Ранее: Ланины комментарии к одной мой статье и о том, что ещё предшествовало тому событию.
Я уже чаще стала ездить в Ташкент, не всегда в командировку, но и по личным делам, благо у меня была такая возможность. не всегда на поезде, дешевле было на междугороднем автобусе, хоть и не очень удобно. Но приходилось экономить.
Нам уже надо было больше материалов и чаще пополнять свой ассортимент в магазинах и художественных салонах. К тому времени еще несколько точек в Ташкенте стали принимать наши изделия. Я еще работала в «Усто» и там знали, что я открыла своё частное предприятие, но только хвалили, поэтому я, когда была в Ташкенте по личным делам, обязательно заходила в «Усто» и, если надо было что-то сделать, то никогда не отказывалась.
Но в конце года я все же уволилась, может потому, что надо было больше уделять внимания дому, где всё разваливалось почти на глазах, но с «Усто» на протяжении многих лет поддерживала добрые отношения. Кстати наши изделия также реализовывались через сувенирный магазин «Усто» под ташкентскими Курантами.
Так, посещая Ташкент, я наладила сеть сбыта своих изделий, а дома рулила Таня, которая к тому времени невзлюбила Лену почти также, как и Онегу. Началось с того, что подошло время отдавать Лене швейную машинку, которую она ей обещала за бесплатную работу в течении года.
Лена была моей правой рукой, без неё я вообще бы не смогла справиться с Таней после постигшего нас горя, а Лена молча помогала мне и с Таней справляться и девочек держать в тонусе, не расслабляться. Про девочек тоже только добрые слова скажу.
Но вот, когда Таня предложила откупиться от Лены только частью денег вместо обещанной машинки, то я не поверила сначала услышанному и сказала, что свои слова надо подтверждать делом, а не то грош цена им будет и лицо потерять недолго при этом. Вот с того времени и началось.
Лена не понимала почему Таня на неё так взъелась и спрашивала меня не раз об этом, а я говорила Лене, что это горе её так подкосило, что во всех только врагов видит, но она же видела, что только к ней так враждебно относиться Таня стала. Я защищала Лену перед Таней, как только могла, но та уж если закусила удила, то считай пропало.
Так было с Мирой и Онегой, на которых она взъелась после пропажи губной помады в далеком 1988 году, так было с Зульфией – одной из наших первых учениц, которая до поры до времени была для Тани очень хорошей, а после она её просто выжила своими подозрениями и необоснованными обвинениями в воровстве.
Я уже писала про неё и Хуршиду, что они, работая в ателье, уволились, чтобы пойти учиться на вышивальщиц, а дома работали по вечерам и ночам и семье помогали. Сколько она у нас была я ни разу не усомнилась в её честности, но не Таня. Ей показалось что Зульфия специально в корзину с отходами возле своей машинки скинула катушку шелковых ниток, чтобы потом, когда её перестанут искать, потихоньку вынести из дома.
Корзинки для обрезков ниток и тканей у нас стояли возле каждой швейной машинки и набирались они очень долго, а упавшую туда катушку ниток, искать там никто не подумал, кроме Тани. Обнаружив в корзине возле машинки Зульфии злополучную катушку ниток, Таня сделала такой вывод, но нитки могли туда свалиться просто нечаянно, если они стояли на краю рабочего стола, и кто-то рядом прошел, задев их.
На мои доводы, что это только случайность и не было бы никакой беды, даже если бы у нас и стало на одну катушку ниток меньше, пусть и дефицитной, что не пойман, не вор. Всё было бесполезно. А к тому времени Зульфия была и для нас уже ценным работником, но ей пришлось уйти.
В день похорон, она одна из первых прибежала к нам, чтобы посочувствовать нашей семье, а Таня, даже в горе, не смогла сдержать себя и накричала на неё, мол порадоваться пришла, той было больно и обидно.
После Зульфии также была и Майя. Жена того самого мужчины, который один из первых дал Тане швейную машинку в аренду. Когда Таня стала сотрудничать на швейной фабрике, то Майя попросилась к ней в помощницы, она могла шить и кроить, и Таня согласилась, вроде даже подругами стали, но уже на фабрике она стала к ней придираться, а потом сказала мне, что Майя ворует английские булавки.
Английские булавки в то время были большим дефицитом, и я, в каждую свою поездку в Ташкент, проходя по прилавкам торговцев фурнитурой, всегда спрашивала не завезли ли их, в конце концов, булавок на базаре стало немеряно, но в то время, которое я описываю, их было трудно купить. Пользовались старыми и делали из иголок, нанизывая на концы бусины. А я не верила в Танины предположения и старалась убедить в обратном, но, как Таня сказала, так и должно быть. Вернее, сказанному верить.
Майя по старой своей привычке, чтобы не потерять булавку, пристегивала их к изнанке своего воротника, вечером обычно скидывала в общую игольницу, но иногда забывала это сделать и с этими же булавками приходила на работу, но нет, Таня стала говорить, что таким образом она уносит с собой по несколько булавок в день.
Так было и тогда, когда все девочки с фабрики к нам перешли и Майя в их числе, но долго во враждебной ей среде она не смогла работать, пришлось уйти. И вот настало время Лены, Онега же отдельно к тому времени жила.
Очень было жаль с нею расставаться, но бесконечно выдерживать такое напряжение она уже не могла, тем более, что Таня стала упрекать Лену в том, что она ей завидовала, что у нее ребенок, а у Лены нет. и радовалась она Танину горю теперь.
Лена к тому времени уже замужем была, почему-то не беременела, терпеть такие упреки она была не намерена, ушла с машинкой. Потом Лена родит сына и придет к нам показать его, душой она ещё была с нами.
Так что у нас становилось всё хуже и хуже, хотя еще и ученицы были, были заказчики, мы участвовали на разных мероприятиях, но всё шло не так и не по-честному, а где нечестно, особенно по отношению к близким, я не могла существовать. Были и другие девочки неплохие, но такой надежной и стойкой, как Лена, уже не было.
Не могла Таня мирно жить, ей всегда нужен было кто-то, на ком она могла оторваться и душеньку свою успокоить, со мной то она еще считалась как-то, но чаще мои советы и вразумления мимо ушей пропускала, мол, я сам с усам, но до прямых столкновений у нас еще не доходило.
На верхнем фото из личного архива мы с Таней с зам. Хокима, она в центре, и членами женского комитета при Хокимияте. На нас платья, которые вышила Таня, а сшила я.
Далее: Две дочери одного отца.
Из моих: Черняевка - милый уголок земли в моём сердце.
К сведению: Это одно из моих воспоминаний на моем канале "Азиатка" , начиная со статьи "История знакомства моих родителей". За ними следуют продолжения о моей жизни и жизни моей семьи. Не обещаю, что понравится, но писала о том, что было на самом деле.