Тарелки с едой занимали каждый сантиметр пространства на столе в столовой. Я помню, как подумал, что Ною понравилась бы вся эта еда. Я помню, как меня смущало наличие еды, но Ной не смущался. Мы только что пришли с кладбища. Мой двухлетний сын, Ной, погиб в бассейне за три дня до этого. Он больше не занимал свое маленькое место на этой земле.
Казалось, что после его смерти я не ела несколько месяцев. То немногое, что я ела, было тем, что он больше не мог есть. Эта мысль поглощала меня. Мне было невыносимо думать о том, что он больше никогда не будет есть пиццу с бешамелем и грибами, которую мы обычно покупали в Trader Joe's. Или он больше никогда не съест яблоко в тележке в магазине Shoprite, а потом с восторгом бросит это яблоко на пол, когда мы дойдем до отдела сладостей. Мы делили пакет шоколадной лакрицы, когда ходили по магазинам, и я платил за пустой пакет.
Эта стадия лишения себя еды, особенно того, что любил Ной, продолжалась долго. Я потеряла много веса. Я занимала меньше места. Я начала исчезать. К тому времени, когда мы начали лечение бесплодия примерно через девять месяцев после аварии, я ела очень мало. Удовольствие от еды было потеряно. Базовая потребность в питании ничего для меня не значила.
Но в какой-то момент я перешла от необходимости лишать себя еды к невозможности перестать есть. Я не помню точно, когда и как произошел этот сдвиг. Стресс, связанный с лечением бесплодия, денежные проблемы и всепоглощающая разбитость нашей жизни заставили меня искать что-то, что приносило бы хоть какое-то удовольствие. Писать в то время было слишком сложно. Самоанализ, которого оно требовало, был невозможен. Теперь, чтобы хоть ненадолго заглушить свои мысли, я стал налегать на еду. Я постоянно находился на кухне и ел все подряд. Ни одна еда не была безопасной. Любой кафетерий стал местом назначения. Я больше не знала, что такое быть голодной.
Я никогда не взвешивалась, но знала, что мой вес достиг самого высокого уровня за всю мою жизнь. Я задыхалась и сходила с ума. Я больше не смотрела на свое тело. Я смотрела вниз на свой живот и бедра, которые занимали так много места на диване". Мы сменили врача по бесплодию после того, как у нас не было ни успеха, ни вариантов. В нашей новой клинике врачи и медсестры были добрее, и проводилось медицинское исследование. Если бы мы прошли это исследование, то сэкономили бы много тысяч долларов при следующей попытке забеременеть. Мы сказали врачу, что готовы на все, чтобы получить еще один шанс. Он улыбнулся: "Медсестра позвонит".
Мне позвонили в магазине Ulta Beauty, когда я покупала помаду. Ответив на звонок, я отошла в тихий уголок магазина, освещенный суетным светом. Мне сказали самым деликатным образом, что, исходя из моего нынешнего веса, мне нужно сбросить 55 килограммов, чтобы попасть в медицинское исследование. С научной точки зрения, вероятность наступления беременности при здоровом индексе массы тела выше, чем в том виде, в котором я жила, питаясь чипсами, бубликами, печеньем и канистрами Pringles. И мне нужно было сбросить вес менее чем за два месяца, чтобы уложиться в сроки исследования.
В моем сердце была пустота, но не в животе. Я заполнила это пространство, потому что его можно было заполнить, а пространство в сердце - нет. Я ел, ел и ел. И теперь мне нужно было занять меньше места на этой планете. Меньше массы. Затем медсестра сказала, что она не хочет, чтобы я причинила себе боль, и что это практически невозможно. Ей было так жаль.
Я помню, как плакала среди освещенных зеркал для макияжа, выставленных на полке. Я видела себя снова и снова, увеличенную в блестящих серебряных кругах и овалах. Я сказала медсестре, что сделаю это. Я могу это сделать. Я сделаю это. "Внесите нас в список", - умоляла я. Я должна была добровольно вернуться в те дни, когда у меня не было аппетита. Без желания пробовать и наслаждаться. Я должна была сжечь этот жир, чтобы снова родить ребенка. Я должна была занимать меньше места, чтобы снова стать семьей. Я начала уже на следующий день.
Я одолжил фонарик у нашего соседа и начал ходить каждый вечер после работы. Поначалу подниматься на любой небольшой холм было почти невозможно. У меня болели колени. Болели ноги. Я был так далек от своей цели. Во время ходьбы я разговаривал с Богом. Я разговаривал с Ноем. Я разговаривал с самим собой. Внутренний диалог не прекращался. Я шла и голодала, шла, плакала, голодала, а потом начала идти немного быстрее. Я была так голодна. Так вот на что похож голод. Это было так долго.
У меня были ночи, когда я доходила до предела. Я плакала по многим причинам. Я была голодна. Я устала. Я хотела вернуть сына. Я злилась на свое тело за то, что не могу забеременеть. Я злилась, что позволила своему телу занять так много места. Из-за моего обжорства мы можем потерять шанс снова завести ребенка.
Я пробовала колонизацию. Это было ужасно. Вода поступает так сильно, что вызывает спазмы в желудке. По иронии судьбы, это было похоже на роды. Я надеялся, что это будет легким бонусом к упражнениям, голоданию и коктейлям, заменяющим еду, но это не так. Это была не только боль в заднице, но и невыносимая боль в кишечнике.
Затем я начала действительно терять вес. Цифры на весах начали падать. Теперь у меня была зависимость от ощущения пустоты в животе. Я занимал меньше места на водительском сиденье своего автомобиля. Я занимала меньше места в постели с моим мужем. Но пустота, которую оставил после себя Ной, была больше, чем когда-либо. Потерять ребенка - это ад на земле.
И когда мое тело опустилось до той цифры на весах, которую хотели видеть в клинике, медсестры и врачи были потрясены и взволнованы. Они сказали мне, что втайне болели за меня.
Снова анализы крови, уколы и лекарства, но на этот раз все должно было сработать. Мы искали необходимые деньги. Не было ничего невозможного. Мы найдем способ.
Это было девять лет назад. Девять огромных лет назад наука помогла создать нашу дочь, чтобы она заняла прекрасное место на этой земле. Невозможно было заменить место моего сына, но создать ее собственное пространство.
Теперь я более остро осознаю, какое пространство мы занимаем. Наше личное пространство одновременно миниатюрно и огромно.