Кальвинистское презрение к потреблению побуждает Адама Смита назвать танцы «примитивными и грубыми».

Затем он подспудно соглашается с профессором Гаррисоном в том, что Смит призывал наc к отрицательному или, по крайней мере, нулевому временнóму предпочтению. Обращаясь к «Теории нравственных чувств», Уэст отмечает, что добродетель бережливости вызывает уважение» со стороны альтер эго Смита, врожденного нравственного чувства, «беспристрастного наблюдателя», и приводит слова самого Смита: «Этот наблюдатель не обольщается соблазном наших текущих желаний. Для него удовольствие, испытанное нами неделю назад или год назад, столь же интересно, сколь и то, что мы переживаем в данный момент»11. Можно, пожалуй, заметить, что высокомерный отказ учитывать будущие удовольствия и сосредоточение на настоящих, т.е. отрицание положительного временнóго предпочтения, для любого «беспристрастного наблюдателя» дело, конечно, нетрудное. Только вот является ли этот беспристрастный наблюдатель действительно человеческим существом или же это просто некий блуждающий дух, который не принимает участия в человеческих делах и мнением которого можно поэтому решительно пренебречь? Кальвинистское презрение к потреблению побуждает Адама Смита назвать танцы «примитивными и грубыми». Как мы увидим, в своем «парадоксе ценности» он объявил алмазы совершенно никчемной вещью, которая «едва ли имеет какую-нибудь ценность при практическом использовании». С чисто пуританским радикализмом Смит порицал роскошь как биологически вредную, снижающую уровень рождаемости в высших слоях общества: «В делах любовных роскошь, хотя она, вероятно, и возбуждает страсть к наслаждению, в целом всегда ослабляет и нередко совершенно подрывает силы поколения». Кроме того, Смит благосклонно отзывался об умеренной прибыли и осуждал большую, поскольку последняя побуждает капиталистов потреблять больше. А поскольку крупные капиталисты служат внушительным примером для остальных членов общества, капиталистам тем более важно сохранять бережливость и трудолюбие: помимо всех уже отмеченных вредных последствий для страны вообще, являющихся неизбежным результатом высокой нормы прибыли, существует еще одно, более гибельное, пожалуй, чем все они, взятые вместе, и, как можно судить по опыту, неразрывно связанное с монополией. Высокая норма прибыли, как кажется, повсюду уничтожает ту бережливость, которая при других условиях естественна для купца. Когда прибыли высоки, эта трезвая добродетель представляется купцу излишней, расточительная роскошь кажется более соответствующей улучшению его положения. <С. 582.> Поскольку высшие слои общества являются примером для подражания, добавляет Смит.