Ленин обещал, что после революции государство отомрет. Люди сами станут управлять своей жизнью. Происходило обратное: государственный аппарат управления и принуждения рос, как на дрожжах. А с ним разрастался и класс чиновников-бюрократов.
Военный коммунизм и национализация привели к полному развалу экономики.
Вольница первых послеоктябрьских дней сменилась жестким бюрократизмом. Новой власти нужна была хорошо организованная государственная машина.
«При входе в круглую белую башню у Александровского сада, — вспоминал современник, — у меня были затребованы пропуск и документы. На другом конце моста, в воротах Боровицкой башни контроль был повторен с еще большей строгостью. Лишь после телефонного запроса в канцелярию, действительно ли комиссаром ожидается такой-то, я получил разрешение войти в Кремль. Идя через мост, я спиною чувствовал взоры не спускавших с меня глаз чекистов.
Здесь не было ни грязи, ни тесноты, ни беспорядка. Здесь всё было чисто, чинно и просторно. Чисто и бело от нетронутого снега на тротуарах и по-старинному подтянутых солдат. Менее, чем в любом ином месте Москвы, была здесь видна революция. Здесь, откуда она исходила, еще царило старинное благообразие. В Кремле большевизм ощущался не разнузданным произволом революции, а твердою революционною властью».
Британский писатель Герберт Уэллс, который приехал посмотреть, что творится в России, удивленно описывал, как сложно войти в Кремль: «Уже в воротах нас ожидала возня с пропусками и разрешениями. Прежде чем мы попали к Ленину, нам пришлось пройти через пять или шесть комнат, где наши документы проверяли часовые и сотрудники Кремля. Это затрудняет живую связь России с ним».
Ни следа не осталось от предреволюционного лозунга равенства. Только поначалу вожди испытывали те трудности, что и все. Революционный аскетизм растаял буквально на глазах.
В Кремле поселились Ленин с Крупской, Троцкий, Каменев, Цюрупа, Сталин, Луначарский, Рыков, Калинин. Автомобили им предоставляла военная автобаза Совнаркома.
Когда Ленин с Крупской переехали в Москву, то первые две недели прожили в гостинице «Националь», потом обосновались в Кремле. Сначала в Кавалерском корпусе, где за семьей ухаживали кремлевские служащие. Потом им подобрали бывшую прокурорскую квартиру на третьем этаже большого здания судебных установлений, в конце коридора, где находились и зал заседаний Совнаркома, и служебный кабинет главы правительства.
Как писал сам Владимир Ильич, квартира — «размером четыре комнаты, кухня, комната для прислуги (семья — 3 человека плюс 1 прислуга)». Всем — Владимиру Ильичу, Надежде Константиновне и Марии Ильиничне — досталось по комнате. Еще одну — проходную — сделали столовой. Но обычно ели в кухне. Владимир Ильич любил, когда ему готовили грибы, баклажаны, паштеты, бефстроганов.
Прислуга, упомянутая Лениным, — это Саша Сысоева, которая долго жила в семье вождя и вела хозяйство. Она была двоюродной сестрой известного некогда революционера Ивана Бабушкина, ученика Крупской в вечерней воскресной школе.
Мария Ильинична Ульянова получила комнату рядом со столовой. После Февральской революции она приняла участие в издании «Правды» и стала ответственным секретарем. Редактором «Правды» был Николай Иванович Бухарин. Редакция разместилась в здании бывшей гостиницы «Дрезден» — напротив Моссовета на Скобелевской площади. В июне 1918 года правдисты перебрались на третий этаж флигеля во дворе дома 48 по Тверской улице, второй этаж заняла редакция «Известий».
Днем Ленин присылал за сестрой машину, и они обедали втроем. Свою жизнь Мария Ильинична посвятила брату, заботилась о нем не меньше жены: «С самых детских лет я испытывала к Владимиру Ильичу какое-то совсем особое чувство: горячую любовь вместе со своего рода поклонением, точно это было существо какого-то особого, высшего порядка».
Ленин не одобрял, когда Надежда Константиновна задерживалась у себя в наркомате. Отправлял за женой машину. Звонил ее секретарю:
— Верочка, гоните Надю домой, машину я послал.
Секретарь заходила в кабинет и начинала собирать ее портфель.
— Что, уже звонил? — спрашивала Крупская.
— Звонил, звонил, Надежда Константиновна. Машина сейчас придет.
Подниматься на третий этаж в свою квартиру при очень высоких кремлевских потолках Крупской было трудновато, ее больное сердце давало о себе знать. Ленин попросил устроить лифт. Он и сам очень уставал. В октябре 1917 года началась жизнь, к которой он совершенно не был подготовлен. Крупская всегда говорила: «Володя любит только тишину и чистоту». А после революции он оказался в центре настоящего смерча.
Прежде всего советская власть организовала своим вождям усиленное питание. 14 июня 1920 года Малый Совнарком утвердил «совнаркомовский паек». Ответственным работникам полагалось на месяц (в фунтах, один фунт — 400 граммов): сахара — четыре, муки ржаной — 20, мяса — 12, сыра или ветчины — четыре. Два куска мыла, 500 папирос и десять коробков спичек. Наркомам и членам политбюро — еще и красная и черная икра, сардины, яйца, колбаса, масло.
Директор одной из крупных библиотек пишет в воспоминаниях, как побывала в кремлевской квартире Луначарского: «Я набралась храбрости и зашла в кабинет, где находились нарком с женой. Они сидели за письменным столом, на котором стояла большая плетеная корзинка со свежей клубникой. Из-за разрухи я уже несколько лет не видела клубники. А тут целая корзинка, да еще в апреле месяце!»
О том, что народ голодает, не задумывались. Беспокоились лишь о тех, кто был нужен. Ленин распорядился: «Поручить Наркомату продовольствия устроить особую лавку (склад) для продажи продуктов (и других вещей) иностранцам и коминтерновским приезжим… В лавке покупать смогут лишь по личным заборным книжкам только приезжие из-за границы, имеющие особые личные удостоверения».