три шесть год, - уточнил парень, сводя на нет все мои усилия выглядеть высокообразованной личностью.
- Вот. С тех пор часто ли появлялись ваши шванрыцари? – съязвила я.
- Лизхен, - вкрадчиво начал Генрих. – Мой плохой русский и твой молодой лет не дать мне объяснить. Ты трогать маленький ручка огромный глыба. Есть тысяч книг, великих человек, тайна, много наука, загадка и так дальше. Все есть изучать, знать, потом понимать, потом понимать, что ты ничего не знать, опять изучать...
- А зачем "изучать", если потом все равно «понимать, что ты ничего не знать»? – спросила я просто из чувства противоречия и злости на себя, маленькую, слепую и ничего не знающую девочку.
- Тогда жизнь быть очень бедный, Лизхен, очень пустой, и твоя душа... пропадать даром. Так у вас говорить?
- Так, - согласилась я, чувствуя невыносимую усталость.
Мне вдруг страшно захотелось спать - просто, безо всяких красочных снов.
- О, не грустить, Лизхен! - подбодрил меня Генрих. - Шванриттер будет приходить, он видеть несправедливость и приходить...
#литература #рассказы #книги #легенды и мифы #фэнтези