Наверное, каждый может припомнить случай, который невозможно объяснить. Нередко такие странные случаи оказывают на нас сильнейшее влияние, удивительным образом переворачивая всю жизнь с ног на голову. Жил себе человек, никого не трогал — а тут — раз, и не узнать его. Поговоришь с таким несчастным с глазу на глаз, и поймешь, что жизнь для него раскололась надвое — до того самого случая и после него.
Так произошло и с Иваном.
Однажды Ивану (фамилию и отчество опустим, ни к чему это) пришлось ночевать одному. Накануне был какой-то праздник, и жена Ивана решила остаться с детьми у тещи. А Иван наш уже и забыл, каково это — побыть одному в квартире, поэтому отсутствию семьи втайне обрадовался.
В общем, когда он наконец заставил себя выключить телевизор и стал готовиться ко сну, было уже далеко за полночь. Иван, сонно моргая, добрел до ванной комнаты, чтобы почистить зубы, и по привычке потянул дверь на себя. Чистка зубов — дело интимное, присутствия других людей, даже самых близких, не предполагает.
Потянул Иван, стало быть, дверь, но онане закрылась. Ничего не понимая, Иван дернул дверь на себя. Но кто-то с той стороны держал ее. Дверь скрипнула петлями и осталась на прежнем месте.
Иван тихо взвизгнул и выпустил дверную ручку из мгновенно ослабевших пальцев. Однако и тот неведомый, крепко вцепившийся в дверь другой стороны, видимо, сделал то же самое.
Дверь, скрипнув, медленно приоткрылась и замерла. Иван не мог отвести взгляда от щели — темной, шириной примерно в ладонь. Если бы в этой щели что-то мелькнуло, или за дверью послышался хотя бы шорох, Иван, наверное, немедленно помер бы от разрыва сердца. Но было тихо, только вода шумела в трубах. Хотя сам Иван утверждал потом, что эта проклятая тишина была куда страшнее, чем вой самых кошмарных чудовищ.
Нервы Ивана натянулись до предела, и от этого вся сила вдруг ушла из мышц; подкосились, затряслись колени, обвисли вялые руки. Мысли пропали совершенно, и на пустом экране мозга под гулкий стук невидимого метронома стали вспыхивать яркие картины прошлого — помимо Ивановой воли, сами по себе. Всё то, что Иван сбрасывал, как мусор, на самое дно памяти.
Вот он, Иван, в бабушкином саду. Лето, каникулы. Иванстоит под яблоней, а у его ног, обутых в пыльные бардовые сандалии, распластался мертвый голубь. В руке Иван сжимает рогатку. Выпуклый птичий глаз закрыт мутной пленкой, из перьев на груди сочится кровь.
А это Катя. Точнее, Катенька. Такой он запомнил ее — с растерянным и от этого глупым выражением детского лица, с дрожащими губами. Неуместно яркая помада. Катенька очень хотела нравиться Ивану, пусть даже женатому и уже почти лысому. Зря старалась, больше они не виделись.
А вот присвоенный Иваном кошелек, найденный во дворе дома — нелепый детский кошелек, розовый, в форме кошачьей головы, и несколько сложенных гармошкой сотенных купюр.
Уволенный его, Ивана, стараниями коллега.
Ленивое хамство в троллейбусе — ежедневное, привычное.
Лоб Ивана покрылся крупными каплями пота. Он зажмурил глаза, надеясь выдавить из себя заодно и ненужные воспоминания. Выжать их через поры, чтобы предстать перед неизвестностью, ожидающей его за дверью, хоть немножко другим...
Прошло, наверное, минут двадцать (а то и полчаса), прежде чем Иван пришел в себя и отважился приоткрыть дверь пошире. За ней никого не оказалось. Знакомая до мельчайших подробностей квартира, привычные вещи на своих местах, ненатуральный цокот кварцевых часов на стене...
Вернувшаяся утром жена была приятно удивлена тому, с какой радостью супруг бросился ей навстречу.
— А чего это у тебя свет везде горит? — спросила она, скинув пальто в подставленные руки мужа.
Иван пробормотал что-то — неразборчиво, но извиняющимся тоном — и жена оставила его в покое.
---
Другие рассказы на канале:
- "Мишка на севере"