Завести патефон и роликовый орган, разгадать секрет «персидской» шкатулки, отправить депешу телеграфом XIX века и увидеть «живые» стереофотографии того времени – все это можно сделать в Техническом музее Нижнего Новгорода. Здесь в буквальном смысле можно прикоснуться к разным образцам техники прошлого – от деревянных велосипедов до микрометра, измеряющего с точностью до 0,01 миллиметра.
Текст: Алексей Макеев, фото: Александр Бурый
В отличие от всего здания, напоминающего советский провинциальный ЦУМ, вход в Технический музей будто из другой эпохи. 200-летние кованые врата из Городца и чугунный пол, украшенный надписью «1819-го года» и коловоротами на стыках чугунных плит. Здесь нас ждут тысячи старинных экспонатов разных времен.
Вячеслав Викторович Хуртин собирал коллекцию музея 25 лет. Поначалу все хранил в гараже. Когда количество экспонатов перевалило за пять сотен, начал проводить выставки. На одной из выставок побывали сотрудники Московского политехнического музея и заявили, что подобной коллекции нет нигде в России. Тогда-то Хуртин и решил, что нужно открывать музей. Сейчас в экспозиции выставлено более 2 тысяч экспонатов на любой вкус – каждый может найти себе предмет по душе и взять его в руки.
МЕЖДУ ЧЕЛОВЕКОМ И ТЕХНИКОЙ
«Изначально была идея познакомить современников с техническим гением мастеров прошлых веков, – рассказывает Вячеслав Викторович. – Многие из них опережали свою эпоху. Создавали инструменты и станки, не уступающие в точности современным образцам. История инструмента – это яркая иллюстрация того, как развивалась инженерная мысль. Сейчас между человеком и техникой стоит цифровая электроника, мы все меньше думаем головой, удаляемся от технического мастерства.
Первый предмет коллекции – штангенциркуль, который я купил на блошином рынке Нижнего. Старинный инструмент все больше увлекал меня, каждые выходные я посещал этот рынок, приобретал понравившиеся предметы, ездил на Измайловский рынок в Москву, собирал каталоги старинной техники, изучал, что существовало в разные века. Как оказалось, почти все нынешние механические инструменты существуют в превосходном исполнении уже не один век. Создавали их гениальные мастера, в нашей стране это Иван Кулибин и Терентий Волосков, например. Большинство мастеров остались неизвестными – об их таланте мы можем судить лишь по оставшимся от них инструментам и изделиям.Иногда по описаниям в текстах. Например, в книге «Странствия по мастерским Германа Вагнера и его молодых друзей» рассказывается о лейтенанте Лео Проннере из Нюрнберга, который на досуге мастерил невероятные вещи. Сделал, к примеру, перочинный ножик в рукоятке которого помещалось 13 ящичков из слоновой кости. На внутренней крышечке рукоятки он нарисовал календарь на 1606 год и исписал ее молитвами на 21 языке! В своих микроскопических работах он использовал даже детский волос, пробуравливая его в нужных местах. Проннер умер в 1630 году, в 80-летнем возрасте, сохранив работоспособность и остроту зрения…
А теперь посмотрим на экспонаты музея. Вот, вроде бы вещь незаметная – небольшой круглый прибор. Это микрометр середины XIX века – образец сверхточных измерений прошлого. Данный инструмент работает с точностью до 0,01 миллиметра. Разводные губки микрометра сделаны из латуни, а, чтобы края губок при многократном измерении не сминались и не давали погрешности, на кончиках вставлен сапфировый камень. Такая же филигранная работа вот этот маленький циркуль. Ему 200 лет, а все соединения сделаны настолько тонко и точно, что и современного ювелира озадачат».
ОТ «ЦИКИ» ДО СТЕРЕОСКОПА
При входе в музей невозможно миновать небольшой красный ящик с надписью: «Нижний Новгородъ». В стереоскопе – так называется ноу-хау позапрошлого века – собраны фотографии Нижнего конца XIX века, как бы сейчас сказали, в 3D-формате. Интересно, как реагировали современники стереоскопа на такую картинку, если и сейчас хочется крикнуть: они живые! Люди на высоком берегу Волги, кремль, дома, храмы. Впрочем, что видели в стереоскопе сто лет назад, напрямую зависело от мастера. Вячеслав Хуртин, чтобы добиться такой реальности объема, оптику настраивал сам. Можно даже сказать, создал сам. Разобрал три старинных бинокля, выбирал нужные линзы, негодные в стереоскопе заменил, правил оси фотографий – для объемного эффекта каждый снимок делался двумя камерами с некоторым смещением. Хуртин в некотором смысле сам является героем музея – своего рода современный Кулибин, которому под силу разобраться, починить и даже сочинить сложнейшие механизмы. Таков девиз музея: все починить и продемонстрировать в работе, а если невозможно починить – сочинить механизм самому.
Вячеслав Викторович – Кулибин во втором поколении. Его отец, Виктор Гурьевич Хуртин, был исключительно талантливым механиком. Он почти полвека отработал на различных заводах, был отмечен орденом Ленина и орденом Трудового Красного Знамени.
«Отец оставался механиком до мозга костей всю жизнь, – вспоминает Вячеслав Хуртин. – Уже перед смертью, когда он лежал разбитый инсультом, я вложил ему в руку штангенциркуль. И его глаза вспыхнули – как они горели у него во время работы, в моменты изобретательских озарений.
Свою страсть к технике отец передал и мне. Когда я учился в пятом классе, он отдал мне металлический гараж со всем инструментом. Сам он купил машину и перебрался в большой каменный гараж. И пока я учился в школе, все свободное время проводил в этом гараже. Зимой мастерили под домом в подвале, где тоже было много разного инструмента. Мы с друзьями занимались конструированием, пилили, сверлили, старались что-то изобрести. Детали для механизмов выискивали на свалке чермета. Мы сделали дельтаплан, акваланг, поставили на колеса два мотоцикла, у нас были две лодки и шесть моторов, водные лыжи. Перед окончанием школы смастерили автомобиль, который назвали «Цика». Базой для него послужил трехколесный автомобиль для инвалидов. Эта машина показала себя крайне неустойчивой на дороге, переворачивалась, и ее быстро сняли с производства. У «инвалидки» был мотоциклетный руль и одна фара – отсюда и «цика», ласкательно-женское от «циклопа». Неудачную «инвалидку» мы превратили в надежного четырехколесного коня. Впоследствии мы все связали свою жизнь с техникой, хотя и разъехались по разным городам и странам».
КЕРЖЕНСКИЙ БОТНИК И «ПЕРСИДСКАЯ» ШКАТУЛКА
Кажется, эти названия географически и культурно бесконечно далеки друг от друга. В Техническом музее – они соседи. Керженский ботник – изящная деревянная лодка, найденная в одной из деревень Керженского района Нижегородской области. Такие легкие и маневренные ботники были широко распространены по всему нижегородскому Заволжью. Этот экземпляр примечателен тем, что за свои сто лет ни разу не был на воде. Хозяин ботника в свое время заказал мастеру четыре такие лодки. Три лодки изъездил, а эта осталась на чердаке в идеальной сохранности. Мастер был хорош, лодку сделал превосходно – она везде имеет одинаковую толщину и до сих пор нигде не рассохлась и не треснула. Сделать такой ботник – целая наука. Нужно срубить огромную осину зимой во время минимального сокодвижения, выдолбить лодку, весной замочить ее и выгнуть нужным образом. Таких умельцев сейчас почти не осталось.
«Здесь – новая экспозиция, «Забытые кустарные промыслы Нижегородской губернии», – рассказывает Вячеслав Викторович. – Местная неплодородная почва издавна вынуждала нижегородцев заниматься промыслами. Так родились хохломская и городецкая роспись. Павлово славилось на всю Россию замками, Лысково – замками и сейфами. Вот, например, так называемая «персидская» шкатулка 1886 года. Буквы «ИСЛИГ» на ней означают «Из села Лысково Ивана Гурьянова». Шкатулки делали несколько мастеров, и у каждого были свои секреты. Первый навесной замок я сниму, попробуйте дальше открыть крышку шкатулки…».
Мы с фотографом Александром Бурым тщетно пытались открыть, казалось бы, открытый тяжелый кованый сундучок – именно такое ему больше подходит название, а не шкатулка. Напоминало представление басню Крылова «Ларчик»:
Потел, потел; но, наконец, устал,
От Ларчика отстал
И, как открыть его, никак не догадался.
Впрочем, одну потайную кнопочку на «ларце» мы нашли, но она оказалась отвлекающей пустышкой, и напрасно мы на нее налегали.
Вячеслав Викторович нажал на другую кнопочку, замаскированную под болтик, и поднял петлю навесного замка. А там – замок внутренний. Если просто так, даже имея подходящий ключ, поворачивать его в замке, сработает «сигнализация» – звонки высокого тона, которые было слышно по всему дому. При этом ключ просто проворачивается, замок не открывается. Еще одна потайная кнопка – «ларчик» открыт. А затем еще один секрет – и открывается двойное дно, предназначенное для хранения особых ценностей.
«Персидскими» эти шкатулки прозвали из-за большой популярности в Персии – туда они отправлялись прямиком с Нижегородской ярмарки. Отделывали их на разные кошельки и вкусы.
«Подобные шкатулки имеются в некоторых музеях России, – рассказывает Вячеслав Хуртин, – но нигде я не видел исправной. Мой экземпляр также был сломан: не разгадав секретов, предыдущий хозяин вскрыл шкатулку ломом. На восстановление ушло много сил и времени, но оно того стоит. Посетителей просто завораживает возможность испытать старинные секреты.
Вообще, попробовать экспонат в действии – это характерная особенность нашего музея. Особенно это важно для людей с ограниченными возможностями. Сейчас мы налаживаем работы с незрячими. Они ходят по залу часами, трогают предметы – для них это особый опыт познания мира».
КАК ГРИБЫ ПОСЛЕ ДОЖДЯ
«Я не могу всего знать о всех технических приспособлениях прошлого, – продолжает Вячеслав Викторович, – с непонятными предметами обращаюсь к экспертам. А иногда посетители помогают разобраться с экспонатами. Вот, например, зерновая пурка. Я знал, что она служила мерой зерна – но как разобраться с ее металлическими колбами, ножами, совочком, непонятной металлической «шайбой»? Повезло, что зашел в музей бывший мастер по ремонту весов на мельнице. Объяснил, показал: как мерный стакан заполнить, выдавить воздух «шайбой», ножом отсечь меру зерна. Качество зерна определяли прежде всего по весу – для того столько приспособлений, чтобы взять точный объем. Без такой пурки зерно на базаре не покупали».
Всевозможные старинные деревянные станки – особая тема музея, такого собрания точно больше нигде не увидишь. От монструозной шерстобитки для прочесывания шерсти до элегантного лобзика Cricket с ножным приводом. Есть столярный верстак, у которого все приспособления с деревянной резьбой. Видимо, у хозяина не было средств заказать кованые изделия, и он сам вырезал под себя инструмент. Дубовая циркулярка-фрезеровка 1885 года похожа на ремесленный орган – работать на ней нужно одновременно и руками, и ногами.
«Станки я собирал по самым разным местам, – вспоминает Хуртин, – искал по закромам заводов, иногда у горожан находил – станок хранили как память о мастеровом прадеде. Бывало, копаешься в куче барахла в гараже и вдруг из-под мусора как гриб после дождя – станок.
Сейчас такие вещи приличных денег стоят и почти все пристроены. А двадцать лет назад я охотился за экспонатами по деревням. Садился в машину и ехал, стараясь что-то найти. И что ни станок – целая история. Вот за этим сверлильным станком мы ехали в январе в тридцатиградусный мороз. В полях заплутали. Потом по лесной дороге пробирались по колее лесовозов. Въезжаем в деревню – там в снегу лежит старик. Он был в крови, руки обмерзшие. Мы его в машине отогрели, дедушка рассказал, где живет. Привезли его домой, там хозяйка в слезах причитает: куда делся дед? Получается, не поехали бы мы за станком, человек бы погиб».
В башенных часах 1829 года можно разглядеть все «внутренности» – множество идеально выкованных шестеренок, подогнанных с ювелирной точностью. Хозяину музея часы достались в виде груды металлолома – разбирался что к чему и добавлял недостающие детали он самостоятельно. Работают часы исправно – отбивают каждые 15 минут и каждый час.
«Эти башенные часы сделаны немцами, – объясняет Вячеслав Хуртин. – У нас с часами не очень дружили. Вплоть до конца XIX века почти все часы делали из импортных комплектующих. А в XVIII веке даже ремонтировать часы могли единицы. Поэтому Кулибин и прославился в том числе как часовых дел мастер. У меня была мечта найти механизм, к которому приложил руку Иван Кулибин. И я считаю, что нашел. Вот эти часы с одной только часовой стрелкой служили в Нижнем Новгороде во времена Кулибина. Быть может, ими занимался наш великий «часовщик».
ВЕЛОСИПЕДЫ И МАШИНКА С «ТУРЕЦКИМ АКЦЕНТОМ»
Есть в коллекции Технического музея разнообразные кареты, экипажи, пролетки и приспособления для них: например, каретные лыжи, которые ставили на зиму вместо колес. Некоторые экземпляры местные. Нижегородские каретные мастера сделали и первый местный велосипед. В конце XIX века заводские велосипеды стоили дорого, и нижегородцы смекнули, как сделать более доступный вариант. С некоего эталонного образца они все воспроизвели сами: только надувные покрышки и цепь использовали заводские. Поражает, конечно, как мастера сделали деревянные ободья – в один стык, и он почти не восьмерит. Велосипед уникальный, Хуртин нашел его у одного московского коллекционера. «Переманивал» экспонат к себе два года.
Среди других велосипедов выделяются детский деревянный, велосипед на металлических шинах, велосипед-«паук» «пенни-фартинг» 1879 года. «Паук» стал первым велосипедом, появившимся в Нижнем Новгороде. Его владельцем был банкир Смирнов. Сохранилась фотография банкира в котелке и сапогах на таком велосипеде. Ездить, правда, на нем было неудобно и опасно: огромное переднее колесо и маленькое заднее создавали неустойчивость и велосипедист рисковал опрокинуться на всякой ямке или бугорке.
«А вот с этим экспонатом пришлось повозиться больше всего. – Вячеслав Викторович показывает печатную машинку 1910 года. – Она была совершенно ржавая, тысячи мелких деталей – все в ржавчине. Восемь месяцев потратил, чтобы ее восстановить и заставить печатать. Одолел ее волей, но решил, что больше никогда с машинками не свяжусь».
Печатные машинки, пожалуй, единственная техника, в сторону которой Хуртин больше не смотрит. Но данный экземпляр стоил трудов. Это редчайшая машинка «Адлер» с кириллицей, подобная фигурирует в романе «Золотой теленок». В книге машинка была куплена на базаре для нужд фирмы «Рога и копыта». При этом у нее отсутствовала буква «е» – вместо нее приходилось использовать «э». Остап Бендер говорил, что у машинки «турецкий акцент».
«Особенно интересно, когда посетители узнают в экспонатах «старых знакомых», – продолжает Вячеслав Хуртин. – Вот это – зубосверлильная машина конца XIX века. Как выяснилось, подобные машины у нас использовались до 1940-х годов – это посетители рассказывают. Стоматологический кабинет, конечно, вызывает не самые приятные воспоминания. А один дедушка, увидев эту машину, затрясся от ужаса. Вспоминал, как в школе врач, примотав его к стулу, очень больно сверлил зубы подобной установкой. Хотя боры в те времена делали очень хорошие, сложность была в том, чтобы раскрутить машину до 10 тысяч оборотов в минуту. Врач работал в одиночку: и зубы сверлил, и жал на педаль, чтобы разогнать машину. Если врач уставал, скорость падала, сверление становилось особенно болезненным».
ТЕЛЕГРАФ, ТЕЛЕФОН, ПАТЕФОН
Напоследок Вячеслав Викторович удивлял нас старинной музыкой. В самом деле переносишься на сто лет назад, когда вживую звучит патефон, граммофон или фонограф. Роликовый орган переносит, скорее, в деревню – звук похож на русскую гармонь! На фонографе, кстати, можно и голос записать, как это делал Лев Толстой. Резак работает, нужны только виниловые валики – в Великобритании их до сих пор выпускают небольшими партиями.
Музыкальная шкатулка 1770 года пока восстановлению не поддается. Тысячи иголочек должны быть расположены на валу с ювелирной точностью. Каждая иголка обязана точно попасть на колосок, получившийся голос подстроен с помощью свинцовой пластины. При этом в иголочках заложена не одна, а 12 мелодий, меняющихся при небольшом смещении вала. Да и как закрепить на валу сломанные иголочки диаметром 0,3 миллиметра?
Два телеграфа 1885 года подключены друг к другу и готовы к работе. Можно передать настоящую телеграмму позапрошлого века! Для желающих попробовать тут же находится и азбука Морзе.
Скоро здесь будет и другой способ связи – по телефону. Две старинные телефонные будки в разных концах музея уже наготове. Установить коммутатор, настроить локальную сеть – и можно будет звонить из будки в будку. Современные дети, как убедился Хуртин, уже не понимают, как пользоваться дисковым телефоном – жмут в отверстия диска как на кнопки. В одной из будок стоит таксофон, произведенный в Калуге в 1931 году. Исключительная вещь, неизвестно, сохранился ли хоть еще один такой аппарат. Вячеславу Викторовичу достался только пустой корпус. Все внутренние механизмы он придумал сам и сам сделал – посмотреть устройство другого такого же таксофона не было возможности. Только через несколько лет конструктор нашел схему калужского таксофона в книге. В оригинале весь механизм перевернут с ног на голову в сравнении с тем, что сделал Хуртин. Расположение не так уж важно – таксофон работает исправно...
Вячеслав Викторович не любит называть свой музей частным. Ничего частного – все принадлежит техническому гению человечества. Хотя до 2016 года Хуртин содержал музей только на свои средства, платил немалую арендную плату за помещение.
«Я обращался к чиновникам с просьбой о льготах, – вспоминает создатель музея, – освобождении от арендной платы. Мне ответили: даже не мечтай. Но вот мечта сбылась. Сначала музей перешел под опеку государства, став филиалом Нижегородского музея-заповедника. А сейчас нам передают все помещения третьего этажа. Для меня музей больше чем хобби – дело жизни, которое хотелось бы оставить родному городу».
Заполнить экспонатами весь этаж возможность есть – в запасниках хранится еще несколько тысяч предметов. Кажется, развиваться музей может бесконечно. Ведь Вячеслав Хуртин продолжает заниматься техникой и изобретениями в музее и в жизни. Между этим человеком и техникой ничего не стоит.