До завтра, казаки, думайте еще раз и крепко, чтобы потом было, что вспомнить.
Сказал так, махнул рукой, подали ему коня, подсадил его казак на коня, и уехал он снова в крепость.
Загалдели тут казаки, как потревоженный шмелиный выводок. Переходят друг от дружки по разбившимся кучкам и снова толкуют про то, чего ради граф заботится об их потомках, а понять не могут, почему граф так хочет их облагодетельствовать.
Весь день ничего не делали казаки и не расходились со Схода. Весь день спорили с теми, кто хотел принять предложение графа и некоторых из тех казаков сильно побили на кулачках. «Убедили» согласных с графом передумать и не стоять за графское желание. С тем и спать легли.
А на утро граф снова приехал из крепости, доложили, что Сход казаков станицы Кисловодской не желает оставлять своих трудов на выбранной поляне для станицы, не желает селиться около крепости и просит наместника государя уважить приговор Схода.
Выслушал граф приговор Схода, прошелся перед казаками раза три-четыре из конца в конец, а потом встал перед ними, да как закричит:
– Дураки, дураки, а еще казаки! Построиться в две шеренги!
Построились казаки старше 21 года. Только в 21 год казак считался полным казаком. До этого все считались казачатами и службу не несли, как обязательную, а только по желанию. И, хотя с 16 лет казак уже был при оружии и часто имел своего собственного коня, но в службе был волен и только раз в году обязан был провести месяц в лагерях, где молодые казаки проходили военную выучку под руководством опытных старых казаков. Во время тревожное, при набегах горцев и при ответных набегах на горные аулы, могли и не принимать участие, но этого почти не бывало. Принимать участие принимали, но участия в дележе добычи не имели и гордились только тем, что получали от старых казаков поощрения или похвалой, или подарками из доли дарившего. Только то, что лично казачонок добывал в стычках, считалось его собственностью и в общий котел не поступало.
Стоят казаки, вытянувшись перед графом, но покорности граф не видит. Твердо и упорно стоят казаки. Только полы черкесок, да концы башлыков за плечами развивает ветер. Ходит граф перед казаками по всему фронту и молчит. В руках плеть держит. Ходит и молчит. Устали казаки стоять, но тоже молчат и не двинется ни один, и не качнется.
Наконец, говорит граф взмахивая плетью:
– Так! Не передумали, значит! Хорошо! Помните, что я вам вчера обещал? Всех перепорю, и только после этого оставлю на этой вашей дурацкой поляне! Решайте, согласны?
– Так точно, Ваше Сиятельство, согласны, –в разнобой загутарили казаки.
– На первый-второй рассчитайтесь, дураки! – заорал граф.
– Первый – второй, – первый – второй, … – пошло по первой шеренге.
Оказалось четное число казаков.
Ну, вот, никому не будет обидно. Всех поровну. Передняя шеренга, двадцать шагов вперед! – громко командует граф.
Передняя шеренга срывается с места и быстро делает на графа 20 шагов. Останавливается и замирает перед графом. А мы, все, что стоим тут же или сидим, срываемся с места и вплотную, в пяти шагах, замираем вокруг наших полноправных казаков, которым каждому не менее 21 года.
– У всех плети есть? – кричит граф.
– Первые номера, по два шага вперед, марш! – снова кричит граф.
И как только вышли первые номера из шеренг, так тут же граф кричит:
– Ложись!
Легли казаки первых номеров, а вторые номера стоят, плети в руках держат, так, что и руки задрожали. Понимают казаки, что сейчас будет, а потому и дрожат руки.
– Вторые номера, слушать мою команду! Закинуть полы черкесок на первых номерах на головы и стащить … нет, не надо стаскивать шаровар. И без того будет казакам стыдно и сейчас, а потом, когда они поймут, будет еще стыднее. Дать первым номера по десятку плетей, да погорячей, а то я солдатам прикажу повторить.
И засвистели плети вторых номеров над лежащими первыми номерами. Закряхтели казаки под плетями своих же станичников, задвигались лежавшие на траве казаки, а некоторые даже и подпрыгивали, как рессоры на своих концах, если нажать посредине. Но не было стонов и охов или иного выражения боли, кроме кряхтения. Только некоторые заскрипели зубами. А граф считает:
– Раз! Два! Три! … Десять!
Считал медленно, а как кончил, так снова как заорет:
– Первые номера, встать! Вторые номера, ложись! Повторить порку! Поменяйтесь местами!
Ну и поменялись… Так оказалось, что все казаки станицы Кисловодской, еще и не поставив свою станицу, уже перепороли друг друга по приказу графа.
На прощанье граф еще раз сказал станичникам:
– Запомните этот день! Я мог бы поселить вас там, где хотел, но я люблю вольность и уважаю свободных казаков, хотя бы они и делали дурацкие дела. Насильно мил не будешь! Но запомните, казаки, все казаки и казачки, старые и малые, и даже все ваши девчата и бабы, все, кто тут сейчас стоит. Пожалеете еще вы, что меня не послушали, пожалеете, да поздно будет. Теперь просите, чтобы я поселил вас около крепости, так я этого не сделаю. Люблю вольных людей, но не терплю, когда меня в моих советах не слушают и мне не подчиняются. Не поминайте меня лихом. Порол я вас, желая вам же добра, и если бы вы во время порки одумались и попросили бы меня, я бы все для вас сделал, а теперь ничего не просите, все равно не сделаю ничего. А камыши отдам вот этим солдатам, кто отслужит свои 25 лет верой и правдой государю. Солдаты, селитесь около крепости и будете век помнить и благодарить графа Воронцова-Дашкова. Я тоже верой и правдой служу государю, но я русский человек и плохого русскому человеку не пожелаю никогда. Оставайтесь с Богом и пусть он нас бережет, как вы бережете границы России. Прощайте, казаки, и помните, что я исполнил ваше желание, а не свое, хотя, верьте мне, это стоило мне не малого. Вы перебороли меня, графа, своим упрямством, а я желал вам только добра.
Уехал граф, а мы понемногу и стали на ноги в станице. Построили хаты, понарыли ям для картошки на зиму, накосили сена на зиму, нагородили базов для скотины. Осенью ездили казаки на свои старые места и привезли оттуда зерна и муки, и зажили мы в новой станице припеваючи до первого набега горцев.
А уж дальше, правнучек мой дорогой, тебе расскажет Игнат Петрович. Он ведь тоже был с нами, когда казаки пороли друг друга, отстаивая приговор Схода, принятый большинством, и все может тебе рассказать. Мы с ним часто потом вспоминали потом графа и жалели наших станичников за их страдания перед станичниками и перед графом. Лет через 20 вся станица была готова переселиться в камыши, но они были отданы графом солдатам, отслужившим свой срок. А те охотно остались в Кисловодске и не хотели возвращаться себе на родину. Видимо, не сладко там жилось мужикам. Не даром наши предки, казаки, бежали из России. Игнат Петрович тебе подробно расскажет о старом. Он очень часто слушал старых казаков, когда они вспоминали свое прошлое, своих отцов и дедов, а некоторые, и пращуров.
Эх, правнучек, записать бы все это, да ведь никто из наших-то казаков грамотным не был. Были грамотные, так ведь они у настоящих-то казаков и за казаков не считались. Во-первых, потому, что почитай почти все грамотные казаки оказались писарями, сотниками, есаулами, атаманами, а там, и держали руку царей и соблюдали свой интерес и не давали ходу желавшим учиться казачатам. В невежестве держали нас. А как окрепла царская власть после казни атамана Емельяна Пугачева, так и все казачество стали закабалять, и грамоте доступа к казакам не давать.
Ты послушай, послушай внимательно Игната Петровича. Он владел грамотой, хоть и не шибко, и много знает. Не даром ему «Егория» на войне с турками дали. Он был один раз атаманом в станице, а атаманы очень многое знают, да не все им разрешают теперь говорить казакам войсковые вельможи. Одна слава теперь, что казаки вольные люди. Они еще больше закабалены теперь, чем в то время когда нас милостиво переселяли из ставропольских степей в Терскую область. Делалось то, что нужно царям и дворянам, а не простым казакам. Сохраняли видимость казачьей вольности, а на самом деле заставляли казаков быть палачами у царей при усмирении бунтов, восстаний и забастовок.
Наши-то терские казаки еще оставались в стороне до самой Японской войны, и их не посылали усмирять, а вот донские казаки, так тех по всей России палачами зовут. А через них и нас, терских казаков считают царскими приспешниками. А того не знают, что в1908-1909 годах больше тысячи терских казаков были выселены в Сибирь за то, что в1905 году ни одна войсковая часть из терских казачьих полков, пластунов и батарейцев не принимали участия в царских карательных походах по России. Бастовали терские казаки, если получали приказы пороть своих русских людей, тем более , стрелять в них.
(продолжение следует)