Рябоконь вновь вынужден был обратиться за помощью к Глебу Юдину, которого попросил через базу данных РЖД установить точный график поездок Козловского по стране.
В ожидании результатов, на сайте Русского Дворянского Собора Валерий знакомился со страницами истории знатного рода, некоторые из которых действительно можно было без всякого преувеличения назвать славными.
В дополнение к тому, о чем поведал Ряпушинский, Валерий узнал, что погибшего в Чесменском сражении предка Козловского звали Федором Алексеевичем. Он служил на линейном корабле «Святой Евстафий» под командованием адмирала Спиридонова.
Сражение это состоялось в 1770 году и вошло в золотой фонд русских побед. В нем Российский флот одержал победу над двукратно превосходящими его по количеству кораблей и вооружению на них военно-морскими силами Османской империи. В ходе одного из ключевых эпизодов сражения «Святой Евстафий» сцепился с турецким флагманом (80-пушечным «Бурдж-у-Зафер»). Разгорелся абордажный бой, в котором князь Федор Алексеевич Козловский и погиб. Эта смерть не оказалась напрасной, и русские моряки одержали верх. Они захватили вражеское судно, но начался пожар, и «Евстафий» взорвался. Вслед за ним на воздух взлетел и турецкий флагман. При этом, кроме князя, погибли еще около 600 русских моряков.
Подробности о его писательском таланте, занимавшие не менее двух страниц текста, Валерий читать не стал, переключившись на следующего из Козловских – Петра Борисовича. У того тоже были несомненные способности. Список литературных произведений и выполненных им переводов своей внушительностью вызывал уважение.
Но главным его талантом был талант в шпионаже. Находясь во Франции на дипломатической службе, он, руководимый графом Чернышевым, которого теперь называют русским «Джеймсом Бондом», участвовал в добывании секретной информации.
Видимо, не имея четкого портрета Петра Борисовича, современный художник, работа которого висела сейчас в доме вдовы Антона Козловского, с известной долей остроумия, изобразил его похожим на Штирлица.
Еще о Петре Борисовиче было известно, что он был другом Вяземского и Пушкина. «С Вяземским, дальним потомком Юлиании, он сдружился еще и ради искупления давнего семейного греха» - прочитал Валерий выделенную кем-то жирным шрифтом фразу, смысла которой пока не понял, что, собственно говоря, было не удивительно при таком беглом и обрывчатом ознакомлении с объемным текстом.
Вообще энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона определяет Козловских, как княжеский род, отрасль князей Фоминских и Березуйских (из рода князей Смоленских). Родоначальником рода считается потомок Рюрика в XV колене князь Василий Федорович Фоминский.
Прочитав это, Рябоконь расплылся в улыбке, представив вдруг убиенного Антона, который, горделиво выпятив вперед грудь, произносит известную из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию» фразу: «Рюриковичи Мы».
Но в этом знатном роде были не только славные страницы. Двое из Козловских – братья Юрий и Иван Семеновичи числились в списке известных опричников и были известны проявлениями невероятной жестокости.
Другой прапредок Антона - Федор Юрьевич, в числе иных известных фамилий, таких как Ромодановский, Шереметьев, Лефорт оставил свой след в одной из самых постыднейших страниц истории рода Романовых. Он был постоянным участником учрежденного Петром I Собора, получившего в истории Название Всешутейшего, Всепьянейшего и Сумасброднейшего.
Всепьянейший собор был многолетней забавой царя, главным из канонов которого, было установленное лично Петром I правило «быть пьяным во все дни и не ложиться трезвым спать никогда». По своему содержанию этот собор был преисполненной кощунством, святотатством, похабством и матерщиной пародией на церковь, ее обряды и таинства.
Всепьянейший собор имел обычай выезжать в мир на повозках, в которые были запряжены собаки, козлы, быки, свиньи и медведи.
Судя по описанию этого выезда, художник, чью картину Рябоконь видел в квартире, слегка исказил действительность. На первых санях всегда ездил любимый учитель Петра, Никита Зотов. В усмерть пьяный, в жестяной мире на голове, он, во время поездки, размахивал жезлом, играя отведенную ему Петром роль «князь-папы».
Его полный титул звучал так: «Всешутейший и всесвятейший патриарх кир-ети Никита Пресбургский (Плешбургский), Заяузский, от великих Мытищ и до мудищ». У самого же Петра было прозвище «Пахом - пихахуй».
Компания вламывалась в дома и везде требовала вина и водки, нередко доходило до сексуального насилия над домочадцами.
Имеющееся в тексте описание этого царского клуба, было пространным и изобиловало многими деталями. Читать их Рябоконю скоро стало противно. Противным и мерзким было и чувство стыда за прославленного отретушированной историей царя.
Википедия утверждала, что, во многом благодаря этой забаве Петра, в народе его стали воспринимать как Антихриста.
В общем, среди предков Антона Козловского были и казнокрады, и душегубы, и, даже, маньяки.
Юрий Смоленский, Рюрикович по крови, в 1403 году воспылал страстью к молодой красивой женщине – Юлиании Вяземской. Юлиания была честной женой и ответила на домогательства князя отказом. Тогда Юрий Смоленский подстерег Юлианию на богомолье, с малой охраной. Эту охрану он с дружиной всю порубил, а женщину зверски изнасиловал, и потом еще отрубил ей кисти рук и ног, - видимо, в наказание за неуступчивость.
Юрий стал изгоем и для Московии, и для Великого княжества Литовского, и для Орды. Везде его поступок вызывал презрение и отвращение. Не принимаемый никем, он умер спустя какое-то время в придорожной канаве на границе трех государств.
Ближайшие потомки пытались отмыться от позора, и Василий II, смилостивившись, взял их на службу. Он и дал им фамилию Козловских (от слова «козел», которое в те времена употреблялось в таком же оскорбительном смысле, как и сейчас!).
Эта версия происхождения фамилии, как заметил Рябоконь, отличалась от более распространенной. Та гласила, что своей фамилией род обязан принадлежащему семье городку Козлову в Вяземской земле.
Был среди Козловских и еще один маньяк в более поздние времена. Валерий, читая о нем, подумал, что, видимо, садистские наклонности время от времени просыпались в ком-то из этого рода.
От размышлений на эту тему Рябоконя оторвало то, что компьютер маякнул о пришедшем на его электронную почту письме. Валерий перешел в «почтовый ящик» и открыл присланный Юдиным список железнодорожных перемещений Антона Козловского по стране, с указанием конкретных дат.
Валерий успел лишь мельком просмотреть его до того момента, как сам Глеб позвонил ему по телефону.
- Получил? – спросил бывший сослуживец.
- Да, спасибо.
- О’кей. Я те вот че звоню. Выяснилась такая странная штука. Точно такую же информацию по этому Козловскому (ну, просто, один в один) запрашивал не так давно опер из Кирова. Ну, как тебе такой поворот?
- Слушай. Не знаю. Ну, может быть, запрос был как-то связан с расследованием его убийства. – Не очень уверенно предположил Рябоконь первое, что пришло на ум.
- Не, Валер. Ты, похоже, нюх потерял. Ну, по кой … оперу из Кирова запрашивать информацию по убийству, совершенному в Твери? Можешь не отвечать. Это был риторический вопрос. – В своей обычной веселой и, даже, слегка насмешливой манере прокомментировал Юдин это, как следует непродуманное, и, очевидно, ошибочное предположение. – Кроме того, запрос, судя по его дате, был сделан еще до его убийства. Ну, ладно. Мне некогда. Я сказал – ты услышал, думай. – Не прощаясь, оборвал разговор Глеб.
И Рябоконь задумался. Размышляя, он, повинуясь интуиции, и, сам не зная зачем, вернулся на сайт «Русского Дворянского Собора», где в разделе «Форум», без особого внимания перебирая обширный список виртуальных контактов Козловского, натолкнулся на знакомую фамилию.
Второй из безвременно оставивших этот мир соавторов – Евгений Лебедев, судя по сохранившейся в интернете информации, активно общался с потомком княжеского рода.
Сфера его кандидатской диссертации имела, оказывается, множество пересечений с пространством исторических изысканий Антона. Общение помогало обоим обогатить собственные знания и, вероятнее всего, было обоюдовыгодным.
Ну вот, - подумал Рябоконь – мы и нашли, пока косвенное, но все-таки подтверждение наличия связи между пострадавшими.
- Так что, кое-какие оперативные навыки сохранились. – Вслух высказался Валерий в направлении молчаливо покоящегося на его рабочем столе телефонного аппарата. – Хотя, - продолжил Виктор, уже про себя, цепь своих рассуждений – о наличии между ними связи, с гораздо большей очевидностью говорит сама пропавшая брошюра. А все, что пока удалось выяснить, не дало ни малейшего намека на направление поисков второго экземпляра рукописи или, хотя бы ее черновиков.
Обнаруженные прорехи в следственных действиях, с учетом несомненного наличия связи между потерпевшими давали, пожалуй, дополнительные доказательства жизнеспособности версии о преднамеренном убийстве всех трех соавторов.
Однако собранная информация не пролила, пока, свет на причины этих преступлений.
И этот неожиданный странный запрос Кировского опера. Запрос. Запрос. Запрос… - Трижды повторил про себя Валерий. Такое троекратное повторение слова или фразы было его «фишкой», «ноу-хау», и служило чем-то вроде своеобразного кода, условного сигнала собственному мозгу. Рябоконь полагал, что это помогает «соображалке» сконцентрироваться на проблеме. – Запрос. На первый взгляд, он только усложняет задачу, вводя в ее условия еще одно неизвестное. Но это только на первый взгляд. На самом деле это, может быть, та самая ниточка…
Ну, да ничего. Как любит говаривать Глеб Юдин: «Орешек знаний тверд, но все же, мы не привыкли отступать….».
…
Рябоконь позвонил по телефону заказчику этого частного расследования и вкратце поведал Виктору о его ходе и промежуточных результатах.
- Ну что теперь? – Повторил Валерий в трубку, заданный Виктором вопрос. – Теперь надо проанализировать график поездок Козловского. Попробую по архивам интернет ресурсов и печатных изданий выяснить, куда и зачем Козловский ездил.
- Каким образом? – не очень понял Веденеев. – И что это даст?
- Я говорил тебе о странном запросе Кировского опера, помнишь? Главное о чем он свидетельствует: какая-то неведомая, пока, сила проявляла интерес к деятельности Антона. Сила, как ты понимаешь, могущественная и способная на принятие жестких решений, коль скоро впоследствии пошла на убийство трех человек. Запрос говорит о том, что эти душегубства не были спонтанны. Действия, по меньшей мере, одного из убитых кто-то контролировал, используя возможности правоохранительных органов.
Можно и, пожалуй, правильно будет предположить, что в ходе своих изысканий Козловский целенаправленно или случайно получил информацию, которая либо вела к каким-то материальным ценностям, либо несла в себе угрозу для этой «неведомой силы».
Вероятнее всего, эту информацию Козловский получил в период времени непосредственно предшествующий запросу опера. Мы не знаем, чем он занимался здесь, на месте, так сказать, постоянного проживания; зато нам известно, что сразу перед датой запроса он посетил Киров, а чуть раньше Смоленск.
Надо постараться установить, что он делал во время этих выездов, с кем общался и на какие темы. Возможно, что таким образом удастся найти ключ к разгадке этого ребуса. Это, что касается вопроса зачем.
Переходим к вопросу – как. Я заказал расшифровку телефонных звонков. Посмотрим. Кому-то в этих городах он наверняка звонил. С кем-то из этих абонентов, видимо, встречался. Ну, вот и я съезжу, побеседую. Глядишь, чего-то и прояснится.
- А не легче просто поинтересоваться у Кировского опера.
- Нет. Этого делать пока категорически нельзя. «Неведомая сила», которая стоит за этими трагическими событиями, полагает пока, что у нее все тип-топ. Преступления остались нераскрытыми. Следственные действия по ним прекращены. Опасности – никакой. Теперь представь, что мы задаем свои вопросы оперу, который, как можно предположить, как-то связан с этой «силой». На заданные вопросы он нам вряд ли ответит или соврет что-нибудь. Зато «силу» оповестит непременно. Те напрягутся, и в лучшем случае, подметут качественным веничком все следки, если которые и остались. Повторюсь. В лучшем случае. – Валерий сделал на этом акцент. – В худшем – особенно если они почувствуют угрозу разоблачения, их реакция может быть довольно жесткой, коль скоро они раньше пошли на устранение соавторов брошюры. Придется весь твой немецкий арсенал оружия таскать с собой, и спать со «шмайсером» под подушкой. – Перейдя на шутливый тон, закончил Рябоконь цепь своих логических рассуждений и, выдержав короткую паузу, добавил. – Жесть.
…
Расшифровку телефонных звонков кому попало не дадут - только собственнику или, по специальному запросу, правоохранительным органам. Подготовленный Юдиным официальный запрос на выдачу детализации телефонных переговоров с номера Козловского открыл дорогу к ее получению, а личные контакты Глеба значительно ускорили этот процесс, обычно занимающий не менее недели.
Рябоконь получил нужные ему сведенья по электронной почте и вывел их на печать. Принтер встрепенулся, издал несколько резких похожих на щелчки звуков и загудел. Генерируя вокруг себя характерный дух из смеси запахов озона и нагретой пластмассы, он выпустил из своего нутра один за другим с десяток заполненных мелким текстом стандартных листов писчей бумаги.
Валерий вставил в дисковод своего компьютера носитель с базами данных операторов сотовой связи, который Глеб передал ему во временное пользование. В специальное поле интерфейса он ввел первый телефонный номер из длинного списка контактов Козловского. Программа поиска откликнулась, выплюнув на экран монитора фамилию, имя и отчество владельца, а также адрес его проживания. Рябоконь карандашом записал полученную информацию на заранее приготовленный для этого листок и ввел в поисковое поле цифры следующего телефонного номера.
Из всей этой длинной вереницы контактов только один номер находился в Кирове.
Он принадлежал Виноградову Олегу Ивановичу 1939 года рождения. Человек этот был известен интернету как Вятский краевед. Судя по фотографии, размещенной на сайте, посвященном Краеведенью на Вятке, Виноградов был крепеньким старичком, на коричневом пиджаке которого красовались орден и три медали. Из-за низкого разрешения снимка и отсутствия у Рябоконя необходимых на этот счет знаний Валерий не смог определить, что это за награды, да и сильно по этому поводу не напрягался. Какая, в сущности, разница?
Есть мнение, что по рисунку морщин на фотографиях пожилых людей легко определяется их характер. Дескать, если человек в своей жизни испытывал преимущественно положительные эмоции, то сетка морщин на его лице формируется одним образом, а, если отрицательные – другим. Краевед, если ориентироваться по этому признаку, был человеком, по меньшей мере, не злобным.
Напротив портрета Виноградова была отмечена тематика его краеведческих исследований, которые включали в себя, кроме прочего, изучение вятских родословий.
Созвониться с вятским краеведом и договориться с ним о встрече труда Рябоконю не составило. Не стало проблемой и приобретение железнодорожного билета в Киров.
…
Старичок, как и ожидалось, оказался приветливым. Он радушно пригласил Рябоконя в квартиру, где проживал со своей женой – женщиной примерно одного с ним возраста, которая ни жестом, ни словом не выказала никакого неприятия, но, тем не менее, удалилась, оставив мужа наедине с визитером.
Рябоконю было совершенно очевидно, что краеведу очень льстило, что к его труду и знаниям проявлен интерес. Он охотно отвечал на все вопросы Валерия, несомненно, получая удовольствие от общения, которым, видимо, не был избалован.
- Да, Валерий, Козловский действительно был у меня. И Вы знаете, я поначалу крайне удивился. – Степень своего изумления краевед подчеркнул, сведя, демонстративно размашистым движением, руки в замок. - Я думал, что род Козловских прекратил свое существование в горнилах гражданской войны. По данным из самого уважаемого источника, которым, конечно, является «История русских родов», последними потомками этой знатной фамилии были княжна Людмила Дмитриевна, родившаяся 23 сентября 1816-го года и князь Василий Дмитриевич – 1 сентября 1818-го. Но оказалось, – здесь старичок сделал акцент голосом так, как будто это было открытие, сравнимое по своей значимости с законами Ньютона или Фарадея – что Василий Дмитриевич – дедушка Антона.
Рябоконь, хоть конечно и не разделял этакого неадекватного проявления радости рассказчика, тем не менее, подыграл краеведу, округлив глаза, из желания не разрушить налаженного контакта проявлением непонимания.
- Ему удалось скрыть свое происхождение, - продолжил старичок - и в 1939 году он поступил на службу в органы НКВД. С созданием в 1943 году СМЕРШ-а, Василий был переведен на службу в это структурное подразделение Советской контрразведки. С 1945-го по 1950-й годы князь, в данном случае, наверное, правильнее сказать бывший князь, служил в Бухенвальде.
Здесь Валерий распахнул от удивления свои глаза совершенно искренне.
- Бухенвальде? – Переспросил он, не поверив собственным ушам.
- Бухенвальде, Бухенвальде. – Со снисходительной улыбкой на лице, подтвердил рассказчик.
- Мало кто знает, во всяком случае, в России, что приказом от 18 апреля 1945 года №315 на базе бывших фашистских лагерей смерти было создано 10 спецлагерей, одним из которых и был Бухенвальд.
Он просуществовал с августа 1945 по февраль 1950 года. Через Бухенвальд за это время прошло в общей сложности более 28 тысяч заключенных. Они все без исключения являлись «интернированными». – Виноградов мельком взглянул на Рябоконя, по выражению лица которого понял, что понятие «интернированный» слушателю тоже незнакомо. Поэтому краевед великодушно снизошел до пояснений. – «Интернированный» означает – задержанный на территории нейтрального государства или на территории противника в военное время.
Семь тысяч заключенных из двадцати восьми погибли от голода и болезней. Их хоронили, сваливая в общие могилы рядом с лагерем…. Сын Василия Иван, за время пребывания с отцом в Германии, хорошо овладел немецким языком и служил впоследствии переводчиком….
Краевед рассказывал и рассказывал информацию о ближайших предках Антона Козловского, которую от него же и узнал. До обратного поезда была целая уйма времени. Слушать такого увлеченного рассказчика Валерию не доводилось уже давно. И он слушал, слушал внимательно, не перебивая. Виноградов испытывал чувство признательности к слушателю и старался изо всех сил.
Он поведал Рябоконю интересную историю о том, как Тимофей Киберь – представитель этого знатного рода в ХХ колене от Рюрика, в 1566 году попал в плен к полякам. Его отпустили из неволи за обещанный очень большой выкуп. Однако Тимофей не смог его собрать, и, держа данное слово, добровольно вернулся в плен; рассказал, как в смутные времена другой представитель рода - Андрей Иванович собрал дружину и очистил берега Волги от польских шаек. Позже он соединился с силами Пожарского, в составе его ополчения придя в Москву со своим отрядом, и, не щадя себя в боях, участвовал в освобождении столицы и избрании Михаила Романова.
Этот монолог краеведа длился довольно долго, но задать вопросы, ради которых Валерий приехал в Киров, он решился только, когда Виноградов полностью выговорился.
- Расскажите, пожалуйста, Олег Иванович, как проходила ваша встреча с Антоном? В котором часу он к Вам пришел? Вы здесь встречались, у Вас дома, или в каком-нибудь другом месте?
- Ну, нет. Зачем же другом? Здесь. За этим самым столом. А приехал Антон утром… в районе десяти… не позже… никак не позже. Приехал бы позже – нас не застал. Мы, знаете ли, с супругой в десять гулять ходим, дышать, так сказать, свежим воздухом. А, в этот день, я помню, прогулку пришлось перенести не послеобеденное время.
- Ага, состав, на котором, по данным РЖД, приехал Козловский, прибывает в восемь десять, значит, к краеведу Антон приехал сразу с поезда. – Отметил Рябоконь про себя, а вслух спросил. – Вы долго беседовали? – Выслушав ответ, задал следующий вопрос….
Валерий стрелял вопросами, как будто играл в «морской бой», пытаясь наткнуться на информацию, которая пролила бы хоть какой-то свет на причину убийства княжьего отпрыска.
Пожилой краевед, в благодарность за проявленное Рябоконем внимание, отвечал на них подробно. В ходе беседы выяснилось, что первый день своего пребывания в городе Козловский почти полностью провел в компании Виноградова. Они говорили исключительно о княжеской родословной. Ничего из того, что могло бы дать основание предположить, что Антон обладал какой-то чрезвычайно ценной информацией, старичок не припомнил.
Единственным, что как-то привлекло его внимание, было вот что. Козловский почему-то больше интересовался малопривлекательными персонажами своего древа, вроде, смоленского родоначальника династии, совершившего насилие над Юлианией, князей-опричников и прочих душегубов.
- Ну да, странно. – Согласился про себя Валерий. – Но что с этой странностью делать? К чему ее прилепить? Не к чему. Ну, или пока не к чему. – Рябоконь откорректировал последнюю мысль, добавив в нее оптимистическую нотку.
На второй день Антон и краевед приняли участие в круглом столе на тему: «Фальсификация Вятской истории: кто виноват и, что делать».
Рассказ пенсионера об этом мероприятии был ярким, как и сам круглый стол, изобилующий словесными перепалками его участников, взаимными оскорблениями, обвинениями в подтасовке фактов, предвзятости, но ничего нового к портрету князя не прибавил. Тот принял участие в зрелищном шоу историков исключительно в качестве наблюдателя.
Мало по малу, тема для встречи себя исчерпала. Однако до обратного поезда времени оставалось еще порядочно. Мелкий мерзкий дождичек за окном не располагал к прогулке и Валерий, желая потянуть время, поинтересовался у хозяина, кому принадлежит привлекший его внимание висевший на стене портрет колоритного мужчины в матросской бескозырке с закрученными вверх усами.
- Это замечательная личность чрезвычайно драматической судьбы – Василий Бабушкин. – Гонимый новой волной энтузиазма, стал рассказывать старик. - Он обладал буквально невероятной силой. Например, фабриканта канатной фабрики в отместку за то, что тот обидел своих рабочих, силач стащил в овраг вместе с баней, в которой он находился. В другой раз Василий поднял угол дома и засунул под него шапку пьяного местного священника, который издевался над крестьянами.
Позже, в качестве матроса, геройски проявил себя в сражениях Русского флота с Японскими военно-морскими силами. Он буквально спасал корабли, заделывая пробоины сорванными с кают дверными полотнами, предотвращал пожары, голыми руками срывая со своих мест горящие корабельные надстройки и выбрасывая их в море.
Он получил сильные ранения. Его наградили полным набором, четырьмя Георгиевскими крестами. В послевоенной жизни он нашел себя, сначала, в качестве профессионального артиста-силача и получил прозвище «Короля железа и цепей», а потом и в качестве борца и его стали называть «Вторым Поддубным»….
Валерий слушал рассказ краеведа о невероятной жизни и нелепой смерти Василия Бабушкина вполуха, одновременно пытаясь подвести итог этой встрече.
- Козловский провел в Кирове три полноценных дня. Один – дома у Виноградова, второй – на «круглом столе». Ничего того, что могло бы послужить причиной его убийства, в эти два дня, похоже, не происходило. А вот третий день потерялся. Что князь делал в этот третий день своего пребывания в Кирове? Может - просто гулял по городу, наслаждаясь его видами и теплом летнего дня, может - провел его в Краеведческом музее, может - ни то, ни другое. Гадать бесполезно, а узнать пока негде.
Сидя в зале ожидания вокзала и коротая последние минуты перед поездом, Рябоконь просматривал интернет версии Кировских газет. Он тешил себя надеждой натолкнуться на какую-нибудь информацию: анонс какого-нибудь мероприятия, например, которая могла бы заинтересовать Козловского.
Валерий пробегал глазами заголовки газет: «В регионе утвержден реестр социальных маршрутов», «В Кирове начнут строить «Детский космический центр», «Кировские родители получили 135 млн. рублей за детей в детсадах», «В дендрарии им. Рудницкого найден обезображенный труп молодой женщины со следами сексуального насилия», «В Кирове выбрали главную красавицу МФЦ». Диктор объявила о прибытии нужного поезда. Поезд был проходящим и следовал из Абакана в Москву. Но Рябоконь ехал не в столицу. Конечным пунктом этой его железнодорожной поездки в билете значился Ярославль.
…
Второй заинтересовавший Рябоконя контакт Козловского территориально располагался в Ярославле и оказался историком спецслужб – Попогревским Юрием Васильевичем. Антон посетил его за месяц до своей гибели.
В поле его исследовательских приоритетов попала фигура дедушки Антона – того самого, Василия Дмитриевича, сумевшего скрыть свое происхождение и поступившего на службу в НКВД, о котором Валерий впервые услышал от Вятского краеведа.
Юрий Васильевич наткнулся на него, когда собирал сведенья о методах дознания в ходе Сталинских репрессий.
- Большая часть материалов, описывающих применение пыток в процессе следственных действий, исходила из показаний бывших репрессированных. – Рассказывал историк Рябоконю при личной встрече. - Таких воспоминаний было задокументировано большое количество, настолько большое, что это не оставляло пространства для сомнений в том, что пытки и подтасовки фактов были скорее правилом, чем исключением из него и применялись практически повсеместно. Но поскольку информация исходила от самих репрессированных, каждое такое свидетельство по отдельности имело прорехи в части его достоверности. Скептики могли обвинить источник в том, что он выдумал про пытки из желания оправдать ими свое поведение после ареста. Не тайна, что многие, да что многие? большинство, давали показания, оговаривая друзей, знакомых в злонамеренных противоправных действиях.
Я чуть было геморрой не заработал, днями просиживая в архиве в поисках альтернативных источников информации о зверствах НКВДешников. И нашел. Нашел показания бывшего чекиста, одним из персонажей которых и оказался Василий Козловский.
Юрий Васильевич, воспользовавшись помощью ноутбука, в целях экономии времени зачитал Рябоконю несколько наиболее ярких отрывков из обнаруженного в архиве свидетельства.
«…Кроме этого Власов, Козловский, Овчинников, Воробьев и др. применяли фашистские методы допроса и убивали в кабинетах путем физического насилия тех, кто упорно не подписывал протоколы, заготовленные ранее Овчинниковым и Власовым. Одному «обвиняемому», фамилии сейчас не помню, Власов, Козловский, Овчинников в кабинете у Власова сломали железным крюком нос и выкололи глаза, после свалили его под полом в это помещение. Двух граждан, фамилии тоже не помню, Козловский, Воробьев и Антипов убили в помещении ЗАГСа и закрыли его под полом в этом помещении, причем убивали этих лиц железным молотом в голову, окна помещения были заставлены досками и одеждой….
Кроме этого в один вечер, по договоренности с Власовым, Козловский дает свое распоряжение в помещении РО НКВД в течение всей ночи никому не входить из рядового состава и после этого Власов и Козловский собрали совещание и сказали, что по указанию ЦК ВКП (б) мы должны убить около 70 человек, причем бить их будем холодным оружием. После всех этих разговоров Воробьев, Овчинников и Емин достали из шкафа топор, железный молот и сказали – вот чем будем убивать сегодня человек 30. Будем рубить головы и крохи мяса закапывать в могилы, подготовленные сторожем кладбища, который очевидец этого дела. Приводили из тюрьмы по 15-20 человек, вязали им в помещении ЗАГСа руки, ложили в сани, я сверху валили одеяла и садились сами. По приезду на могилу Емин, Антипов и другие брали по одному из саней и подносили его туловище на плаху, а Воробьев и Козловский рубили топором, а после куски этого мяса бросали в могилу и вот таким образом они в течение 3-х суток уничтожили большое количество человек…
Особенно издевались Воробьев и Козловский, а после выпивки Козловский выступал в сильном самоопьянении и говорил в присутствии своей жены, что «молодцы» мы с Воробьевым, не имея практики, рубили человеческое тело как репу».
Закончив чтение, историк поднял глаза на Валерия, совершенно уверенный в том, что ошеломил слушателя, обрушив на него столь подробные свидетельства ужасающей человеческой жестокости. В ответ Рябоконь состроил соответствующую гримасу, в которой можно было прочесть и то, что он чрезвычайно поражен услышанным, и то, что выражает уважение к проделанной историком работе. Гримаса, по-видимому, удалась на славу, потому что стала причиной самодовольной улыбки на лице Юрия Васильевича, которую тот не сразу смог погасить.
Впоследствии историк начал целенаправленно собирать информацию о персонажах этого триллера. Непосредственно о Козловском из других найденных в архиве источников удалось узнать, что он засветился еще в одной довольно интересной истории, которая по своему жанру была уже не триллером, а, скорее, детективом.
Не все строения бывшего фашистского концлагеря использовались в послевоенное время советскими властями для содержания интернированных граждан. Весь комплекс зданий находился в ведении коменданта советского спецлагеря, которым и являлся Василий Дмитриевич Козловский. Некоторые постройки и часть внутренней территории лагеря эксплуатировалась как склад трофейного имущества. На открытых площадках складировалась различная техника от танков до легковых автомобилей и мотоциклов, какие-то станки и другое производственное оборудование; в закрытых охраняемых помещениях – боеприпасы, продовольствие и другое ценное имущество. Мебель, предметы интерьера, ювелирные изделия и предметы искусства тоже входили в число трофеев. Охрана и учет имущества были возложены на коменданта, который также являлся председателем трофейного комитета – специального коллегиального органа.
Но, как известно, поговорка: «Кто что охраняет, тот то и имеет» родилась не на пустом месте. На основе найденных в архиве источников, можно сделать вывод, что часть наиболее ценных «объектов хранения» пропала. Однако выяснилось это далеко не сразу.
Первые сведенья об этом появились только в 1952 г. Тогда заместитель МГБ УССР Вардис был исключен из партии за то, что не обеспечил мер по ликвидации оуновского подполья, неумеренное пьянство и излишнюю любовь к трофеям. Этому предшествовало следствие, в ходе которого было установлено, что Вардис в бытность начальником управления контрразведки 1-го Белорусского фронта, создал при управлении «нелегальный склад трофейного имущества». Он делал подарки заместителям начальника УКР «СМЕРШ» Селиванову и Вардию, а также другим высокопоставленным чекистам. Из Германии впоследствии Вардис, непосредственный начальник Козловского, по данным следствия, отправлял ценное имущество служебным самолетом. Следствие доказало эпизоды с вывозом в Москву вагона мебели, легкового автомобиля, мехов и прочего имущества. Кроме всего прочего в материалах дела содержался довольно внушительный список предметов искусства, предположительно похищенный со складов хранения трофеев в Бухенвальде.
Фигурантом этого дела был и дедушка Антона, к тому моменту считавшийся погибшим при невыясненных обстоятельствах.
…
Волга в Ярославле значительно шире, чем в Твери, а набережная длиннее. Коротая время до очередного поезда, Валерий прогуливался по выложенной тротуарной плиткой мостовой, наслаждаясь теплом прогретого летним солнцем воздуха.
Сосредоточившись на собственных мыслях, он не обращал особого внимания ни на объекты историко-культурного наследия, ни на рыбаков, черной пунктирной линией растянувшихся вдоль берега Волги, ни на типичную для средней полосы России придорожную растительность. Валерий шел, заложив руки за спину и опустив взор под ноги. В поле его зрения попадала исключительно обувь редких в это рабочее время дня прохожих.
- Это, безусловно, мотив. Наиболее реальный из всех возможных. Антон мог что-то знать о пропавших в свое время предметах искусства. Их ценность, многократно возросшая с послевоенного времени могла толкнуть неведомых пока преступников и на убийство. Вот только убийства соавторов по написанию брошюры в эту версию не вписываются. Хотя…. Если предположить, что Козловский поделился с ними имеющими у него сведеньями…. Но зачем? Да мало ли зачем. Помощь понадобилась… в поисках сокровищ… или в их реализации, например. – Полемизировал сам с собой Рябоконь. – Но в таком случае свершившиеся злодеяния никак не связаны непосредственно с работой соавторов над брошюрой.
В конечном итоге Валерий решил для себя, что по возвращению домой правильнее будет переключиться пока на Шаповала, которым он до настоящего времени вообще не занимался и Лебедева. Здесь можно попытаться достать-таки при помощи Глеба Юдина информацию из его компьютера. Возможно, это окажется более продуктивным для целей расследования.
Правда сначала придется все же заехать в Москву, где была уже назначена встреча с еще одним телефонным контактом Козловского – профессором генетиком Вениамином Николаевичем Григорьевым.
Рябоконь еще раз в голове прокрутил всю полученную информацию, все доводы «за» и «против», убедился, что в своих рассуждениях ничего не пропустил и не проигнорировал. Он посмотрел на часы. Чтобы где-нибудь перекусить, времени до поезда в столицу хватит с лихвой. Частный детектив оторвал свой взгляд от мостовой и поискал глазами подходящий объекта общепита. Не увидев перед собой ничего, по его мнению, подходящего, он обернулся.
В этот момент, еще прежде чем Валерий заметил большую красную букву «М», он столкнулся взглядом с каким-то бомжем, который поспешно отвел свои глаза в сторону. Бедолага был одет, не смотря на довольно теплую погоду, в видавшую виды куртку кислотно-зеленого цвета, из под которой торчал засаленный и порванный в нескольких местах ворот шерстяного свитера. Густая растительность скрывала черты его лица. Усы от табачного дыма приобрели мерзкий желтый оттенок. В свалявшихся волосах бороды можно было разглядеть остатки пищи. На самом носке его вполне еще добротного правого ботинка красовалось белая клякса птичьего помета. Мужчина незавидной судьбы разглядывал, по-видимому, прохожих, стараясь умудренным опытом глазом определить, у кого из них попросить денег. Во внешнем облике Рябоконя бомж, видимо, не обнаружил черт, которые выдавали бы в нем склонность к благотворительности и способность проявлять сострадание, потому что, когда Валерий развернулся и зашагал обратно в направлении Макдональдса, бедолага и вовсе повернулся к нему спиной.
Еда в Макдональдсе, разработанная компанией с учетом вкусовых пристрастий населения планеты, была вполне съедобной, но заказанный Валерием двойной гамбургер в силу своей громоздкости никак не хотел лезть в рот. Долька огурца таки выскользнула из середины этого многоярусного сооружения и, оставив на новом пуловере детектива жирное пятно, шлепнулась на пол. В голове Рябоконя прозвучал мамин голос из далекого детства: «Ну, ты не можешь не обляпаться». Валерий машинально наклонился, поднять упавший кусочек, а, когда стал распрямляться, ухватил взглядом помеченный кляксой птичьего помета ботинок.
Компания сетевых ресторанов быстрого питания «Макдональдс» известна своей демократичностью, и все-таки бомж в ресторане – это нонсенс даже для нее. Валерий положил поднятый с пола кусочек огурца на салфетку и посмотрел в направлении хозяина загаженной обуви, желая с одной стороны собственными глазами увидеть столь сюрреалистичную картину, с другой – несколько опасаясь, что его вид напрочь отобьет аппетит. Однако, на том месте, где Рябоконь предполагал увидеть бомжа, сидел вполне себе приличный гражданин средних лет. Тот, без особой охоты, не спеша погружал неестественно ровные брусочки картошки фри в блюдце с соусом и один за другим отправлял их в рот, запивая время от времени кофе.
Валерий был вынужден немного перегнуться через стол, чтобы обувь любителя жаренной в масле картошки попала в его поле зрения. Он инстинктивно замаскировал это движение, делая вид, что тянется за салфеткой. Все верно, хозяином приметных ботинок был одетый в недорогой и неброский серый костюм мужчина. Стол, за которым он расположился, находился недалеко от входа, а сиденье было скрыто массивной круглой колонной.
- Ни хига себе. Наружка. – Такое объяснение было единственно возможным.
Рябоконь провел еще какое-то время в ресторане, незаметно приглядывая за мужчиной.
Оставалась малая надежда, что это всего лишь случайное совпадение, что наблюдение ведется за каким-то посторонним объектом. Людей в зале ресторана было довольно много. Любой из присутствующих мог вызвать интерес у правоохранительных органов.
Валерий вышел из ресторана и продолжил прерванную прогулку по набережной, на ходу стараясь через отражения в витринах контролировать обстановку за своей спиной. Надежда на случайное совпадение пропала, когда Валерий снова обнаружил обладателя загаженного птицами ботинка, державшегося на приличном расстоянии сзади.
К этому моменту времени Рябоконь поравнялся с отделением полиции, у входа в которое на стене висел стенд с фотографиями находящихся в розыске людей. Валерий подошел к нему и, делая вид, что просматривает полицейские извещения, через отражение в стекле еще раз просканировал обстановку за спиной. Преследователь тоже остановился и сделал два шага назад, укрывшись за круглой афишной тумбой. С этим маневром соглядатая, Рябоконь отбросил последние сомнения в том, что стал объектом наружного наблюдения. В дальнейшей проверке не было никакого смысла, и он двинулся было, продолжить свой путь, как вдруг, один из портретов на информационном стенде привлек его внимание. Это был фоторобот мужчины, под которым сообщалось, что он разыскивается полицией по подозрению в совершении тяжкого насильственного преступления.
Рябоконь за период службы в органах внутренних дел не раз замечал странную особенность полицейских фотороботов, которые почему-то всегда кого-то напоминают.
Вот и сейчас какие-то черты составленного на компьютере портрета показались ему смутно знакомыми.
- Итак, наружка. – Отогнав от себя пустопорожние мысли и продолжив движение, обозначил Валерий отправное звено для своих логических размышлений. – Она говорит о том, что, во-первых: в своем расследовании я очень близко подошел к мотиву страшных злодеяний, настолько близко, что это стало известно той самой «неведомой могущественной силе», которая за ними стоит; во-вторых:… Стоп. Про «во-вторых» думать пока рано. Надо закончить с «во-первых». – Возразил сам себе Валерий. – Соглядатай появился сразу после встречи с историком спецслужб, который, скорее всего, и маякнул потенциальному противнику. Но зачем, тогда, Попогревский рассказал об эпизоде с пропавшими и до сих пор не найденными предметами искусства? А что он собственно сказал этакого? Ну, был давнишний, уже позабытый эпизод, к тому же, документально зафиксированный в находящихся в открытом доступе материалах следствия. Все. А вот если бы историк о нем умолчал, а я впоследствии его обнаружил, например, в записях Козловского, то это вызвало бы вопросы. Нет. Попогревский поступил умно и, даже, мудро. Он рассказал общедоступную информацию и, по-видимому, сохранил в тайне что-то, проливающее свет на место пребывания клада в настоящее время.
Но вот, что примечательно. Наружное наблюдение появилось сразу после беседы с Попогревским. Очевидно, что историк слил информацию о месте и времени нашей встречи, как только она стала ему известна и наружка приняла меня на выходе из его дома.
Итак, это еще раз подтверждает, что наиболее вероятным мотивом убийств является пропавшая в послевоенные годы коллекция предметов искусства. Это раз. Мои действия не являются секретом для неведомой силы, стоящей за совершенными преступлениями. Это два. Смысл шифровать свое расследование отпал. Пришла пора встретиться с опером из Кирова. Тот, скорее всего, как и историк спецслужб как-то связан потенциальным противником. Беседа с ним, как бы она не проходила, возможно, подтвердит правильность выстроенной версии событий. Кроме того, надо убедить опера, а через него неведомую силу, что в этом случае наши интересы никак не пересекаются и мое расследование не несет для них никакой угрозы.
Да, нужно снова ехать в Киров, незамедлительно. – Решил Рябоконь. Но в кармане его брюк лежали железнодорожные билеты до Москвы, где уже была назначена встреча с профессором-генетиком Григорьевым Виктором Владимировичем, еще одним телефонным контактом Козловского.
…
Профессор сначала отрицал, что когда-либо общался по телефону или «в живую» с Антоном Козловским, но, как оказалось, не потому, что хотел скрыть знакомство, а потому, что княжич зачем-то представился чужим именем.
Потомка знатного рода интересовала проблема наличия генетической предрасположенности людей к проявлениям жестокости и насилия.
- Этот вопрос до сих пор остается спорным. – Говорил профессор. - Одна группа ученых считает, что корни девиантного поведения следует искать в детстве. Унижения и жестокое обращение запускают в мозгу будущих маньяков какие-то процессы.
Была подмечена даже такая закономерность, что у маньяков часто встречаются неблагозвучные фамилии: Чикатило, Пичужкин, Муханкин, Спесивцев, Ненахов, Грязнов, Продан. Часто унижения сверстников начинаются с издевок над фамилией.
У меня несколько другая точка зрения. Унижения в молодежной среде вещь, к сожалению, достаточно распространенная. Родительская жестокость тоже не есть что-то из ряда вон выходящее. Однако, не все подростки, прошедшие через проявления подобного рода, к счастью, становятся садистами и, уж тем более, маньяками. Спусковым механизмом такое внешнее негативное воздействие становится только для нездорового мозга. И таким нездоровьем, по моему мнению, является генетическая предрасположенность, о чем я написал уже не одну работу. Я полагаю, что подобный генетический сбой передается из поколения в поколение и присутствует в спящем, так сказать, состоянии во всех представителях фамилии.
Большинство из них об этом даже не догадываются. Живут своей жизнью. Реализуют свой творческий потенциал. Но если кто-то из рода попадает в определенные специфические внешние условия (эмоциональное отторжение, жестокость, ханжество, асексуальное воспитание), то в их поврежденном мозгу запускается программа формирования монстра.
Будущие серийные убийцы и маньяки – это, как правило, тихие, серые, не обращающие на себя внимания мальчики. Они прилежны, послушны и дисциплинированы. Их неблагополучие внешне незаметно.
Маньяки могут стать мужьями и отцами, но любовь у них специфична. Она больше похожа на признательность, привязанность. Да и инициатором взаимоотношений, как правило, является женщина, берущая их развитие в свои руки. В жены такие мужчины, как правило, выбирают женщин, напоминающих им властную, нетерпимую мать. Духовная сила в таких семьях отсутствует. – Заключил профессор. Он посмотрел на часы, хотя с начала беседы не прошло еще и десяти минут.
- Прошу прощения, я опаздываю на лекцию. – Объяснил свой жест генетик.
Валерий, который в дальнейшем разговоре особого смысла не видел, профессору досаждать не стал.