Ах да, было ещё небольшое пятно крови в центре пола — это, очевидно, так же было следами пребывания здесь Тремоло — вероятнее всего, он оставил его, когда рухнул сюда, и когда лежал тут без сознания... Странно, что её тут было так мало — ведь, если вспомнить о его вчерашних приключениях, да ещё и учесть высоту полёта сюда, на самое «дно», то кровью тут должна была быть залита гораздо большая площадь пола...
Он с настороженным видом поскрёб подсохшее пятно подошвой своего старого, но весьма крепкого рабочего ботинка (он нашёл его на одном из многочисленных заброшенных заводов на западной окраине Отходов, прямо на складе рабочей одежды, где-то около двух лет назад — и до сих пор не жаловался на них), чтобы проверить, нет ли под ним сеточки, закрывающей отверстие слива, но ничего не обнаружил. Крови было мало не потому что она куда-то утекла, а потому что... Потому что её было мало. Может быть, ему просто повезло, и он упал сюда настолько удачно, что сумел ничего себе не расколотить в добавку к тому, что у него было расколочено до этого? Но из него, наверное, и так хлестала кровь, как из зарезанного — у него были сломан нос, разбиты губы и висок, выбито несколько зубов, а так же были, пожалуй, две или три глубочайшие царапины на скальпе, которые, наверное, следовало бы как-то зашить, чтобы они смогли зажить без воспалений, нагноений и прочих весёлых спутников жизни, в которой нет места для личной гигиены... Вспомнив об этом, Тремоло чисто механически дотронулся до своей головы, желая узнать, в каком сейчас состоянии находятся полученные им ещё вчера раны, и прежде, чем вспомнил о своём уже зажившем волшебным образом виске, сумел так ничего и не найти под шапкой своих сальных и грязных волос, после чего плюнул не то в досаде, не то в повторном приступе удивления, на пол, а затем отошёл от кровавого пятна в сторону.
Он не был пьян, ничем не болел, даже избит до потери пульса был только вчера, а сегодня чувствовал себя вполне нормально, достаточно для того, чтобы осознавать, что вокруг него не кусок какой-то огромной, хорошо прорисованной галлюцинации, а именно реальность, такая, какую он знал за все свои сорок с небольшим лет жизни. Он, как и все ныне живущие, конечно же, слабо представлял, как должны выглядеть рай, ад или чистилище, о которых его учили ещё в детстве, в маленькой католической школе его родного городка, но ему почему-то казалось, что это место — ни то, ни другое, и не третье, и единственное, что могло бы указывать на такой вариант — это было то, что все его страшные раны зажили, а сам он чувствовал себя так, словно вчера с ним ничего и не происходило, и он просто заснул под вечер в своей конуре на западной окраине отбросов. Возможно, что такой образ потустороннего мира просто не укладывался в концепцию привитого ему мировоззрения — но Тремоло не знал, собственно говоря, ни что такое «мировоззрение», ни, тем более, что такое «концепция» - он просто-напросто отказывался принимать эту версию, как таковую.