По идее свой блог я затеяла, чтобы рассказывать об интересных местах, людях и событиях из культуры, спорта и истории:))) Первую мою публикацию можно прочитать здесь :)))... Но с другой стороны, почему бы домохозяйке не писать на досуге романы?:)
Представляю вашему вниманию свой первый роман. Первую главу можно прочитать здесь. :)
18
Харюший сидел на куче грязных шкур, закусив кулак с такой силой, что прокусил до крови жесткую кожу на ребре ладони. На щеке застыла одинокая слеза, глаза с отчаянием смотрели прямо, ничего не видя. Смахнув слезу, он вскочил, заметавшись по шаткому, скрипучему полу.
Грязно выругавшись, Харюший подлетел к сидящему в уголке перепуганному Мамеду и, схватив его за край халата на груди, со злостью затряс:
- Ты не брешешь? Не брешешь? Ужель князь Василий погубил брата
родного! — прорычал Харюший.
- Клянусь Меккой! – отбивая дробь зубами, прошептал Мамед.
- Уже ль, правда…. Уже ль …, - упав на колени и сжав виски, забормотал в растерянности Харюший.
- Мамед сам бы не верил, но Мамед все видеть свои глаза, - робко положив руку на плече другу, сочувственно проговорил Мамед.
- О, Каин, Иуда…, - стиснул зубы Харюший
За стеной послышались голоса и шум шагов. Через несколько секунд шаги удалились и, откинув полог в кибитку, вошел бледный Василий. Окинув едким взглядом забившегося в уголке Мамеда и сидящего на коленях Харюшия, он с ехидством заметил:
- Што, не уж руки у булгарина просишь, уж и на колени пред ним стал.
Передернув плечами и с отвращением взглянув на князя, Харюший зло усмехнулся:
- А-а, вонт и Каин пожаловал.
- Што-о-о! — оторопел Василий.
- Ой, кажись, ему Батыга на ухо стал, - прошипел Харюший.
- Да ты как с господином своим говоришь, смерд, - грозно сдвинув брови,
сделал шаг вперёд Василий.
- Я из свободных, а господином надо мной лиша Господь Бог, - спокойно
ответил Харюший.
- Ах ты, пес шелудивый! – прорычал Василий, поднимая руку для удара.
Но Харюший опередил его, со всей силой опустив кулак на его голову. Легкий хруст и даже не охнув, Василий бесформенной глыбой осел на пол, неестественно подогнув ноги. Растерянно хмыкнув, Харюший пару раз пнул его в бок, но тот не шелохнулся.
- Хм, сдох, - удивленно пробормотал Харюший. – Хм, так скоро…. Ну да
собаке собачья смерть…. Хм, да-а, как пес подох, даже не подравшись, как
воину положено…
' В своем углу тихо заскулил Мамед, затравлено вытаращив глаза на мертвого.
- Ой-ой, Бату-хан велит казнить тебя и меня тоже.
- Правда, - спокойно отметил Харюший.
- Ой, правда, правда, а я умереть не хотеть. У меня дочь скоро подарить мне внука.
- Ишь ты вспомнил, - усмехнулся Харюший, растерянно почесав затылок.
В словах Мамеда была его маленькая правда. А Харюший воин и смерть был готов принять в любой момент…. Но Мамед хоть и трусоватый, но единственный его друг в этом гнезде змей и ехидн. Харюший сел на свою кучу и задумался.
Мамед робко встал и, подойдя к пологу, выглянул наружу. Лагерь жил своей обыденной жизнью. Кричали верблюды, ржали кони, мычали коровы и посреди этого бедлама жили люди. Вечный скрип кибиток был у них в крови вместе с едким горьковатым дымом костров. Они искренне не могли понять людей живущих за высокими стенами и широкими земляными валами, ограниченных в пространстве. В то время как впереди были привольная степь и свежий ветер.
Вслушавшись в звуки вечернего лагеря, Мамед довольно поцокал. Подойдя к Харюшию, он присел рядом, поджав ноги:
- Ай-й, аи, долго думать, Харюший, - покачал головой Мамед.
Харюший с интересом посмотрел на него.
- Ну, сказывай, што удумал, лис хитрый.
- Ты должен бежать и все сказать свой князь, - заключил
Мамед.
- Енто добрая мысль, - кивнул Харюший. – Да токмо как?
- Не спешить, я тебя немного учить, - важно улыбнулся Мамед. – Слушать
внимательно, ты взять у мертвый пайцза и тебя все пускать на все дорога. А меня вязать сильно, сильно…
Харюший с восхищением посмотрел на щуплого булгарина: «Вонт нехристь, до чего додумался!» Хоть Харюший и был готов принять смерть, но умирать молодым ему не хотелось. Ведь он не успел прославить свое имя, ни даже родить детей…
- Н-да, н-да, - протянул он, вновь почесав затылок. – Ну че, попытка не пытка.
- Слава, Аллаху! – возвел руки вверх Мамед.
- Лишь обскажи, што енто за пайцза?
- Это ханская печать. Бату – хан дать ее князь Василий, как большой милость. С этой печать любой может ехать по владениям монголов куда хотеть. И любой монгол должен помочь владельцу пайцза конем, пища, ну всем, всем.
Харюший внимательно слушал, а Мамед увлекшись, продолжал наставлять его:
- Ты главное взять халат князя.
- Еще чего, - передернул плечами Харюший.
- Аи, аи, - покачал головой Мамед. – Ты надо одеться, как монгол.
- Да не могу я с мертвеца! – поморщился Харюший.
- Я тебя понимать, но открой свой ум. Князю больше не надо, а тебе надо, вот ты и брать. Пусть мертвый, но твой бог тебя будет охранять.
- Да уж, - пробормотал Харюший.
Но, немного подумав, все же подошел к мертвецу. Перекрестясь и сплюнув через левое плечо, он стал осторожно снимать халат…
Мамед обойдя вокруг и оценивающе разглядывая его, довольно поцокал языком.
- Аи, богатур, совсем монгол! Главно помнить, делать важное лицо и
показать пайцза…. Ну, теперь можно меня вязать, лишь сильно, сильно, што бы Бату – хан мне верить.
- Ладно – сь, не боись, сие я добре ведаю деять, - грустно усмехнулся
Харюший.
Подойдя к Мамеду, он хлопнул его по плечу, дружески улыбаясь:
- Да хранит тя твой Аллах, Мамед, ты добрый друг.
- Пусть и тебя хранить твой Иешуа, - часто моргая короткими ресницами,
растрогано ответил булгарин, пожимая огромную ладонь русеча.
Харюший связал Мамеда его же поясом, заткнув тряпкой рот и правдоподобности ради, поставил ему парочку синяков, хорошенько выкачав по грязному полу. Пнув на прощание мертвого Василия и, нахлобучив на глаза островерхую монгольскую шапку с разлетающимися краями, он тихонько выскользнул в ночь.
* * *
Кузьма Тимофеевич рассеянно слушал заутреню. На душе у воеводы скребли кошки, он машинально крестился вслед за священником, отцом Аверием. Мысли воеводы плутали вокруг князя Федора Юрьевича. Посольство еще намедни должно было вернуться, но не одна душа не появилась с восточной стороны. Степь поглотила всех.
Позади раздался тихий оклик и одновременно загудел колокол, прервав монотонное бормотание отца Аверия. В поднявшейся суматохе Кузьма
Тимофеевич отыскал глазами сотника Борислава, тот молча кивнул. Перекрестясь, Кузьма Тимофеевич стал пробираться к выходу.
- Што стряслось? – коротко спросил он у Борислава.
- В степи всадник. По одежде видать, што нехристь.
- Вонт оно што, - нахмурил брови воевода. – Дюжину на встречу. Да зри, што бы живым взять.
Через несколько минут маленький отряд галопом выезжал из ворот. Воевода поднялся на крепостную стену, пристально глядя на спокойно приближавшегося всадника. Недоброе предчувствие сжало сердце, в голове стучали слова князя Федора: «Ежели не я, то хто тогда? Кому – то надобно возглавлять посольство».
Всадники сближались, но татарин не поворачивал назад в степь, а наоборот поспешил на встречу русечам. Прищурив глаза, воевода внимательно впился в татарина, что-то было не так в его осанке, в том, как он сидел в седле. И лишь когда дружинники встретили его и татарин быстро слез с коня, воевода понял, что к седлу был привязан человек, который безвольно свалился на руки подбежавшим дружинникам…
Сидя в горнице за столом, Кузьма Тимофеевич угрюмо слушал «татарина»
- Харюшия. Рядом на сдвинутых лавках лежал раненый воин из дружины
князя Федора Юрьевича, над ним суетился отец Аверий, бывший еще и
единственным лечцом во всей заставе.
Харюший тоже был ранен стрелой в плечо, но терпеливо ждал своей очереди, устало, прислонившись к теплой стене…
Закончив свой рассказ, он залпом выпил налитый воеводой кубок. Отец Аверий тихо шептал молитву, воевода зло смотрел в окно, упрямо сдвинув брови.
- Дружинника, где нашел? – скрывая дрожь в голосе, немного резко спросил он.
- В двух поприщах от заставы. Над ним уж воронье кружилось. Чудом не
замерз, я ейго ели растормошил.
- Да-а, - тяжело вздохнул Кузьма Тимофеевич. – Ну, а тя как ранило?
- А-а, - махнул здоровой рукой Харюший. – Енто когда из лагеря выехал, так прямо на ихней сторожевой отряд напоролся. Я им печатью Батыгиной трясу, а они лопочут по-своему, ну не хрена не ясно! Ну, я и дал коню под бока, лишь меня и зрели…. Да ишь, сучка-стрела, хоть на излете, ан все едино достала.
Воевода кивнул:
- Што далее деять мнишь?
- К князю Юрию Ингваревичу жажду притечь.
- Не боязно? – хмыкнул Кузьма Тимофеевич.
- Нет, воевода. Не моя вина, што князь Василий такой тварью уродился. А
ежели по правде, то я и не ведал, куда он вел меня, а когда узрел, уж поздно было.
- Да-а, - понимающе протянул Кузьма Тимофеевич.
- Эх, Кузьма Тимофеевич, я бы ентих поганых своими дланями как крыс
подушил, если б в силах моих… Я же вонт ентими очами зрел всех их
сердешных. Как трава скошенная лежали по всему лагерю. И по степи…. Эх, а головушка святая на колу возле кибитки Батыгиной… Я нарошно мимо повернул того места лобного, а как узрел, так все жилы во мне остыли. И поклялся я перед мучеником нашим Федором Юрьевичем и перед самим Господом Богом выйти живым и мстить нелюдям за муки русечей, - Харюший всхлипнул и, опустив голову на стол, прохрипел. – Ох-ох, бедная головушка на копье и ветер косы треплече…
К нему подошел отец Аверий и, заботливо положив руку на здоровое плечо, мягко развернул к себе:
- Давай-ка, я рану промою, да пластырь лечебный наложу.
Харюший послушно дался раздеть себя и уложить на лавку рядом с раненным дружинником. Вздохнув, он устало закрыл глаза.
- Ну, што отче, - то ли спросил, то ли отметил Кузьма Тимофеевич.
- Чего уж тута, воевода, - вздохнул священник. – Долг христианский
исполнить надобно. В вечеру отпевать мучеников будем…. Ох, жаль, жаль
князя Федора Юрьевича.
- А об Василии, што мыслишь?
- Анафема, Каину! – грозно сверкнул глазами священник.
- Да-а, ну тогда пойдем сзывать вече, да гонца к князю слать, - поднимаясь
из-за стола, заключил воевода.
- Пойдем, пойдем, Кузьма Тимофеевич. Воинам покой надобен, велю никого не впускать, пущай почивают.
Воевода согласно кивнул.
После вече, сразу же началась панихида. Маленькая церковь была переполнена, люди стояли, преклонив колени. В глазах у мужей была злая решимость отомстить врагам лживым и подлым, бабы тихонько всхлипывали, прижимая к себе ребят. Их скорбные очи – горе были устремлены на пресвятую Богородицу, в мольбе за детей и мужей…. Гудели колокола…. А где-то высоко под куполом парила надежда вечная и свободная от оков земных.
Продолжение вы можете прочитать здесь. :)
Дорогие мои! Если вам понравилось - не забывайте ставить палец вверх, оставлять свое мнение в комментариях и подписываться на канал.:)
#фентези #перун #историческоефентези #роман #мистика #историяолюбви #русь #домохозяйкаофизкультуре