Смятые, чуть влажные от еще не остывших после ночи тел, простыни. Яркий солнечный свет, настойчиво пробивающийся в глаза сквозь белые ставни, слегка помутневшего от гоняемой северными ветрами пыли окна. Приглушенные касания его лучей падают на кровать, почти целиком освещая ее и еще небольшой кусочек светлого пола по ее периметру. Нет сил вспомнить дату, время или тем более оторвать голову от подушки. Вибрирующий на прикроватной тумбочке телефон, рискующий сорваться вниз, все не перестает звонить. У меня есть обязательства, мне нужно всего лишь протянуть руку и прекратить это бесконечное жужжание, но мои руки остаются абсолютно неподвижными. Прилагая последние усилия, открываю глаза и мой взгляд скользит по его чуть вздёрнутому носу и пухлым губам. Его кожа, подсвеченная утренним солнцем со вздымающимися мелкими волосками, чуть опухшие от бессонной ночи под закрытыми веками глаза и растрепанные черные волосы. Оголенные худощавые плечи, острые как бритва ключицы, проглядывающие аккуратные кубики пресса и стянутое, застрявшее на бедрах одеяло. Все что я могу сейчас сделать, это коснуться кончиками пальцев упавшей на лоб челки и слегка отодвинуть ее. За окном обычное будничное утро, с кучей суматохи, обязательств и дел. Но внутри полное отсутсвие причастности к ним. Мир перестал существовать, он сузился до размера смятых простыней и до человека, которого я могу докоснуться всего лишь протянув руку на один метр.