Пришла пора познакомиться с другим Маяковским. Не программно-школьным, не оратором, не человеком за трибуной. Не с человеком, про которого сухо и пафосно говорят учителя литературы и истории, не с музейным экспонатом, не с героем выставок. А живым и близким народу, с человеком, которого интересно узнавать. Он ходил по тем же улицам, что и мы, писал стихи, дыша одним воздухом с нашими предками, смотрел на те же дома.
Владимир Маяковский пробыл в Свердловске с 26 по 30 января 1928 года - совсем недолго. Но за это время успел многое: написал два стихотворения и заготовку к третьему (оно вышло через месяц), читал стихи в Деловом клубе, посетил новые дома верхисетских металлургов, встречался с корреспондентами местных газет... Свердловск - был давним желанием поэта. Еще в 1921 году он прислал шутливое послание:
«Я человек не юркий, но чёрт разберёт её, волю создателя. Словом, примите меня в Екатеринбурге...».
Урал был не против. Поэта здесь хорошо знали: в журнале «Товарищ Терентий» впервые были напечатаны его фельетоны «Мелкий НЭП», «О мелочах», статья «Можно ли стать сатириком?». В 1923-м «Уралкнига» выпустила поэму Маяковского «Вон самогон». Так что приезд зависел исключительно от желания и рабочего графика поэта.
Как только стало известно о приезде знаменитости, руководитель Делового клуба (ныне - Филармония) поспешил резко поднять цену за аренду зала. Чтобы снизить цену в Екатеринбург прибыл Павел Лавут, импресарио Маяковского. Но встречи с заведующим не приносили результата. Если бы не случайное появление Анатолия Луначарского (первый нарком просвещения, академик) и его любовь к Маяковскому, поэту было бы затруднительно прибыть в город и выступать.
Спустя две недели на вокзале Свердловска появился Маяковский. С вокзала он проехал в гостиницу "Ярмаркома", в которой и прожил все пять дней.
Первое выступление закончилось далеко за полночь. Проголодавшийся поэт спустился в ресторан, но и там ему не было отбоя от поклонников, радушно приглашавших к столу. Среди них был и председатель Свердловского окружного исполкома Анатолий Парамонов, ужинавший в обществе балерины. Он пригласил поэта присоединиться к трапезе. Пока Маяковский ел, балерина успела взять у него автограф. Когда ужин закончился, мужчины направились в бильярдную. Поэт был в ударе. В воспоминаниях современников отмечается, что он обыграл маркера - работника бильярда, выставляющего шары на сукно.
Весь следующий день Маяковский гулял по Свердловску. Некоторые утверждают, что он заглянул в квартиру к одному из рабочих Верх-Исетского завода. Им тогда выдавали новое жилье в только что построенном доме на проспекте Ленина. Якобы вид ванной даже вдохновил поэта написать стих «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру».
На третий день поэт отправился отобедать к своему новому знакомому Анатолию Парамонову. Тот накормил его пельменями с экзотичной начинкой - медвежатиной. Пельмени Маяковскому понравились, но он отказывался верить в то, что мясо действительно медвежье до того, как ему показали фотографию Парамонова с убитым медведем. Но времени на еду было не так много. Отведав местных угощений, Маяковский направился в Клуб рабкоров (улица Вайнера, дом 12). Внутри располагались редакции крупных газет: "Уральский рабочий", "На смену!", "Всходы коммуны".
«Маяковский запоздал. Но вот появилась в дверях огромная фигура, знакомое по снимкам лицо с крупными чертами, широким волевым ртом, несколько бледное и усталое. - Маяковский шел, на ходу разматывая шарф и извиняясь за опоздание. Вдруг одна девица выкрикнула тоненьким голоском:
- Рабочие не понимают ваших стихов.
- А вы не библиотекарь? - в упор спросил Маяковский.
Да… А что?
- Представьте, это у меня не первый случай. Выступаю я как-то перед рабочими - читал свои стихи, кончил, спрашиваю: «Кто не понял? Поднимите руку!» Поднялась одна рука. Оказалось - заводской библиотекарь.
Затем уже совсем сердито прогремел:
- Кто вам дал право говорить от лица рабочих?»
Константин Боголюбов, писатель
В свой последний день в Свердловске Маяковский читал стихи рабочим. Он снова выступал в Деловом клубе. Утренние газеты сообщили: «Вход по билетам, распределенным по рабочим организациям через профсоюзы». Когда выступление закончилось, Маяковский отправился посмотреть на дом Ипатьева, в котором расстреляли царскую семью, а потом советский поэт захотел увидеть и место, где похоронили Романовых. Тогда еще никто точно не знал, где именно находятся царские останки. Дороги, ведущей прямо к «могилам», не было. В эту поездку Маяковский собирался как в экспедицию. Помогал ему тот самый председатель Парамонов, заядлый охотник и знаток уральских лесов - он и привез ему несколько тулупов, но ни один не подошел поэту-великану. С трудом подобрав одежду Маяковскому, Парамонов велел подготовить розвальни - низкие широкие сани без сиденья. На них они и добрались до примерного места захоронения царской семьи. После Маяковский писал:
"Конечно, как будто ничего особенного - посмотреть могилу царя. Да и, собственно говоря, ничего там не видно. Ее даже трудно найти, находят по приметам, причем этот секрет знаком лишь определенной группе лиц".
После активных прогулок по лесам поэт устал. И все оставшиеся выступления вел очень вяло. И вечером отбыл на вокзал, чтобы отправиться в Пермь.
Благодаря недолгому пребыванию на Урале родилось популярное стихотворение "Екатеринбург - Свердловск":
Из снегового,
слепящего лоска,
из перепутанных
сучьев
и хвои -
встает
внезапно
домами Свердловска
новый город:
работник и воин.
Под Екатеринбургом
рыли каратики,
вгрызались
в мерзлые
породы и руды -
чтоб на грудях
коронованной Катьки
переливались
изумруды.
У штолен
в боках
корпели,
пока -
Октябрь
из шахт
на улицы ринул,
и...
разослала
октябрьская ломка
к чертям
орлов Екатерины
и к богу -
Екатерины
потомка.
И грабя
и испепеляя,
орда растакая-то
прошла
по городу,
войну волоча.
Порол Пепеляев.
Свирепствовал Гайда.
Орлом
клевался
верховный Колчак.
Потухло
знамен
и пожаров пламя,
и лишь,
от него
как будто ожог,
сегодня
горит -
временам на память -
в свердловском небе
красный флажок.
Под ним
с простора
от снега светлого
встает
новорожденный
город Свердлова.
Полунебоскребы
лесами поднял,
чтоб в электричестве
мыть вечера,
а рядом -
гриб,
дыра,
преисподняя,
как будто
у города
нету
"сегодня",
а только -
"завтра"
и "вчера".
В санях
промежду
бирж и трестов
свисти
во весь
широченный проспект.
И...
заколдованное место:
вдруг
проспект
обрывает разбег.
Просыпали
в ночь
расчернее могилы
звезды-табачишко
из неба кисета.
И грудью
топок
дышут Тагилы,
да трубки
заводов
курят в Исети.
У этого
города
нету традиций,
бульвара,
дворца,
фонтана и неги.
У нас
на глазах
городище родится
из воли
Урала,
труда
и энергии!