Батарейка
Когда Гарик вырос и стал взрослым, жизнь только ускорялась и ускорялась. Постоянно. Это в детстве всё медленно и время тянется резиной. С этого самого детства многие его мечты исполнились и желания сбылись. Красавица жена, лапушки дети, вековое дерево на даче, квартира в клубном доме. Но одна мечта всё же осталась. Странная. В конце школы Гарик заслушивался входящей в моду группой Сектор Газа. Водка, девки, мертвецы, свобода. И зачитывался сумрачным мистиком Лавкрафтом. Зов Ктулху, крысы в стенах и другие жути. Этот гремучий коктейль породил в голове юноши смутное желание - взять вдоволь той самой водки и провести пусть одну, но целую ночь на кладбище, не больше и не меньше. Разогнать себя алкоголем до видения истины и заглянуть туда, за тот барьер, который там, как всем известно, довольно тонок. Шли годы. Сектор Газа сдулся, Лавкрафт забылся. Однако, мечта, хоть и отсрочивалась, но крепчала и крепчала. Гарику стукнуло сначала тридцать лет. Потом сорок. Потом сорок пять. Дети разъехались по столичным вузам. Жена съизюмилась. Дача надоела. Все батарейки в жизни как-то разом сели. Получилось так, что вот он, час пробил. Срок пришёл. Пора на кладбище! - подумал Гарик.
Водки он купил пусть импортной, но Русской, чтоб было, как тогда, в агонизирующем Союзе. Взял две бутылки, чтоб хватило на ночь, но в усмерть не ужраться. Взял банку огурцов на закусь, и порезанный кирпич ржаного. Взял отгулы, в офисе сказался захворавшим. Поехал в среду, на неделе, дачников поменьше. На своей машине, чтоб на утро отоспаться в относительном комфорте. Поехал по Пошехонке за Окружное, и дальше. Одноимённое кладбище решительно миновал, там слишком пафосно и суетливо. И всё в камерах, к тому же. Проехал новую развязку, Непотягово и Можайское. Дорога вилась податливой чёрной лентой, тоскливо шумела под шинами машины. Проехал Нагорное. За Перьево выскочил из Вологодского района, а в Грязовецком перед поворотом на Минькино свернул в другую сторону, на съезд к небольшому кладбищу. Проехал по разбитой колее рядом с его краем и остановился в неглубокой лощинке под осиной. Могилы виднелись за утлыми кустами ровными рядами. Кресты, кресты, кресты. Кладбище было совершенно безлюдно, не считая мёртвых. То, что надо. Вечерело. У Гарика внутри всё сжалось от предвкушения долгожданного чего-то.
Оставив железного коня на приколе сигнализации, Гарик с нехитрым скарбом двинулся пешком по скорбному периметру вглубь леса. Гряды могил мелькали справа. Гарик не стал заходить на освящённую землю, чтобы ненароком не оскорбить чьи-либо чувства. Он слыл тактичным человеком и регулярно следил за виртуальной прессой, а для задуманного вполне достаточно было просто находиться вблизи и рядом. Над головой хрипло каркнула ворона. Знак? - подумал почитывавший Кастанеду Гарик, и остановился. Раз заметил, вот тебе уже и знак! - решил он. Тоскливый вой козодоя вдали подтвердил правильность его выбора. Гарик разложил на сочной траве скрученный в рулон туристический коврик и достал из бело-красного пакета заготовленную снедь. Не долго думая, отработанным в студенческие года движением встряхнул одну из бутылок и посмотрел на свет закружившийся бешеной юлой смерч. Не палёнка! - со знанием дела диагностировал он купленный алкоголь. Скрипнул пробкой, на треть наполнил продутый пластиковый стаканчик, залпом выпил. Раскупорил банку, хрустнул пупырчатым огурцом. Внутренности сначала обожгло, потом тут же отпустило и сразу стало хорошо. Ворона снова каркнула, подтверждая, что да, хорошо. Гарик опустился на разложенный коврик и немного поёрзав уселся поудобнее. Между первой и второй, - налил ещё один стаканчик Гарик, выпил и закусил, - промежуток небольшой. После третьей, потерял интерес к огурцам, а к хлебу даже не притронулся. Ворона, видимо, на него и рассчитывала. Она подкаркивала Гарику после каждого стакана и подмигивала чёрной бусиной глаза, получается, став кладбищеской собутыльницей чудаковатого вологодского мужика.
До города было всего километров тридцать, но связи не было ни единой палки. Телефон служил просто часами, пока светило солнце, и плюс фонариком, после того, как начало смеркаться. Вечерело. На траве появилась роса. Гарик видел, что она искрами жемчужилась, когда подсвечивал мобилкой, дабы не промахнуться мимо стакана и не перелить за отмеренную ризку. После пятой мысли рассыпались на эту самую траву рядом с росою и в голове не осталось ничего, кроме звенящей пустоты. Кресты за кустами покачивались из стороны в сторону, но не очень быстро. Ворона подошла вразвалочку, будто городская утка, и уселась рядом, посматривая на кирпич ржаного в целлофановом пакете. Гарик не стал её гнать, но и наливать, понятное дело, тоже не стал. По крайней мере, пока. Налил после седьмой, заодно и угостил свежим хлебушком на закусь. Ворона поблагодарила довольным утробным звуком. Окончательно стемнело. Кресты закачались быстрее. То ли от поднявшегося ветра, то ли кто-то шатал их из под земли. Козодой зывыл с другой стороны, и ближе.
В какой-то момент остатки пустых мыслей окончательно вышли из головы Гарика бесполезными червями, барьеры белой стены пали и пришло долгожданное понимание. Гарик осознал, что времени как такого не существует. Что нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Точнее всё это есть, но сразу. Что человек движется по этому сразу, будто детский паровозик по комнатной железной дороге. Скользит по незримым рельсам, пока не села батарейка, которую вставили в него при рождении, а может быть и ещё раньше, при зачатии. Нет. Нет. Нет. Ни так. Эти рельсы направлены круто вниз, в бездонную бездну холода и мрака, в зубовный скрежет, а паровозик жизни просто пытается тормозить, пока хватает вставленной в него батарейки, пока не стёрлись тормозные буксы жизненных смыслов. И тормозит всё хуже и хуже, поэтому к концу всё и ускоряется, меняется совсем по другому, быстрее, чем в детстве. А бездна, вот она, прямо перед ним, усеянная качающимися из стороны в сторону крестами. Козодой снова завыл.
Из носа двумя ручьями хлестала кровь. Судя по тому, что Гарик больше не слышал вой козодоя, кровь шла и из ушей. Ноги заплетались, и он уже скорее просто шёл, чем бежал. Темно. Темно. Гарик тёр глаза и руки тоже были в крови. И ноги заплетались, заплетались. Страха не было, нет. А потом наступил рассвет. Гарик вышел где-то на окраине города, у каких-то заброшенных дач. Бабка с пустым ведром с ужасом шарахнулась от него. Видимо, это именно она и вызвала патруль. Два бравых сержанта-россгвардейца под руки посадили Гарика на застеленное полиэтиленом заднее сидение чёрной Лады Гранты, сначала приняв его за спившегося деревенского синяка. Но потом один из них, тот, что по смышлёнее, догадался глянуть в недельной давности ориентировки и широко улыбнулся, предвкушая премию и внеочередной отпуск на малую родину. Гарик две недели уже как пропал, жена с ног сбилась и извелась в тревогах. До голой рамы разобранную машину его нашли где-то в соседнем районе, а о самом не было ни слуху и ни духу. Но вот, слава Богу, нашёлся. Он несколько часов, абсолютно неторопливо и с наслаждением, отмокал в горячей ванне, а на отжимающей кладбищенские шмотки стиральной машине рядом стояла она, ещё даже и не початая, вторая батарейка! БАТАРЕЙКА!!