С Василием Ивановичем Беловым классиком русской литературы я довольно много общался в начале 2000-х годов. В то время он часто гулял по Вологде, встречался с вологжанами, которые удивлялись, что знаменитого писателя, которого проходят в школе, вот так запросто можно увидеть на улице и поговорить. Раз в месяц Василий Иванович ходил платить за телефон в офис компании на Герцена 41 и по пути всегда захаживал к нам в Музей дипломатического корпуса на Герцена 35. Ему было интересно общаться со мной, как человеком новой формации- бизнесменом, который к тому же занимается наукой, держит музей и пишет литературные произведения. Разговоры наши продолжались часами. Классик с удовольствием прочитал мои тогда 3 книги, и настоятельно рекомендовал членам писательской организации присмотреться к молодому автору. Еще раньше другой известный писатель Виктор Коротаев, письменно рекомендовал принять меня в Союз писателей России. Мне это было не надо, я поблагодарил уважаемого литератора и оставил рекомендацию Коротаева на память в своем архиве.
Василий Иванович, очень тянулся к историческому знанию и много расспрашивал меня на разные темы, внимательно слушая аргументы историка. Видимо внутренне он иногда не соглашался с моими оценками, но всегда возражал очень деликатно. Так однажды, когда я в порыве дискуссии упрекнул его в том, что как такового крестьянского «лада» в жизни не было, он, как бы извиняясь, сказал: «так я же писал о лучшем». Действительно, открыв в очередной раз книгу «Лад» я обнаружил там подзаголовок, объясняющий позицию автора- «очерки о народной эстетике». С такой трактовкой темы я совершенно согласен.
Василий Иванович спрашивал мое мнение о тех или иных событиях в истории Вологды, о преподобном Герасиме, Иване Грозном и других исторических персонажах, а однажды задал необычный вопрос:
-Ты в монетах разбираешься, не можешь меня проконсультировать?
-Могу, конечно, что за вопрос!
Через некоторое время Василий Иванович принес пакетик со старинными монетами.
- Вот, посмотри!
Я высыпал монеты на стол, быстро разобрал по типам и правлениям. Там были в основном медяки второй половины XIX в. и несколько «серебрушек» достоинством в 10 и 15 копеек, царствования последнего императора Николая II.
-Это ваша коллекция? - спросил я.
-Нет, это от дяди Миши осталось, он говорил мне, что монеты старинные, цены немалой.
Белов с хитрецой посмотрел на меня, что скажет наука.
-Огорчу, Василий Иванович, ничего редкого и особо ценного тут нет. Обычные монеты, выпускавшиеся огромными тиражами. В годы Первой мировой войны началась инфляция и серебро, а потом и медь вышли из обращения. Население припрятало их «на всякий случай». На десятилетие денежное обращение России было только бумажным, потом на короткое время в 1924 г. появились советские серебряные монеты, но буквально через три года не стало и их. С 1931 г. «серебрушками» стали называть никелевые разменные монеты.
-Как же так, - недоверчиво, словно бы рассуждая, произнес Василий Иванович, - дядя Миша не мог ошибиться, он был голова!
Это было сказано с таким уважением и таким недоверием к мнению специалиста, что я даже немного обиделся.
-Смотри, монеты- то тысяча восьмисотых годов, всем более 100 лет.
-Ну и что, - говорю, - дело не в годе выпуска, а в редкости. Все эти экземпляры- массовый чекан и совсем не редки.
-Ну как же не редки, - возразил Белов, - у тебя, к примеру, есть такие?
-Конечно и в большом количестве. Могу показать!
-Не надо, я верю, -смирился Василий Иванович.
Потом мы еще долго говорили о судьбах страны, литературе и уже попрощавшись в дверях Белов, вдруг обернулся, хитро глянул на меня и сказал:
-Я все равно не верю, что дядя Миша ошибся!
Потом я долго рассуждал про себя о причине этого упорства, ведь малограмотный деревенский мужик не может знать ценности памятников нумизматики и, наконец, кажется, понял причину.
Дело скорее всего в том, что в 30-40 - е годы XX в. в крестьянской среде сохранялись предания о дешевой жизни «при царе-батюшке» и «копеечных» ценах на многие товары и серебряных монетах в обороте. Всего этого уже не было в колхозной деревне, а старинные деньги у населения, остались. Остались и воспоминания об их покупательной способности. Вот почему дядя Миша и утверждал, что старые монеты против ценовых реалий советского времени, были «цены немалой», что и отложилось в детской памяти В.И. Белова.
Относиться к этой истории следует как к деревенскому мифу о «прежней жизни», который Василий Иванович и сохранил в своем восприятии. Сейчас, когда идет сбор материалов о жизни классика, любые истории, связанные с ним представляют большой интерес для литературоведов.
