Здравствуй юность в сапогах...
12 Мая1995 года. 16 часов 30 минут. Отправка.
Многие уже пожалели, что ввязались в авантюру с выгрузкой мебели, но ожидаемый бонус обещанный Владимиром Васильевичем, включил скрытые резервы сильных, молодых организмов, толкнув их на трудовой подвиг. В итоге, практически за 6 часов работы, ребята полностью вынесли шестикомнатную квартиру, судя по выносимой мебели далеко не бедного человека, и загрузили в две огромные фуры, поочередно сменяющие друг друга.
- Ну ты старина и чертила, - стряхивая с одежды пыль, и кидая ненавистно-оценивающий взгляд на беззаботно сидящего Макса, зло выдавил из себя, так и не ставший коллегой Максима, высокий, жилистый парень. За время их нелегкого труда, он, скорее всего, самостоятельно провозгласил себя лидером, так как часто слышались его покрикивания и команды, регулирующие спуск тяжелых, а порой и неподъемных предметов мебели. Шрам, белой полоской прорезавший белокурую бровь, да явно сломанный и не правильно сросшийся нос, определенно указывали на его взрывной нрав и категоричное нежелание прятаться за чьей либо юбкой. Худощавый, но в то же время рельефно сложенный парень, походил на отточенный клинок боевого кортика, готового к действию.
Максим не спеша встал с лавочки, и подойдя поближе, с усмешкой смотря прямо в голубые глаза своего оппонента, сказал:
- Слышишь друганчик, ты же сам подписался поработать, я тебя ни к чему не принуждал, да и в чём я перед тобой виноват? Колбаску вашу не скушал, да и стопку твою не выпил. – Максим улыбнулся ему открытой улыбкой, - угомони свои таланты брателло. Здесь каждый сам для себя решает, что ему нужно больше, либо пренебречь здоровьем и набить кишку, либо загаситься и остаться здоровым.
Ровный, спокойный тон Максима, произвел на парня положительный эффект:
- Да ты братишка борзый, – улыбнувшись на слова Максима произнес парень, и сменив гнев на милость, протянул Максу руку, дружелюбно представившись: – Паха.
Максим еще раз улыбнулся, и крепко пожал протянутую крепкую ладонь Павла, назвав свое имя. Ребята, ставшие свидетелями капитуляции, и так быстро выкинувшего их лидером белого флага, сразу же потеряли интерес к конфликту, который так и не успел разгореться. Продолжая сбивать с себя остатки пыли, они голодными глазами поглядывали на направившегося к ларьку за «балабасом» сержанта, подогревая себя разговорами о вкусностях, которые сейчас будут потреблять.
- Всё, быстро в машину прыгаем, - Владимир Васильевич нервно поглядывал на часы. Окончательно потеряв остатки терпения к ребятам, ставшими для него как бесполезный механизм, резко открыл дверь микроавтобуса. Ребята забрались в салон, Павел подсел к Максу, и глядя на его обувь весело протянул:
- Ээ э, ну у тебя и педали друг, - и спрятал перекосившую от смеха гримасу в сторону окна, где сержант уже мчался от ларька с двумя белыми пакетами в руках.
- Приедем в подразделение, заберёте пакеты, - сказал Владимир Васильевич призывникам, и заведя мотор автобуса помчал его в сторону части.
Вернувшись в подразделение, и заняв первую попавшуюся, не занятую свежим призывником шконку, Макс с любопытством наблюдал, как его недавние подельники по выгрузке, делили заработанную колбасу, хлеб и сок, но обнаружив отсутствие алкоголя стали высказывать недовольство сержанту Климчук, на что получили четкий ответ:
– Вы попутали бойцы? Объект военный и бухать в его стенах категорически запрещено.
Уставшие и изголодавшиеся ребята немного побурчали для приличия, и смирившись с откровенным обманом, с огромным удовольствием начали уплетать привезенную колбасу с хлебом.
Уже начинало темнеть, когда в двери вошел знакомый Максу, старший лейтенант, и развернув список, начал зачитывать фамилии. После, выстроил с десяток, полтора разномастных парней в одну шеренгу, и начал внимательно осматривать помятых, уставших от ожидания ребят. Максим не без удовольствия для себя отметил, что Павел тоже находился вместе с ним в строю.
– Так, быстро на выход, ну что замерзли? – отдал команду старлей, и подпихнув ближе стоящего к себе, маленького щупленького новобранца, со смешными выпученными глазами, в сторону выхода, сопроводил свое неорганизованное войско, к затянутому в брезент защитного цвета КАМАЗу.
Ребята собрались возле выбрасывающего из выхлопной трубы, густой дым отработавших газов военного грузовика, и начали запрыгивать в его затентованный кузов, размещаясь на деревянных, еще пахнущих краской лавках.
Максим запрыгнул один из первых, и улыбнувшись своему новому другу, стоящему с поднятой головой у борта, любезно протянул руку, помогая ему забраться в кузов. Старлей запрыгнул последним, еще раз пересчитал кое-как разместившихся новобранцев, требовательно стукнул через окошко брезента по кабине.
Грузовик мощно зарычал двигателем, и тронулся в сторону ворот. КАМАЗ, как массивный корабль двигался в потоке, состоящем преимущественно из японских иномарок, а уставшие длительным ожиданием в отстойнике будущие воины, сидели молча, думая о своих оставленных дома родных и близких, и о том, что впереди ждут неизбежные два долгих года службы.
Водитель, подъехав к железнодорожному вокзалу, словно проверяя качество тормозов, резко нажал на педаль, от чего ребята чуть не послетали со своих мест.
– Эй боец, ты что дрова везешь?! – громко и недовольно крикнул офицер, и начал откидывать скобы заднего борта. Пружинисто выпрыгнув с кузова, и осмотрев заполненную спешащими людьми привокзальную площадь, скомандовал:
- На выход! Строиться в две шеренги!
Ребята выпрыгивали с кузова, неумело занимая место в строю, глядя безразличным взглядом на своего нового командира. Быстро пересчитав выстроившихся, старший лейтенант скомандовал:
– На прааа-во! – и повел неровный, расхлябанно-идущий строй к перрону, вдоль которого уже стоял готовый к отправке поезд. Макс подергал за рукав идущего рядом Павла, и показал зажатые в руке деньги, которые отец ему подбросил перед отъездом:
- Втарить бы чего нибудь похавать, да вмазать на дорожку, - и Паха широко улыбнувшись ответил:
- Сейчас порешаем друг, не ссы.
Офицер остановил строй возле стоящего в хвосте, вагона, и оставив их на попечение молодого хмурого лейтенантика, скомандовал:
- Перекур,- а сам скрылся в здании вокзала, с облупившейся по стенам штукатуркой.
Паха закурив сигарету подошёл к лейтенанту, и перекинувшись с ним парой фраз махнул рукой Максиму:
– Ларёк видишь? Давай пулей, затаривайся, и про командира не забудь, - он кивнул в сторону строго смотрящего за происходящим, лейтенанта.
Макс понятливо кивнул и помчался в сторону одиноко стоящего у перрона ларька, у которого толпился народ. Через некоторое время, он с довольным видом, и пакетами, в которых радостно позвякивала стеклотара, семенил в сторону Павла и офицера, который не на секунду не выпускал его из вида.
Из дверей вокзала показался озабоченный старлей, который быстро переговорив с кондуктором, стоящим возле тронутой ржавчиной дверьми плацкартного вагона, отдал распоряжение:
- По одному, в вагон, бегом марш! – и пересчитав входящих в вагон новобранцев, удивленно проводил взглядом позвякивающие пакеты в руках Максима.
После загрузки личного состава в вагон, старлей подойдя к лейтенанту, начал что- то ему говорить, и судя по выражению лица, далеко не приятные вещи.
Макс с Павлом заняли последнюю плацкарту возле туалета, Паха быстро проанализировав ситуацию, не мешкая, спрятал четыре бутылки водки и одну коньяка на верхней полке, и задвинул «сокровище» матрасом.
Поставив опустошённый пакет на стол, он демонстративно выложил хлеб, сосиски и обернутую черным пакетом бутылку с водкой:
- Давай, пока не началось, открывай быстрее, - Павел внимательно смотрел за происходящим в проходе вагона. Макс быстро налил треть пластикового стаканчика и протянул другу, но тот комично округлил глаза и скомандовал:
- Полный наливай, а то не успеешь, – Макс сразу долил до полного, и Паха крякнув, влил его содержимое в себя.
Лишь успев налить в пластиковую тару для себя, он краем глаза увидел, как напротив них возникла фигура недовольного старшего лейтенанта:
– Отставить пьянку! - офицер грубо оттолкнул пытающегося, что-то возразить Пашу, от чего тот завалился на обтянутую дерматином лавку вагона, и бесцеремонно начал сгребать в пакет оставшиеся три бутылки. После, внимательно оглядел все возможные места для курка, и на большую радость друзей так и не добрался до места спрятанного алкоголя.
– Больше повторять не собираюсь, увижу что бухаете, поедите прямиком на «губу». Всё бля! Детство кончилось, с вами нянчиться здесь никто не собирается, - и хмуро сдвинув брови, резко повернувшись, двинулся контролировать остальных.
Паха весело смотрел на погрустневшего от «произвола» офицера, Максима:
– Ну как мы этого чёсанка развели, у нас ещё бухашки на пару дней, не ссы, Капустин, - и весело рассмеявшись, начал осматривать в прямом смысле убитую плацкарту.
От вони, идущей со стороны тамбура, чуть ли не резало глаза, облупившаяся на стенах вагона краска, да лавки с остатками рваного покрытия говорили о не лучших годах переживаемых министерством транспорта, да и страной в целом. Остатки былого комфорта находились теперь в таком состоянии, что если уже быть откровенным, лучше их и не было вовсе.
Посидев минуту с задумчивым лицом, Паха кинул на колени Максу полторашку с минералкой, и добавил: – хлебай быстрее, сейчас туда водяру перельём, – а сам время от времени поглядывал в коридор, на читающего нотации остальным, офицера.
Допив остатки минеральной воды, поставив Макса следить за «паливом», Паха методично и дергаясь от любого шороха, вливал в бутылку из-под минералки водку, а закончив, победоносно водрузил её на середину стола со словами: - самый надежный курок, это курок на самом видном месте.- И как проводящий инструктаж инспектор, деловито открутил пробку, стараясь не морщиться сделал несколько глотков, и подмигнув Максиму, поставил бутылку на место.
Вдоль перрона пролетели неразборчивые слова диспетчера, и поезд задергавшись, стукая вагоны друг об дружку, начал медленно отходить от станции.
Ребята молча смотрели в треснувшее, покрытое разводами пыли и грязи окно, и каждый погрузился в свои мысли. Мимо проплывали домики пригорода, станции, на которых суетился загруженный сумками народ, и огни города исчезали вместе с мыслями, о кончившемся так быстро беззаботном детстве, о друзьях и любимых, оставленных там на гражданке. Максим мельком взглянул на друга, которого похоже одолевали такие же мысли, от чего его глаза начали поблескивать в изредка пронзающих темноту вагона, лучах света, исходящих от фонарей стоящих вдоль железной дороги.