Много было и есть в мире великолепных певческих голосов, много было и есть басов, поражающих воображение красотой и силой!
Но! Русские басы – явление уникальное! И это знают все! Скажу более: только на Руси существует такое фантастическое явление, как басы-октависты. Октавистами их называют потому, что поют они на октаву ниже всех остальных басов! На октаву, это значит – на 8 ступеней ниже! То есть, бас – самый низкий мужской голос, попробуй так низко спой – не всякий мужчина изобразит!!! А тут – ниже вот этого всего на 8 ступеней! НА ВОСЕМЬ!!!
Во все времена такие голоса на Руси берегли, холили, нежили и лелеяли, и они, эти голоса, были всегда и во все времена на вес золота!
Такие певцы пели даже не в опере – в опере им, в сущности, петь было нечего, для такого диапазона композиторы просто не писали. Композиторы писали для людей нормальных, а тут!....
Такие певцы поражали слушателей в церкви. Вот здесь им было самое применение!!
Нередки бывали случаи, когда вся певческая партия октависта состояла из одной-единственной ноты, которую нужно было спеть всего пару раз за всю многочасовую службу. И он стоял, ждал и в нужный момент раскрывал рот и …
Всех потрясал до крайних глубин души! И ради этой ноты прихожане преодолевали много километров, чтобы только в очередной раз услышать это чудо природы и выйти из церкви, качая головами!!!
И это, конечно, была гордость всей местности, всей губернии, всей страны! Об этих людях складывали легенды и передавали их из уст в уста.
Рассказывают, в город приехал на гастроли известный во всем мире французский бас. Давали оперу Джакомо Мейербера «Гугеноты». В этой опере есть партия Марселя, старого солдата, который по ходу действия поет песенку «Пиф-паф». Эта песенка славится своими басовыми низкими нотами, а особенно хороши они были у этого французского баса, который неустанно рассказывал об этом всем журналистам и всем своим поклонникам. И он не обманывал – в этом месте он звучал действительно великолепно!
Наступил день спектакля. Полный зал. Француз прекрасно справляется с ролью, дивно звучит и песенка «Пиф-паф». Она заканчивается на крайних басовых нотах, которые надо еще и протянуть: «Пиф-паф, пи-иф, па-а-а-а-а-аф»!
Все великолепно! Гром аплодисментов! Француз, довольный, раскланивается!!
И вдруг!!...
Из партера слышится на октаву ниже громоподобное и раскатистое «Бра-а-а-а-во!»
Француз выпрямляется и бледнеет …
Аплодисменты усиливаются. В зале начинают понимать, кто автор этого «Браво».
И опять, вдруг …
С самого верха, с галерки, звериный рык, перекрывающий все аплодисменты, все овации: «Бра-а-а-а-а-а-во-о-о-о-о»!!!
Зал знает фамилию героя, разражается грохотом и криками!
«Веселится и ликует весь народ!».
Апофеоз!!!
Француз бегом в ужасе покидает сцену и, как уверяют потом вездесущие и всезнающие журналисты, срывая на ходу грим, клянется больше никогда, ни шагу в эту ужасную, кошмарную, дикую страну!!!…
Это легенда, может – быль, а, может – и нет, а вот фрагмент пьесы А. П. Чехова «Чайка»:
Помню, в Москве в оперном театре однажды знаменитый Сильва взял нижнее до. А в это время, как нарочно, сидел на галерее бас из наших синодальных певчих, и вдруг, можете себе представить наше крайнее изумление, мы слышим с галереи: «Браво, Сильва!» — целою октавой ниже… Вот этак (низким баском): браво, Сильва… Театр так и замер.
Маршал Жуков, вспоминая о своем детстве, рассказывал:
В Успенский собор ходили с удовольствием слушать великолепный Синодальный хор и специально протодиакона Розова, голос у него был, как иерихонская труба.
Константин Васильевич Розов родился в 1874 году в семье священника в одном из сел Симбирской губернии, окончил Симбирскую духовную семинарию.
Вспоминает один из старожилов города С. Уточкин:
Из лучших диаконов двадцати девяти церквей Симбирска возвышался только К. В. Розов. Когда он служил обедню, с его прекрасным неутомимым басом, прихожане в церкви усердно слушали и восхваляли Розова.
В 1898 году митрополитом Московским и Коломенским Владимиром он был «определен на штатное дьяконское место к Московскому Кафедральному Христа Спасителя Собору», а затем в 1902 году – к Большому Успенскому собору и в 1902 году возведен в сан протодиакона.
В 1903 году на богослужении в Большом Успенском соборе в Москве присутствовала царская семья. Голос Константина Васильевича произвел на монарших особ большое впечатление, и чуть позже протодиакону Розову было «всемилостивейшим пожаловано из Кабинета Его Императорского Величества золотые часы с золотой цепью». Император Николай II пригласил Константина Васильевича поступить на службу протодиаконом собора Императорского Зимнего дворца.
Розов служил в Санкт-Петербурге три года, а затем попросил перевести его обратно в Москву, ссылаясь на неподходящий его здоровью сырой петербургский климат.
Его просьбу удовлетворили и перевели в московский Успенский собор.
Поклонниками таланта Розова были и профессионалы, и любители, и светские, и православные почитатели музыки и духовных песнопений, и простолюдины, и аристократы.
Великие русские православные композиторы Александр Кастальский, Павел Чесноков высоко ценили его природный дар
В неделю Православия в Успенский собор в Москву со всей России съезжались люди послушать необыкновенный голос протодиакона Розова.
Константин Васильевич участвовал во многих благотворительных концертах, пел в госпиталях, участвовал в богослужениях в Москве, Твери, других городах
Он был приглашен за границу, в Лейпциг на торжества освящения памятника, сооруженного в 1913 году в память русских воинов, погибших в битве с войсками Наполеона в октябре 1813 года.
Доподлинно известно, что приглашающая сторона всерьез опасалась, как бы могучий голос Розова во время службы не оглушил Императора Вильгельма!
В 1917 году в России было восстановлено патриаршество. При избрании патриарха Тихона в храме Христа Спасителя именно Розов провозгласил ему «Многая лета». В 1918 году по предложению патриарха Тихона Константин Розов был возведен в сан архидиакона.
19 сентября 1921 года в Москве в храме Христа Спасителя торжественно отмечалось 25-летие его диаконского служения. В храме собралось свыше 15 тысяч человек, Тогда же состоялось торжественное наречение Константина Розова «великим архидиаконом». Розов — единственный из священнослужителей Русской православной церкви за всю ее историю, кто был удостоен такого титула!
В 1920-х годах с началом гонений на церковь в первые годы Советской власти К. В. Розов, не оставляя службы в храмах, стал вести концертную деятельность. В своих концертах он пел русские народные песни, сочинения Чайковского, Мусоргского, произведения современных ему композиторов. Гастролировал с солистами Большого театра и петроградских оперных трупп в городах России.
Последний раз он выступил в Большом зале Московской консерватории в 1923 году.
30 мая того же года Константин Васильевич скончался в возрасте 49 лет.
Однако не все и не всегда обладатели феноменальных голосов пели только в храмах. Некоторые пели и в опере, бывали и артисты, концертирующие в составе хоров.
Откроем изумительную книгу «Петербургская опера и ее мастера» Эдуарда Старка, она вышла в свет в 1940 году и, если не ошибаюсь, более не переиздавалась. Книгу рекомендую от всего сердца, друзья, если удастся ее достать! В свое время я читал ее запоем, как хороший детектив! Читал в метро, неоднократно проезжая свою станцию, и приходил в себя только тогда, когда слышал текст «Просьба освободить вагоны»!
Многих и среди самого певческого сословия занимает сейчас мысль: куда подевались эти так называемые фундаментальные басы, басы профундо, по точной терминологии? А ведь прежде они встречались часто. Да уж чего чаще, если я в промежуток времени с 1895 по 1900 г. г. услыхал троих, названных мною. А с тех пор больше не слышал. Куда, в самом деле, они подевались? Или вернее; какие такие особые условия нужны для того, чтобы горло человека могло издавать звуки, подобные сирене океанского парохода? Чтобы владельцы столь изумительного органа могли в одном случае, издав звук, заставить разлететься вдребезги пустую бутылку, в другом – взволновать воду в аквариуме, стоя на приличной от оного дистанции? И ведь то и другое нисколько не анекдоты. Про бутылку я сам читал в каких-то мемуарах, и, кажется, это происходило со знаменитым в 70-х годах прошлого века басом Ляровым, а волнение в аквариуме, как об этом мне совсем недавно рассказывал один мой приятель, производил недавно умерший артист Московского Большого театра В. Р. Петров,
– пишет автор.
Среди прочих Э. Старк рассказывает об Александре Петровиче Антоновском.
Антоновский обладал феноменальным басом, окончил московскую консерваторию, пел по нескольку лет в Большом и Мариинском театрах, пел в оперных театрах российской провинции, нигде подолгу не задерживаясь. Он родился в Кишиневе и, оставив сцену в 43 года, возвратился на родину, преподавал, был директором Кишиневской консерватории. Как истинный сын Молдавии, имел свои виноградники, увлекался виноделием.
Старк пишет, в том числе вспоминая известного российского театрального критика Александра Валентиновича Амфитеатрова:
Он (Антоновский) был несколько выше среднего роста, довольно худой, так что решительно трудно было понять, где у него помещается орган, способный производить столь чудовищные звуки. Амфитеатров, сам в молодости певший на сцене и обладавший сильным баритоном, любил все необычайное и человеческие голоса в том числе. Он страшно увлекался Антоновским, и я помню, с каким оживлением он рассказывал:
– Антоновский? А вы слышали, как он в арии Кончака произносит эту фразу: «как два барса рыскали б по свету?»
Антоновский точно подносил этих барсов так, как будто был не половецким ханом, а переодетым барсом, которому естественно извлекать из горла звериное рыкание.
Амфитеатров, говорят, любил пошутить. В гостях, на приемах любил знакомить Антоновского со своими друзьями. Подведет, бывало, Антоновского к приятелю своему Ивану Ивановичу и представляет их друг другу: Знакомьтесь! Это – Иван Иванович, а мой друг представится сам!
– Антоновский! – Добродушно рявкает тот, да так, что в доме звенят стекла и прыгает на столах посуда.
Иван Иванович вздрагивает и начинает озираться кругом – он не понимает, откуда прогремела эта звуковая махина, сам Антоновский никак на первый взгляд не мог породить такие чудовищные звуки – среднего роста и довольно худощавый.
В послевоенные годы из-за границы приходили слухи о триумфах Хора Донских Казаков под управлением Сергея Жарова. Не везде и не всегда можно было об этом говорить – сам Жаров был белогвардейским офицером, и хор его состоял из бывших белогвардейцев, волею судеб заброшенных в Константинополь.
Созданный в декабре 1920 года казачьим офицером Жаровым хор сначала должен был помогать духовенству вести службы. Позже хор переехал на греческий остров и стал давать концерты для местного населения за еду, чтобы хористы не умерли с голоду. Затем коллектив перебрался в Болгарию, его выступления стали частыми, хор имел большой успех, последовали поездки по Европе, а затем хор обосновался в США.
Хор Жарова получил мировую известность, гастролировал по всему миру, снимался в кино, просуществовал более 60 лет, вплоть до самой смерти его руководителя.
С коллективом работали всемирно известные импресарио и пели всемирно известные солисты.
Один из принципов построения хора, его творческая изюминка и все особенности аранжировок, делавшихся собственноручно Сергеем Жаровым, состояли в том, что Жаров приглашал к себе феноменальные голоса. От баснословно низких до невероятно высоких. Таким образом, в распоряжении Жарова оказывалась потрясающая звуковая и тембровая палитра.
В историю вошли солисты хора Жарова – сверхвысокие тенора и басы-октависты.
Одним из самых известных был бас Павел Михалик.
Павел Викторович родился в 1911 году в городе Перт-Амбой в США в русской эмигрантской семье. Пел в хоре Николая Афонского, в хоре донских казаков Сергея Жарова, в хоре донских казаков имени атамана Платова. Ушел из жизни совсем недавно, в 1988 году у себя на родине, в родном городе.
Это, конечно, была Легенда!
В 1990-х годах в Москву приезжал солист хора Жарова Иван Ассур. Я был на его творческом вечере, беседовал с ним. Иван Владимирович был тогда уже в преклонном возрасте.
Вот фрагмент его большого интервью, где он рассказывал о Михалике:
– А какие были партии?
– Октава, второй бас, первый бас, баритон (иногда также делился), второй тенор, первый тенор, тенора-фальцеты.
– Сколько октавистов было?
– Брали всех, кто мог.
– Были какие-то знаменитые октависты, которых пытались получить хоры в эмиграции?
– Конечно. При мне в Платовском хоре был Нил Рева, очень красочная личность. В Жаровском Шандровский и, конечно, Павел Михалик. В свое время он был у Платова. У Жарова он был до самого конца. Я ему говорил: «Ты имей в виду, если будешь петь в хоре (tutti), потеряешь октаву». Я не знаю, кто из октавистов у Жарова был раньше, до моего прихода, но потом еще было человека два, самый известный был этот Павел Михалик.
– Это не он ли читает Ектенью на одной из пластинок звероподобным таким рыком?
– Вот это он и был. Он родился в Америке, был на корейской войне, был контужен, так что с ним было опасно, особенно когда он был пьян – к нему не подходи. А когда он не пил, он был даже симпатичный, хороший, всегда с Жаровым ходил, так как был высокого роста, своего рода телохранитель.
Несколько пояснений.
Ассур советовал Михалику не петь со всем хором вместе, беречь голос, его эти волшебные низкие ноты («потеряешь октаву»). Петь только соло, т. е. солировать в нужный момент.
Упоминает Ассур и известный в эмиграции Хор донских казаков имени атамана Платова.
Ектения – в переводе с греческого «протяжное моление». Последовательность молитвенных прошений. - Одна из главных составных частей богослужения, входит в состав бо́льшей части богослужений в православной церкви.
Мы с вами, друзья, можем послушать ту самую Ектению, о которой идет речь в интервью.
Уважаемые читатели!
Не забываем, пожалуйста, ставить лайки!
Ваши комментарии, друзья! Что скажете?
Кто еще не подписался на канал «Жизнь артиста в Дзене» – с нетерпением жду!!!