Биография. Философское учение. "Категории".
Cенека, Луций Анней (Seneca, Lucius Annaeus) (4 до н.э./1 н.э. – 65 н.э.) – первый и крупнейший представитель Поздней Стои, римский государственный деятель, драматург.
Основные источники биографических сведений – сочинения самого Сенеки (правда, его свидетельства во многих случаях тождественны намекам), Тацит (Анналы XII–XV), Светоний (Калигула; Нерон), Дион Кассий (Римская история LIX–LXII). Местом рождения традиционно считается испанская Кордуба (Кордова); единственное основание – намек Марциала (Эпиграммы I 61,7–8: «О двух Сенеках… вещает красноречивая Кордуба»). Вопрос о дате рождения однозначного ответа не имеет. Существуют две версии, основанные, соответственно, на двух группах косвенных и не совпадающих свидетельств самого Сенеки; каждая из этих версий имеет своих сторонников. По одной версии (О безмятежности души 17,7; Исследования о природе I 1,3; Письма к Луцилию 108, 17; 22) его рождение приходится примерно на 4 г. до н.э., по другой (Письма 12,1; 26,2) – на рубеж 1 г. до н.э. и 1 г. н.э.
Сенека родился в семье Луция Аннея Сенеки Старшего, который происходил из всаднического сословия, был автором обширного руководства по риторике (сохранилось во фрагментах) и исторического труда о гражданских войнах в Риме (утрачен), однако «к философии относился резко отрицательно» (Письма 108,22). Напротив, мать Сенеки Младшего, Гельвия, насколько можно судить по трактату «К матери Гельвии», была человеком более широких взглядов. У Сенеки были два брата: старший, Новат (уже в зрелом возрасте он был усыновлен ритором Луцием Юнием Галлионом по завещанию последнего и принял его имя), и младший, Мела (отец поэта Лукана). Возможно, в отдаленном родстве с Сенекой состояли два его современника: ритор и философ-стоик Анней Корнут (по другой версии, он был вольноотпущенником, принявшим родовое имя Аннеев) и (с большей вероятностью) друг Сенеки и, при Нероне, префект городской стражи Анней Серен, которому Сенека посвятил несколько трактатов.
В младенческом возрасте Сенека был привезен в Рим (К Гельвии 19,2). Получив предварительное начальное образование, он необычайно рано ощутил интерес к философии. Будучи еще мальчиком, он слушал лекции Сотиона (Письма 49,2), который принадлежал к эклектической «школе Секстия» и сочетал стоическую моралистику с элементами пифагореизма (увлекавшего Сенеку в молодости – там же, 108,17). Под его влиянием Сенека стал вегетарианцем, больше года воздерживался от животной пищи и вследствие общей слабости здоровья дошел до того, что даже хотел покончить с собой, но после уговоров отца вернулся к прежней жизни (78,1–2; 108,17–22). Кроме того, он слушал также принадлежавшего к «школе Секстия» философствующего ритора Папирия Фабиана (40,12 ср. 100,1 сл.; О скоротечности жизни 10,1; 13,9; Исследования о природе III 27,3), у которого книг по философии было не меньше, чем у Цицерона, а стиль его был едва ли не лучше (Письма 100,1 сл.). Через них Сенека познакомился с идеями и сочинениями Квинта Секстия, «великого мужа… и стоика, хотя сам он это отрицал» (Письма 64,2), который «писал по-гречески, а думал по-римски» (там же, 59,7). Они научили Сенеку предписанному неопифагорейскими «Золотыми стихами» обычаю ежедневного отчета перед самим собой за все сказанное и сделанное (О гневе III 36; Письма 83,1). Еще одним наставником Сенеки был моралист-стоик Аттал (Письма 63,5; 67,15 и др.), тоже оказавший на него сильное влияние; о занятиях в школе Аттала у Сенеки остались самые теплые воспоминания (там же, 108,3).
На основании нескольких намеков в трактате «К Гельвии» (19) можно сделать вывод, что в конце 20-х гг. Сенека несколько лет провел в Египте, где поправлял слабое здоровье, изучал местные нравы и географию; собранные сведения, видимо, были изложены в утраченном сочинении «О стране и священных обрядах египтян». Из этого путешествия он вернулся, вероятно, ок. 31 г. и вскоре занялся карьерой. Карьера Сенеки хорошо документирована всей совокупностью источников и подробно реконструирована, поэтому здесь можно ограничиться лишь основными событиями. Скорее всего, в 33/34 г. Сенека получил квестуру, а затем вошел в сенат и был принят в императорском дворе. В начале правления Клавдия, в 41 г., в результате придворных интриг Сенека был отправлен в изгнание на Корсику (где начал активно заниматься литературным творчеством), в 49 г. возвращен, получил должность претора и стал воспитателем Нерона. Консул-суффект с 56 г. В правление Нерона приобрел значительное состояние. В 62 г. отношения Нерона и Сенеки ухудшились, Сенека отошел от политической деятельности и посвятил себя литературным трудам. В 65 г. Сенека был обвинен в причастности к заговору Пизона и покончил с собой; последние часы его жизни и мужественное поведение перед смертью описал Тацит (Анналы XV 61–63).
Сенека был женат дважды. От первой жены, имя которой неизвестно, у него был ребенок, умерший в младенчестве (К Гельвии 2,5). Со второй женой, Помпеей Паулиной, он прожил всю оставшуюся жизнь (детей, видимо, у них не было); ее Сенека очень любил и ценил (Письма 104,1 сл.). Как сообщает Тацит (Анналы XV 63–64), Паулина тоже пыталась покончить с собой, но ей не дали этого сделать, и она на несколько лет пережила мужа.
Учение Сенеки
Сенека – первый и самый крупный представитель Поздней (Римской) Стои. В этот период (I–II вв. н.э.) центром стоической мысли становится Рим, где жили или учились все видные представители позднего стоицизма. Школьная теория все больше ограничивается этикой, которая тяготеет к моралистике; логика и физика отступают на уровень вспомогательных дисциплин. Эта тенденция, наметившаяся уже в Средней Стое, хорошо заметна у Сенеки и в полной мере проявилась у Эпиктета и Марка Аврелия. Сенеке чуждо методичное теоретизирование, и о его «учении» следует говорить с этой поправкой, в равной мере относящейся почти ко всем (за исключением, может быть, Гиерокла) представителям Поздней Стои. У Сенеки (и вообще у поздних стоиков) сухая доктрина растворяется в нравственно-религиозном учении, а философия перестает быть отвлеченным исследованием первооснов бытия, блага и добродетели: она становится средством кристаллизации интимных убеждений, концентрации на жизни своего «я». И в философии появляется экзистенциальное измерение.
Сенеке свойственно неведомое ранним стоикам острое чувство хрупкости человеческого бытия и сознание реальной непостижимости мировой причинности в масштабах этого бытия. Тема смерти у Сенеки сквозная. Рассудочная стоическая формалистика предписывает считать смерть «безразличным» (indifferens = ἀδιάφορον – Письма к Луцилию 82,10; 13 сл.) и повелевает не бояться ее (там же, 78,25; 80,5–6; 82,23). Однако Сенеку это внутренне не устраивает. Как быть, если страх смерти заложен в человеке от природы (82,15)? Беседуя с Луцилием или с самим собой, он говорит: «Сделай так, чтобы я не бежал от смерти и чтобы жизнь от меня не убегала… Скажи мне перед сном: “Может, и не проснешься”, а когда встану: “Может, больше и не уснешь”. Когда выхожу из дома: “Может, и не вернешься”, а когда вернусь: “Может, больше и не выйдешь”… Не везде смерть заметна близко, но везде она неподалеку» (Письма 49,10–11 ср. 1,2–3; 4,3; 12,6; 22,15–17; 24,19 сл.; 30,7 сл.; 16; 37,8; 54,4 сл.; 57,3–4; 63,8; 15; 74,3; 103,3 и др.). «Каждый день, каждый час» показывает нам, что мы – ничто, вновь и вновь напоминает об этом людям, забывшим о своей хрупкости и бренности (101,1). Все люди связаны общей участью: кто родился, тому суждено умереть (99,8–9). Нужно понимать, что все дела смертных обречены на смерть (91,12). Однако кто размышляет о смерти, тот размышляет о свободе, кто научился смерти, тот не будет рабом и сможет, если нужно, уйти сам: «Двери ему открыты» (liberum ostium habet – 26,10 ср. 69,6; 70,19 сл.; 24; 91,21; 98,15 сл.); почти такие же слова мы находим у Эпиктета и Марка Аврелия.
Век человека недолог, и нельзя растрачивать его на мелочи, раз мы не знаем, «как жить и как умирать» (Письма 45,5 ср. 49,3–4; 99,9; 11; 117,32). Нужно настроить душу так, словно мы дошли до конца, и нельзя ничего откладывать на потом (там же, 101,7): «Пока будешь откладывать, вся жизнь и пройдет» (1,2). Каждый день нужно проводить так, словно он последний (93,6 ср. 12,8; 61,2), нужно считать его за целую жизнь (101,10); этому вторит младший современник Сенеки Музоний Руф (Стобей III 1,48; III 1,77): «Не проживешь сегодняшний день достойно, если не представишь его последним днем в твоей жизни». А вот разгульно проводить каждую ночь так, словно она последняя, не стоит (Письма 59,17–18). Но, надеется Сенека, если бог подарит нам еще один день, мы примем его с радостью (там же, 12,9). Если беды пока нет, нужно рассчитывать на лучшее, а если всего бояться, то и жить не стоит (13,11–12). Страх смерти делает всю жизнь жалкой и недостойной (101,10 сл.): «цикута сделала Сократа великим» (14 ср. 67,7). Кое-что подстерегает нас изнутри: мы начинаем «быстро нравиться самим себе» (cito nobis placemus – 59,11). Эти темы типичны для увещеваний и практических предписаний Сенеки.
Вместе с тем Сенеке свойственно умудренное снисходительно-извинительное отношение к собственному существованию: «Сколько ни думаешь, жизнь все равно впереди нас» (Письма 45,13); он сетует на свою память, «ленивую и вялую» (там же, 74,1). Порок не во внешнем, а в нашей душе (17,12). Порой в рассуждениях Сенеки проскальзывает заимствованный у Секстия и Сотиона пифагорейский мотив переселения душ; против переселения своей души он в принципе нисколько не возражает (65,24).
Однако при декларативном пренебрежении к формальным деталям и частным вопросам Сенека постоянно уделяет им внимание. Он неизменно внимателен к теории, в большинстве пунктов верен раннестоической ортодоксии (критикует, например, Аристона Хиосского и Антипатра из Тарса за отступления от догмы – Письма 89,13: 92,5: 94,2) и отождествляет себя со стоической школой («мы», «наши» – там же, 59,2; 65,2; 83,10; 116,1; 117,1 сл. и др.). При этом, однако, он оставляет за собой право на самостоятельную позицию и особое мнение: «Я… ни перед кем не преклонился, ничье имя не ношу; я питаю большое доверие к суждениям великих людей, но оставляю кое-что и на долю моего собственного» (45,4 ср. 113,1; 23). В некоторых случаях Сенека допускает различные варианты решений, но скепсис на уровне методологической установки считает наихудшим заблуждением (88, 43 сл.).
Как уже говорилось, первое представление о философии (преимущественно стоической с пифагорейским оттенком) Сенека получил у Аттала и Сотиона; значительное влияние на Сенеку оказали Панэтий и особенно Посидоний. Сенека хорошо знал сочинения ранних стоиков – Зенона, Клеанфа, Хрисиппа, а также Аристона Хиосского, Антипатра из Тарса и, вероятно, многих других. Несомненно знакомство с Платоном и академиками, с Аристотелем (например, Письма 58,8–9 – категории Аристотеля; там же, 65, 4 сл. – разбор теории причин Платона и Аристотеля), с учениями Демокрита, элеатов, мегариков, киренаиков. В частности, Сенека упоминает Парменида и Зенона Элейского, Протагора, Навсифана (88, 43 сл.); в последние годы жизни он читал Эпикура, признавая мудрость отдельных его изречений (особенно в «Письмах к Луцилию»), но не разделяя его исходных установок: «Я ведь имею обыкновение заходить и в чужие лагеря, но не как перебежчик, а как разведчик» – 2,5); однако все, что правильно, «сказано хорошо – хоть Эпикуром, хоть мной» (16,7 ср. 21,5; 9)
Для Сенеки, как и для ранних стоиков, наслаждение равнозначно пороку (Письма 59,2; 99,25 сл.; 104,34; 110,10), и для него (как и для Марка Аврелия) неприемлем атомарный «хаос» (там же, 72,9). Весьма возможно, что Сократа он считал ключевой фигурой, поскольку тот призывал философию вернуться к людским нравам (71,7). Сочинения Сенеки важны в доксографическом отношении (в частности, ок. 90 фрагментов в SVF, свыше 70 фрг. Посидония в издании Эдельштайна – Кидда).
Сенеке наряду с Цицероном принадлежит основная заслуга в переводе греческих философских (и, в частности, стоических) терминов на латинский язык (эволюции и лексике которого он уделяет специальное внимание – Письма 58 pаssim; 59,5–6). Например, он перечисляет три варианта перевода термина ἀξίωμα, «высказывание» (effatum, enuntiatum, edictum – там же, 117,13) и специально рассуждает о том, как лучше передавать греческий термин ἀπάθεια, «бесстрастие» (9,2; ср. 87,39–40 о других терминах). В этой области Сенека многим обязан Цицерону (что признает и сам – 58,6), но в некоторых случаях предпочитает собственные версии – например, productum для греческого προηγμένον, «предпочитаемое» (74,17), вместо promotum или praepositum у Цицерона (О пределах блага и зла III 52). Поэтому оценка Квинтилиана (Наставление оратору Х 1,129): «В философии он не силен (in philosophia parum diligens), но зато был великим обличителем пороков», – справедлива лишь на вторую половину.
«Мудрость» (sapientia) Сенека в соответствии со стоической традицией определяет как «знание вещей божественных и человеческих» (divinorum et humanorum scientia – Письма к Луцилию 88,33; 89, 5; 90,3; 104,22; 110,8), как знание, достигшее высшего совершенства, или как «искусство жизни» (ars vitae – там же, 117,12). Мудрость – наставница душ (90,26). Философия отличается от мудрости: она есть стремление к мудрости, забота о добродетели, ибо добродетель и философия неразделимы (89,4; 8); философия – начало пути, мудрость – его завершение (89,6). Как таковая, философия самодостаточна и представляет собой общую основу частных наук, – в том числе, например, и математики, – принципы которых она определяет (88,28), а все специальные и прикладные «свободные науки» (artes liberales) черпают из нее свои основания, служат ей и сами по себе не делают человека лучше (88, 1 сл.; 24 сл.; Исследования о природе Iпредисловие 1). Философия же есть то единственное, что делает душу совершенной (Письма 88,28–29). У каждой из умозрительных наук (ars contemplativa) есть свои основы; философия – наука не только умозрительная, но и прикладная: она и созерцает, и действует (et contemplativa est et activa: spectat simul agitqie – там же, 95,10 сл.).
С философскими текстами нельзя обращаться так, как это сделал бы грамматик или филолог; в них важны не словесные тонкости и фигуры речи, а возвышенные и полезные наставления, ведущие к блаженной жизни и подтверждаемые на деле: их нужно усваивать так, чтобы «то, что было словом, стало делом» (ut quae fuerint verba sint opera – Письма 108,35). Философия «учит делать, а не говорить» (там же, 20,2 ср. 111,3), она – «лекарство» (remedium) для души (117,33 ср. 111,2), она освобождает: «служение философии и есть свобода» (philosophiae servire libertas est – 8,7), но «самой философией нужно заниматься спокойно и скромно» (philosophia ipsa tranquille modesteque tractanda est – 14,11).
В этих основоположениях Сенека пока следует раннестоической догме или, во всяком случае, ее духу. Однако философия – и это уже нечто новое, намекающее на платонико-пифагорейское влияние, – может рассматриваться как своего рода скрытое знание, доступное лишь избранным: тайны философии (philsophia arcana) доступны только «избранным и допущенным», тогда как практические наставления (praecepta) известны и непосвященным (Письма 95,64 ср. Исследования о природе I предисловие 3).
Философия традиционно делится на три части (Письма 89,14). Самая важная – этика, «нравственная часть» (pars moralis); в этой своей ипостаси философия есть «стремление к добродетели» (studium virtutis – 89,8). Физика, или «естественная часть» (naturalis pars), исследует природу вещей (89,9; 16). Логика, или «часть, посвященная пользованию разумом» (rationalis pars), исследует свойства слов и доказательств (89,9; 17). Из всей совокупности высказываний Сенеки неопровержимо следует, что физику и логику он считал областями хотя и менее важными, но все же принципиально нужными.
"Категории" и логика
Нельзя сказать, что логика Сенеку увлекала (то же самое в значительной мере относится почти ко всем представителям Поздней Стои); риторику и грамматику он, видимо, считал чем-то не слишком важным (Письма к Луцилию 88,42). Ему было известно раннестоическое учение о «категориях», которое формально не принадлежит ни к одной из трех частей философии. Четыре взаимосвязанных класса предикатов («субстрат», «качество», «состояние», «состояние в отношении») являются универсальным средством описания и анализа любой предметности логики, физики и этики. Наиболее универсальная третья «категория», «состояние» (πῶς ἔχον), обнимает собою две первых и включает в себя большинство аристотелевских категорий. Именно ее Сенека упоминает чаще всего, переводя πῶς ἔχον как quodam modo se habens. Душа – «пневма» (spiritus) в определенном состоянии (там же, 50,6), добродетель – душа в определенном состоянии (там же, 113,2 сл.). Упоминается также четвертая «категория», «состояние в отношении»: πρὸς τί πως ἔχον Сенека переводит как quodam modo se habenserga (121,10). У ранних стоиков четырем «категориям» предшествовала самая общая «категория», «нечто» (τὸ τι), обозначавшая любую теоретически представимую предметность (и телесную, и бестелесную). Здесь Сенека отходит от раннестоической традиции, согласно которой сущим в настоящем смысле считалось только телесное, и понимает эту высшую «категорию» как «то, что есть» (quod est – 58,11); у него эта «категория» обнимает собой телесное и бестелесное (58, 15).
Логика – общая пропедевтика, учащая правильно пользоваться разумом и корректно строить рассуждения, без чего невозможно отличить истинное от ложного и благо от зла (Письма 89, 9 сл.). Логическую часть Сенека традиционно делит на диалектику и риторику; риторика занимается планом словесного выражения (здесь Сенека решительно осуждает пышное многословие и выступает за сдержанность и умеренность слога – там же, 40,2 сл.; 114,1 сл.), а диалектика включает в себя два раздела: учение об обозначающем, то есть о словах-знаках (verba), и учение об обозначаемом, то есть о передаваемых словами смыслах (significationes – 89,17 ср. 102,9), которые бестелесны. Допустим, объясняет Сенека, «я вижу прогуливающегося Катона; чувство показало мне это, душа ему поверила. То, что я вижу – это тело, и именно на него направлены и глаза, и душа. Потом я говорю: “Катон прогуливается”. То, что я выражаю словами (скажет стоик), – не тело, а некое высказывание (enuntiativum) о теле» (117,13). Этот же текст может служить кратким изложением стоического учения о познании: чувственное восприятие (начальная ступень) – постигающее представление – «согласие» («душа поверила»). Более детальных сведений о стоической семантике, силлогистике и критерии истины Сенека не сообщает (хотя силлогизмы использует повсеместно), ибо главное – не превращать поиск истины в игру словами (за что он критикует даже основателя школы Зенона – 82,9 ср. 49, 5 сл.; 88,42).
Автор: Столяров А.А.
Подробнее об этической и физической составляющих учений Сенеки читайте на сайте Электронной философской энциклопедии.