Однажды мама поставила перед Аней игрушечного зайца. Такого, знаете, из пушистой проволоки. Красивый заяц, в синей рубахе и синем же головном уборе с козырьком. Маме казалось, что Аня не умеет этого зайца рисовать. В саду дети что-то там рисовали с натуры, дочке понравилось, и в субботу решила Аня маме подарок сделать. Зайца этого изобразила она на бумаге. В общем-то были там все конечности, и уши пушистые. Одно, как у игрушки, даже вниз загнуто. На то оно и рисование с натуры, чтобы уши куда надо смотрели. Синяя рубаха, синяя кепка. Букетик в лапе тоже присутствовал. Вокруг всякие ёлки. Трава, разумеется, солнце, и цветы, и бабочки. Минуту назад Аня не знала почему-то, что при рисовании с натуры ёлки рисовать нельзя, если прямо перед собой их не видишь. А если видишь, то это уже называется пейзаж, а не просто заяц натуральный. Ну, так мама ей объяснила. И сказала, что заяц не очень похож. До натуральности не дотягивает. С кепкой там что-то не так и ноги-руки тонкие, просто палочки. "Давай учиться зайца рисовать", - сказала мама. Аня с восторгом впряглась в это дело.
Ане пришлось бы впрячся всё равно, с восторгом или без. Если уж мама решила её научить, она это сделает. Потому что мама очень интеллигентна и начитана, по воспитанию детей, конечно же, тоже. Из хорошей, культурной семьи Анина мама. Рисовать девочке из такой семьи надо уметь обязательно. Вот мама взяла и изобразила этого зайца очень похоже. Аня радовалась и хлопала в ладоши. Потом старалась сама. Потом узнала, что надо стараться, высунув и прикусив кончик языка, потому что так всегда делает тёти Светин Лёша. Который этого зайца нарисовал бы в минуту. Он вообще всё делает быстро и красиво, потому что ему девять лет. А Ане уже целый месяц как пять, а она всё ещё недостаточно хорошо старается. Кончик языка не прикусила и лапы у зайца всё ещё тонкие. Лапы эти, кстати, из проволоки. Пусть эта проволока покрыта шерстинками, но она ведь тоньше ножки от табуретки? Аня застопорилась, размышляя о толщине зайцевых лап, но больше о том, почему так неудобно рисовать с высунутым языком. Мама расстроилась и бумажку с рисунком выкинула. Так повторилось раза четыре. Последний рисунок был очень хорош, по мнению Ани. Очень похож. Не только на натурального зайца, но и на мамин образец тоже. Она обиделась и высунула язык длиннее. За что моментально по нему же и схлопотала. Сказала, что не хочет рисовать. Но, конечно, пришлось. Язык благоразумно спрятала за зубы и не прикусывала больше. За что снова выслушала про Лёшу, который справился бы на раз-два. Дело приблизилось к обеду, и Ане хотелось есть. Но без шансов, пока не добъётся самого лучшего сходства с зайцем. Мама отказалась идти на кухню греть суп, потому что нужно же контролировать процесс рисования. Заяц этот уже казался жутким и противным. Вообще желания не было на него смотреть. Но ещё рисунков шесть отправились в помойку, прежде чем Аня позволила себе разрыдаться от бессилия, голода, а, главное, непонимания, чего от неё хотят. В прошлые разы мама говорила, что у неё хорошо выходит шерсть животных. В этот раз отвратительный заяц всё никак не получался нужной пушистости. В детском саду хвалят и хвалят за умение рисовать. Врут, что ли? Обманывают? Зачем? Или кто обманывает? Заяц-то похож. Вон мамин образец, так он такой же! Что не так? Аня схватила листки, и свой, и мамин, скомкала, бросила на пол. Огребла шлепок, выслушала про то, что такая и разэтакая, грубая, злая, непослушная, невоспитанная, матери грубит и всю жизнь отравила, замучила её вообще, хорошего не воспринимает, ничего не ценит, рисовать никогда не научится, особенно с натуры, потому что советов не слушает. Слова были немного другими, не совсем такими, как тогда, когда пуговицы не застёгивались, но суть, как всегда, одна и та же каждый раз. Аня узнала, что зайца-таки придётся дорисовать до совершенства, и заплакала горше. "Не хочу! Не буду его рисовать! Я не должна до совершенства! Я ещё маленькая! Хочу рисовать как хочу!" За этот бунт Аня была всунута между шкафом и стеной стоять в углу. Мама отправилась на кухню, но время от времени возвращалась, вспомнив, что забыла сказать интересного про дочкину зловредность. Самое страшное, что услышала Аня, было то, что после обеда пытка зайцем продолжится. Когда мама умчалась на кухню спасать убежавший суп, девочка взяла этого зайца и смяла его в тугой проволочный комок. Потоптала его ещё. И засунула в нижний ящик комода, к самой стене, за простыни. И стояла, хлюпала, потому что помнила, как целовала его в нос, поправляла букетик и кепку, ставила на подоконник, чтобы красиво было. Но вот так любовь сменяется ненавистью, ага.
Не найдя зайца, мама сказала, что есть ещё вон та собачка, и когда-нибудь, завтра, например, они будут учиться рисовать её. Но на сегодня, кажется, была рада закончить конфликт, тем более, что всё уже высказала про жуткую дочерину суть и тоже хотела поесть. Но сначала эта бесталанная девчонка (не то, что она, её мать) пусть, как всегда, выпросит прощение. То есть, заслужит. Хороший повод заставить ребёнка что-нибудь сделать для того, чтобы простили. Посуду помыть, например...
С тех пор Аня ненавидит проволочные игрушки, но, почему-то не рисование. Извращение, может, какое?