Немцы называли их «черной смертью» или «черными чертями». В бою старались избегать с ними столкновений. Морские пехотинцы Великой Отечественной войны покрыли себя неувядаемой славой, продемонстрировав на полях сражений, казалось бы, нечеловеческие примеры стойкости и мужества.
Бывший командир пулеметного взвода 92-й морской стрелковой бригады Андрей Осипович Хозяинов оставил бесценные воспоминания о битве за сталинградский элеватор. Бригада моряков переправилась за западный берег Волги в ночь на 17 сентября, а уже на рассвете вступила в бой.
Немцы были поначалу озадачены, встретив в степном Сталинграде моряков. И в первый же день на собственной шкуре испытали доблесть советских морских пехотинцев. Там, где были моряки, наступление остановилось.
Сразу же с наступлением темноты, как только утих бой, Хозяинова вызвали в штаб бригады и приказали выдвигаться к сталинградскому элеватору и вместе с оборонявшимися там пехотинцами удерживать важный стратегический объект. Не просто удерживать, а во что бы то ни стало удерживать.
Ближе к утру 18 моряков добрались до элеватора, который в то время, как оказалось, оборонял стрелковый батальон гвардейцев Родимцева. Батальон-то батальон, да людей в нем оставалось всего 35 человек, половина из которых была ранена.
Приунывшие было гвардейцы, увидев пополнение, пусть и небольшое, воспряли духом. Еще бы! У моряков было два станковых и один ручной пулемет, два противотанковых ружья, новенькие карабины, три автомата и даже радиостанция.
А на рассвете с южной стороны показался немецкий легкий танк с белым флагом. Парламентеры, стало быть. Переговоры со стороны немцев вели двое: офицер и переводчик. Они сказали, что знают о тяжелом положении обороняющихся и уговаривали сдаться, обещая взамен еду и жизнь.
- Оборона бессмысленна, - говорил немецкий офицер. – Вы и сами это понимаете. Вы стойко сражались, а мы уважаем храбрых воинов. Сдавайтесь в плен. Иначе пощады вам не будет. Даем вам час на размышления. До свиданья.
- А ну-ка, погоди! – откуда-то из-за спины гвардейцев вышел моряк и подошел к немецкому офицеру. – До свиданья – так до свиданья. Только покажи, что там у тебя в карманчиках. Не сигаретки ли? Уж дюже мы до табачку охочи. Ага, так и есть. Вот будем дымить и тебя вспоминать. Ай да молодец, ай да уважил. А теперь ножками давай до своих. Ага, танкетку твою мы никуда не выпустим. А сами катитесь отсюда со своим ультиматумом. И остальным это передайте. Ну, прощевайте.
Немец онемел от неожиданности. Эти клоуны в полосатых майках еще что-то будут указывать! Ругаясь, они с переводчиком сели в танк. Два противотанковых ружья выстрелили одновременно. Немецкий панцер задымил. Пришлось парламентерам и вправду ножками до своих топать, благо недалеко было – две сотни метров максимум.
Вскоре на элеватор двинулись фашистские танки под прикрытием пехоты. Танки действовали из-за укрытий. Выстрелят – и сразу прячутся. Осторожничала и немецкая пехота, которой не давали приблизиться три пулемета. Вскоре над элеватором зависла «рама» и стала корректировать огонь артиллерии. Всего в этот день отважные советские воины отбили девять атак численно превосходящего противника!
Приходилось беречь боеприпасы и стрелять только наверняка. Эвакуировать раненых было невозможно, поднести боеприпасы тоже – все вокруг или было занято немцами или ими простреливалось. От вражеского огня загорелся элеватор, занялась и хранящаяся в нем пшеница. Ее удушливый дым заставлял держаться ближе к окнам и проломам в стенах. Остатки воды берегли для охлаждения пулеметов. Пить было нечего. У людей потрескались губы. В добавок ко всему от огня танков вышла из строя радиостанция.
Моряки и гвардейцы Родимцева держались до 20 сентября. Днем они занимали огневые позиции наверху элеватора и вели огонь по немецкой пехоте. Ночью спускались вниз и занимали круговую оборону, опасаясь ночной атаки немцев.
В полдень 20 сентября к элеватору двинулось 12 вражеских танков под прикрытием пехоты. Немцы уже поняли, что стрелять из противотанковых ружей нечем, поэтому не прятались. Танки, насколько позволял угол подъема орудий, расстреливали в упор элеватор. Вот замолчал один «максим», следом другой. Дым, огонь и кирпичная крошка не давали ни вздохнуть, ни что-либо разглядеть.
Немецким солдатам удалось проникнуть на элеватор. В чаду и пыли бились с ними на слух, определяя передвижения немцев по шагам, по дыханию… Вечером немцы покинули здание.
Оставшаяся в живых горстка бойцов подсчитала остатки боеприпасов. Да уж, негусто. По десятку патронов на брата. Тут уже не повоюешь. А немцев тьма тьмущая вокруг окруженного элеватора.
Решили пробиваться к своим, новую атаку не отбили бы. Вышли в ночь. Едва пройдя сотню метров, натолкнулись на немецкую минометную батарею. Завязался короткий рукопашный бой. Враг бежал, оставив минометы, воду и еду. Не евшие, не пившие бойцы накинулись на нехитрую снедь.
В это время немцы стянули к месту прорыва пехоту. Дальше прорывались с боем. А потом словно чернота какая навалилась на лейтенанта Хозяинова. Очнулся он уже в плену. Без гимнастерки и правого сапога. Руки и ноги не слушались, гуд в голове…
Потом был неудачный побег и снова плен. И снова побег. Проверка органами НКВД. Фронт. А после войны – многие годы непосильного труда по восстановлению разрушенной Родины.