Женю ввели в наручниках. Конвойный открыл клетку, впустил подсудимого и запер дверь на висячий замок. Потом просунул руки сквозь железные прутья решетки и расстегнул наручники. Женя оглядел зал, в привычной своей вежливой манере сказал: «Здравствуйте!» и сел на скамейку.
Я стояла в дверях. Он крикнул мне, что бы я подошла. Зал был переполнен. Было очень много женщин. Они сидели стройными рядочками на лавочках, видно было что друг с другом они не знакомы, но в глазах каждой читалось, что их всех с Женей связывает нечто большее чем знакомство. Я села, положив ногу на ногу и в привычной своей манере, ледяным голосом спросила:
- Как ты?
- Пойдет.
Женя выглядел хорошо. Нет не так. Он выглядел ВЕЛИКОЛЕПНО. Высокий, молодой, видный. Слегка распоясанный, немного пафосный. Он вел себя как звезда сериала. Держался легко и не принужденно. Казалось, Женя даже не помнит, что прошло три года, с тех пор как мы с ним расстались. Да что там, три года, он и не понимал, где находится. Что сидит на скамье подсудимых. И что ему «светит» срок.
- Где Алина? Почему ты ее не взяла?
- Зачем ребенка травмировать?
-И то правда, просто хотел посмотреть.
Секретарь объявила:
- Суд идет. Прошу всех встать.
Я оглянулась назад и увидела в последнем ряду Женину маму. Она помахала мне рукой. Я быстрым шагом прошла назад. Вошел судья и попросил всех сесть. Всю первую часть заседания мы с бывшей свекровью проболтали как две закадычные подружки, соскучились обе, все-таки много нас хорошего связывало. На вторую часть заседания я не осталась. Потом, вечером я позвонила Жениной маме домой. Женщина, захлебываясь слезами, сказала что Жене дали десять лет.
Я положила трубку телефона на место. Не знаю сколько прошло времени, наверно много, потому что Миша пошел меня искать.
- Что случилось? - Он наклонился ко мне и в упор посмотрел в глаза.
- Мы переезжаем, Женю посадили.
- На долго?
- На десять лет.
Костя обеими руками обхватил мою шею, вместе со стулом опрокинул меня назад, и удерживая на весу, глядя глаза в глаза назидательно внушал мне:
- Лика, сколько тебе объяснять, с чужим лучше, понимаешь, лучше.
Дверь открылась, вошел директор, Иван Степанович. Костя вернул меня в исходное положение и отпустил руки. Я посмотрела на директора. Поймала его злобный взгляд в сторону Кости. Иван Степанович его ненавидел и завидовал ему черной завистью. Он был моложе Кости. Холеный , смазливый, деловой, он нуждался во всеобщем обожании, но шутник Костя отнимал у него «лавры первенства». Любили Костю. Рядом с ним Иван Степанович становился «серой мышью», потому что шуток не понимал. Как вести себя, рядом с ним, не знал. К тому же он был безнадежно скучен.
Вся его жизнь сводилась к череде выгодных браков с женщинами предпенсионного возраста, с вытекающими из этого последствиями. Его может быть любили, он – никого. К тому-же он вообще избегал отношений с молодыми девушками. Он боялся стать зависимым, боялся влюбиться. Можно было бы сказать, что это было для него не выгодно, но нет, страха потерять свободу в нем было все-таки больше. Временами, Иван Степанович разговаривал со мной на личные темы, то есть проговаривался. При этом было не понятно к кому он обращается, ко мне или к стене. Однажды он вошел в кабинет со словами: «Плечевую подвез, она шапку у меня увела, теперь уши мерзнут.» Нет, меня это не удивило. Скорее насторожило. Не по теме, не тому и не то. И главное зачем?
У Ивана Степановича от первого брака была дочь. Девочке было девять лет, когда они с отцом попали в аварию. Отцу ничего, а девочка получила черепно- мозговую травму. С тех пор ребенок остался инвалидом. Как-то вечером, Иван Степанович сидел около меня, ждал, когда я ему отдам выручку. Позвонила мама девочки, его первая жена. Сказала ,что дочке стало плохо и ее надо вести в больницу. Он сухо ответил: «Скоро буду» и бросил трубку. А потом заплакал навзрыд, как ребенок. Ситуация была патовая. Да, мне было его очень жалко. Но при этом я не забывала кто он. Если бы я бросилась его жалеть он мог бы меня грубо осадить, либо потребовать гораздо больше, чем участие, не то не другое меня не устраивало. Взвесив все за и против, я решила не реагировать никак. На том мы и расстались. Он забрал деньги и уехал. А я пошла домой, к своим любимым….
Костя проскользнул мимо Ивана Степановича и вышел из кабинета, директор какое-то время смотрел на меня не видящим взглядом, потом опомнился и вышел за Костей. Со склада послышалась жуткая перебранка. Костя явно перегибал палку, он орал на Ивана Степановича, как на школьника. На этот раз директор не растерялся, спокойным голосом сказал: «Ты уволен, Константин Игоревич». А потом вошел ко мне в кабинет и сказал тоже самое:
-Ты уволена, Лика…
Продолжение следует…