Впрочем, если Вы считаете, что для сохранения “отношений” я должен “взять назад” сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя “вина” и чего, собственно, от меня хотят».
Это письмо Ленин уже не прочитал. Ему не хотели показывать сталинский ответ, чтобы ему не стало хуже.
Из дневника лечащего врача: «Мария Ильинична телефонировала и сообщила, что Владимир Ильич настойчиво требует люмбальной пункции, и спрашивала, как быть и можно ли часто делать пункцию. Доктор Кожевников ответил, что очень часто, конечно, нельзя. Приехал в половине десятого.
— Зачем вы беспокоились, раз всё равно ничего нельзя сделать?
Кожевников понял, что Владимир Ильич говорит о люмбальной пункции, но не стал углублять больной вопрос. Владимир Ильич добавил:
— Проклятый немец.
Разговаривая с Надеждой Константиновной, Кожевников спросил, что подразумевал Владимир Ильич. Она дала объяснение: Владимир Ильич недоволен, что ему не делают пункции, которую Фёрстер рекомендовал в случае упорной головной боли».
Восьмого марта: «Врачи приехали в половине второго. Владимир Ильич лежал под тремя одеялами, был бледен и весь дрожал… Кожевников сделал под местной хлорэтиловой анестезией пункцию между четвертым и пятым позвонками. Через четверть часа Владимир Ильич сказал, что голова болит значительно меньше».
Девятого марта — потеря речи, паралич правой руки и ноги захватил и левую руку. В восемь часов Надежда Константиновна позвонила его лечащим врачам:
— Речь у Владимира Ильича плохая, артикуляция неотчетливая, трудно находит слова, говорит одни слова вместо других и этого, по-видимому, не замечает…
Надежда Константиновна в страшной тревоге рассказала, что утром Владимира Ильича совершенно нельзя было понять. Он посмотрел на нее и сказал:
— Надо позвать жену.
А вечером всё переменилось! Владимир Ильич пребывал в хорошем настроении, говорил почти свободно и сам радовался:
— Я чувствую себя как здоровый, точно произошло какое-то чудо.
Он был весел, вспоминал далекое прошлое, совсем не волновался. А 10 марта Ленина разбил третий удар, от которого Владимир Ильич уже не оправился. Его поразил полный правосторонний паралич. Он прожил еще год при полном сознании и понимании своего бедственного положения.
Из дневника лечащего врача. 11 марта: «Владимир Ильич всё время пытается что-то сказать, но это ему не удается. Понять его почти невозможно… Бесконечно грустно смотреть на его беспомощность».
Двенадцатого марта: «Владимир Ильич плохо понимает, что его просят сделать. Ему были поднесены ручка, очки и разрезательный нож. По предложению дать очки Владимир Ильич их дал. По просьбе дать ручку снова дал очки (они ближе всего лежали к нему). Полный паралич правой руки».
Тринадцатого марта: «Всегдашняя деликатность, заботливость о других, когда состояние его здоровья внушает серьезные опасения. До чего же глубоко должны в нем сидеть эти качества. Это одна из основных черт его характера, и это-то заставляет при близком с ним общении привязываться к нему всё больше и больше».
Пятнадцатого марта: «Паралич конечностей без перемен. Владимир Ильич съел тарелку супа с сухариком, маленький бутерброд с икрой, немножко каши и выпил немного кофе».
Шестнадцатого марта: «Он всё старается говорить, но его почти никто не понимает».
Семнадцатого марта: «Он хотел высказать какую-то мысль или какое-то желание, но ни сестра, ни Мария Ильинична, ни Надежда Константиновна совершенно не могли понять Владимира Ильича. Он начал страшно волноваться, ему дали брома».
Восемнадцатого марта: «Сегодня утром, когда Владимир Ильич разговаривал с Надеждой Константиновной, он всё старался что-то объяснить, и Надежда Константиновна поняла, что Владимир Ильич хочет, чтобы кто-то приехал; задавая вопрос и называя разных лиц, в конце концов выяснилось, что Владимир Ильич будто хочет приезда т. Обуха».