Через несколько поколений к нам доносятся отзвуки событий Великой Октябрьской революции 1917 года. Подчас мы не осознаем, что происходящее с нами – весточка из прошлого.
Вряд ли найдется семья, которая могла бы жить в абсолютной изоляции от внешних обстоятельств. То, что происходит в социуме, обязательно влияет на нас. Особенно в переломные моменты истории, когда общество стремительно, иногда одномоментно, переходит в иное состояние — как вода превращается в пар или лед. Октябрьская революция безусловно была большим кризисом. Настоящая гуманитарная катастрофа — признают историки, социологи, культурологи и психологи.
СТРАХ ПО НАСЛЕДСТВУ
«Все сферы жизни претерпевали необратимые изменения, и каждое из них влияло на семью», — объясняет семейный психотерапевт Ирина Масальская. Происходила кардинальная смена семейных параметров, изменялись границы. Семья потеряла свою территорию. Квартиры в городах «уплотнялись» (вспомним булгаковского профессора Преображенского, к которому хотели подселить пролетариат), нередко люди навсегда теряли дома. Кто-то вынужден был покинуть новую Россию с ее чуждыми законами и этическими нормами.
Отчаяние предков потомки чувствуют спустя десятилетия. «Я просыпалась ночью, окидывала взглядом комнату и думала о том, что завтра у меня это отнимут, — вспоминает 45-летняя Елена. — От мамы узнала, что у моего прадеда был дом и в нем — своя аптека. В 1918 году их раскулачили: он, прабабушка и 9 детей остались на улице».
После революции изменились правила, традиции и ритуалы. Исчез прежний институт брака: у церкви отняли право регистрировать рождение и бракосочетание. В моду вошла теория «стакана воды», гласившая, что удовлетворять свои сексуальные потребности следует так же просто, как утолять жажду. Появилась новая агрессивная одежда: черная кожаная куртка и красный платок или ленточка.
Раньше домочадцы собирались за одним столом на обед и ужин, читали утренние молитвы, в воскресенье ходили в церковь. Теперь же обедать молодой советской семье предлагалось в столовых, даже квартиры для пролетариев строили без кухонь.
История семьи часто передавалась дальше с пробелами и фальсификациями. И тогда потомки испытывали душевное беспокойство
На смену традиционным праздникам пришли 7 Ноября и 1 Мая. В дореволюционной России Рождество и Пасха объединяли все сословия: богатые угощали и одаривали прислугу, подавали бедным. Праздновали открыто, широко. «В старину день ангела, или именины, считался более важным, чем день рождения, — поясняет Ирина Масальская. — В послереволюционной России поддерживать традиции старинных религиозных праздников стало опасно. О духовной жизни нельзя было говорить вслух».
Ради безопасности приходилось забывать и искажать прошлое, придумывать не только новые имена и фамилии, но и социальное происхождение, другие анкетные данные. Духовенство и дворянство как сословия перестали существовать. «Сомнительные» родственники иногда вовсе исчезали, чтобы не подвергать опасности близких. История семьи часто передавалась дальше с пробелами и фальсификациями. И тогда потомки испытывали душевное беспокойство.
«Я долго не мог понять, почему в любом своем удачном проекте чувствую себя самозванцем, я как будто не имел права на успех и счастье, — делится 42-летний Игорь. — Дедушка по семейной легенде был героем. Когда я узнал, что он работал в НКВД, все встало на свои места. Я понял: эти стыд и вина не мои».
ГЕРОЙСТВО В КРОВИ
«Мы думаем, что сами определяем свою жизнь, — говорит системный семейный психотерапевт Инна Хамитова. — Но при ближайшем рассмотрении истории любого рода выясняется, что система, которой мы принадлежим, управляет нами гораздо больше, чем кажется». Скрытые свойства семейных систем особенно ярко проявляются именно в переломные моменты. Например, во время революции старые конфликты непременно давали о себе знать. Семья могла расколоться на «наших» и «ненаших». Или, наоборот, сплотиться перед лицом опасности, забыв обиды.
И тогда, и сейчас выживать помогает так называемый семейный миф — девиз, возникший в переломный момент или выкристаллизованный в нескольких поколениях. Если семья, потеряв в период революции близких, имущество, многие годы жила в трудных условиях, то потомки воспроизводили их сценарий под девизом «Чтобы выжить, нужно пахать. Хлеб даром не дается». Даже спустя десятилетия представители рода зарабатывают кровью и потом.
В другой семейной системе — «спасателей» — появляются больные, немощные, инвалиды и те, кто о них заботится. Их предки когда-то работали в госпиталях, вывозили на последнем пароме родных за границу, отправляли на подводе семью в другую губернию. Мифом «Мы особенные люди» живут те, чьи предки были священниками, в «красном» тылу служившие Богу. Несмотря на обстоятельства, они всегда сохраняют собственное достоинство, выполняют миссию.
Но главным семейным мифом нередко становится героизм. Истории о легендарном прадедушке, как эстафетная палочка, передаются дальше, и потомки должны быть достойны его. В такой системе «клонирование» героев неизбежно. Это хорошо показано в фильме «Офицеры», где героические персонажи «воспроизводятся» со времен Гражданской до Афганской войны.
«Помните, там есть песня? — обращает внимание Инна Хамитова. — «От героев былых времен не осталось порой имен…Только грозная доблесть их поселилась в сердцах живых». Как она поселяется в сердцах? На стене висит фотография прадеда. Из уст в уста пересказываются легенды. Паттерн закрепляется». Если герой не воюет и не устраивает революций, то созидает — покажет невиданные успехи в промышленности и народном хозяйстве.
Читайте также: Проблемы на работе: ключ — в семейной истории?
Повторение судеб хорошо видно на генограмме — графической карте семьи в нескольких поколениях, которую можно составить самому или с психологом. От генеалогического древа она отличается тем, что отражает чувства, взаимоотношения, значимые события для членов семьи.
ПО ЧУЖОМУ СЦЕНАРИЮ
А если миф был придуман, чтобы выжить? Как тогда развивается родовая система? «Во время революции моя прабабушка стояла перед выбором: уезжать из России или оставаться. Ей было 32 года, — делится 43-летняя Анна. — Мне об этом никто не рассказывал». Анна узнала детали, когда вдруг в свои 32 года начала испытывать страх и бессилие, но никак не могла найти причины.
«Однажды из знакомого шкафа неожиданно начинают вываливаться скелеты. Это так называемый синдром предков, — поясняет Ирина Масальская. — Во многих семейных историях немало белых пятен, и наша психика стремится к тому, чтобы их заполнить. Думаю, с этим и связан возникший интерес к генеалогии».
Со временем проявляются травмы, переходящие из поколения в поколение. Любая революция сопровождается трагедиями, разрушениями. Если горе от потери близкого, дома, Родины не было прожито человеком, то «застывшее» эмоциональное состояние передается дальше.
«Бывают семьи депрессивные, — поясняет Инна Хамитова. — Они уже не помнят, кто и что утратил 100 лет назад, но все пребывают в горе. Иногда что-то странное всплывает во сне. Нескольким поколениям досталась эпоха репрессий, террора. Даже у юных сегодня заметна эта привычка оглядываться, прежде чем что-то сказать». Спустя столетие велик страх, что можно лишиться всего в одночасье, что жить небезопасно, иметь свое мнение — тоже. Семейные мифы усиливаются социальными: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся».
Мы сами создаем обстоятельства, где наша программа может реализоваться. Как будто играем нашу жизнь по чужому сценарию
Но по каким ролям жить, когда революций нет? «Герои» выбирают экстрим, опасные профессии — пожарный, разведчик, силовик. Они идут на митинги, организуют пикеты, борются за правду — во дворе, на работе. Или крутят бурные романы: женщина не понимает, почему меняет мужей, а это «герой» в ней требует острых ощущений.
«Спасателю» в мирной жизни обязательно нужен спасаемый. 99% психологов и врачей — спасатели. Если объекта заботы нет вовне, то он появится в семье — больная мама, ребенок. Люди, живущие мифом «Мы особенные», работают учителями, занимаются наукой вопреки низким зарплатам.
Мы сами создаем обстоятельства, где наша программа может реализоваться. Как будто играем нашу жизнь по чужому сценарию. «Очень важно отделить паттерны предков от своих, — резюмирует Инна Хамитова. — Вот это мой дедушка. В революцию его геройство было адаптивным поведением. Но сейчас мирное время, и оно неприемлемо». Если я хочу быть героем осознанно, выбирая ту или иную профессию или судьбу, то это уже мой собственный выбор.
Что дает вам изучение истории семьи?
Ирина (38 лет) испытывает разные эмоции. Отчаяние и тоску, когда находит информацию о репрессированных, их судьбах. Горе, когда читает о родных, прошедших Великую Отечественную войну (особенно если видела записи метрических книг: вот поженились их родители, вот появились дети, которых через 30 лет унесет война). Интерес, надежду — когда находит новых родственников. В семье появилась общая тема — «безопасная, объединяющая, напоминающая, что мы не чужие друг другу люди и не будем жить вечно».
Леонид (50 лет) изучал архивы семьи с 1890-х годов, записывал истории родных. В деталях рассказывая о том или ином эпизоде с экскурсом в краеведение, он не сдерживает слез: «Из прошлого передаются эмоции, порой очень страшные. Там такие сюжеты закручиваются — похлеще сериалов». Знает все о системе образования в Российской Империи: оказалось, он потомственный учитель (прабабушки, прадед и предположительно прапрабабушка преподавали).
Людмила (28 лет) долго не могла понять причину необъяснимого чувства вины и панического страха за дочку. У бабушки по маминой линии была дочь от первого брака с мужем-евреем, за что ее клеймила родня. По неизвестным причинам девочка умерла, родственники винили
в этом ее мать. Женщина была вынуждена уехать в другой город.
Валерий (65 лет) много лет работал военным корреспондентом, написал не одну книгу о Великой Отечественной войне, сейчас он директор городского музея военной техники. Недавно с изумлением узнал, что патриотизм — наследственный: его самый дальний предок, дьяк Аптекарского приказа Вьялица Кузьмич Потемкин, отличился при обороне Москвы от поляков в 1618 году, за что получил землю в нынешней Вологодской области. А его правнук служил ординарцем у князя Потемкина и воевал в Крыму.
Сергей (47 лет) рассказывает, что у прадеда в Сибири было свое хозяйство. Он прятался от мобилизации белых в стоге сена, который дочери засыпали навозом. Казак побрезговал проверять — так труженик, не хотевший воевать ни за кого, остался жив. Бабушка всегда имела свое мнение: не вступала в колхоз, всю жизнь была в узком кругу родных. «Принципиальность всегда возводилась в нашей семье на пьедестал. Я тоже умею стоять на своем».
#историческая память #семейная психология #революция