Слово о полку Игореве, мое переложение с древнерусского

Это переложение опубликовано в 1999 году.

 К.Д. Ушинский считал, что "Слово" могут понять - и должны знать! - даже пятилетние дети, для них он сделал своё прозаическое переложение.

Вот что-то такое и я делаю, буду рада Вашим откликам и замечаниям.

9 класс как раз начинает изучать это произведение по школьной программе.
Но его надо - прожить...
У каждого переводчика эта песня - своя и о себе.



Хорошо ли начинать нам, братья,
Старой песней, старыми словами,
Старой песней ратных летописцев
Разговор о Игоревой рати,
О походе Игоревом бранном,
Битвах князя, сына Святослава?

Пусть начнёт себя другая песня –
По былинам времени родного,
Не по измышлению Бояна!

Говорлив Боян велеречивый! –
Если вдруг хотел излиться песней,
То, кому бы песню ни творил он –
Растекался мыслями по древу,
Серым волком тёк неуловимым
По земле, орлом по небу реял.

«Вспомните, собратья, –  говорил он,  –
Времена усобиц и раздоров!»
Сам же, как сокольничий, проворно
Десять соколов пускал ретивых:
Стадо лебедей авось настигнут,
И который сокол схватит жертву,
Та и прежде крикнет и заплачет.
Та и славу крикнет Ярославу,
Мудрому правителю, святому.
Славу крикнет храброму Мстиславу,
Что Редедю поборол пред битвой,
Пред врагом – касожскими полками –
Он зарезал грозного Редедю,
Войско сохранил и дани добыл.
Славу крикнет внуку Ярослава,
Князю Святославичу Роману,
Сгубленному половцами князю.


Но Боян-то, дорогие братья,
Ведь не соколов пускать ретивых,
Не в крикливо лебедино стадо, –
А свои персты и созерцанья
На живые струны класть обязан:
Сами струны выберут, что славить.

Так начнём же, братья, эту повесть
От времён Владимира былинных
До времён теперешних, где Игорь
Ум свой княжий впряг в своё упорство,
Сердце княжье погонял упрямством,
Преисполнен воинского духа,
Мужеством и храбростью прославлен,
Он навёл своё родное войско –
Копья, стрелы храбрые направил
На поля народов половецких
За поля родных народов русских.

И, когда полки свои направил,
То возвёл глаза к святому Солнцу –
И увидел, как прикрыло тьмою
Солнце всех дружинников в дружине:
Каждый воин скрыт покровом вещим.

Крикнул Игорь: «Ратники и братья!
А не лучше ли убитым быть мне,
Нежели поганым половчанам
Поддаваться: как бы не обидеть!
Разводить политику такую –
Это всё равно, что быть пленённым!
Быть убитым лучше, чем пленённым!
А взлетим-ка, братия, на коней –
Не сидеть же дома по хоромам –
Кони быстры, конь в степи не выдаст!
Синим Доном будем любоваться!»



Отступил великий княжий разум
Пред палящей силою стремленья;
Близость Дона князя искушает.
И желанье ум затмило князю
Посильней, чем тьма закрыла Солнце.
Прихоть ближе вещего знаменья!

«Я хочу, – глаголет Игорь славный, –
Приподнять копьём границу поля
Да за Дон границу отодвинуть!
Ради Русской вотчины родимой
С вами, с вами, русичи, хочу я
Положить главу! Вам обещаю:
Будет час – испьём из шлемов Дону!
Нам за Дон продвинуться не любо ль?»

О Боян, вчерашний песнопевец,
Соловейко времени былого!
Тут бы ты запел: твоя стихия!
Здесь тебе и нега, и раздолье!
Как бы песню славную ты начал,
Все полки заговорил бы трелью!
Славя и скача по древу мысли,
Вспархивая выводом разумным,
Складывая время и свивая,
Ты бы рыскал по тропе Трояна
Чрез поля на горы и обратно.

Стал бы петь про Игоря потомкам:
«То не соколов бросало сильных
Злою бурей на чужое поле –
Это галки стаей подневольной,
Стадом глупым к Дону припустились»?

Или так тебе привольней пелось,
Говорун Боян, Велесов внучек:

«Кони ржут за речкою Сулою –
В Киеве звенит не сбруя – слава!
Трубы затрубили в Новеграде –
А уж стяги взреяли в Путивле!»

Игорь ищет помощи у брата,
У родного брата Всеволода.

 Всеволод могучий отвечает:
 «Брат родимый, брат единородный!
У меня один лишь брат – ты, Игорь!
Оба – Святославичи с тобою!
Брат, седлай коней своих ретивых,
А мои тебе всегда готовы, –
Ждут у Курска в полном снаряженьи.
Ведь мои куряне всем известны:
Ай да парни! Ратники лихие!
Рождены под трубами, под стягом,
Вскормлены с конца копья златого,
Возмужали, выросли под шлемом.
Путь любой нехоженый им ведом,
Им овраг крутой – родная тропка,
Лук в руках упруг, поди, не дрогнет,
Колчаны отворены, что пасти,
Сабли навострённые сверкают;
Сами ж парни – будто волки в поле,
Рыщут, скачут, без боёв скучают,
Ищут честь себе, а князю – славу!»

И вступил тогда князь Игорь в стремя,
В золотое княжеское стремя –
Начал путь, поехал в чисто поле.

Солнце тьмой дорогу заступило,
Солнце тьмой его сдержать хотело.
Стонущая ночь ему грозою
Птиц –  вещуний мудрых – разбудила,
Свист звериный встал стеной, как в бурю,
Филин, див ночной, пугач зловещий,
Ворону свояк, несчастьям братец –
Закричал, взъерошенный, над лесом:
Слушать всем велит – поехал Игорь!
И  земле незнаемой,
И Волге,
И Поморью,
И Суле, и Дону,
И Сурожу-граду,
И Корсуню,
И тебе, Тьмутороканский идол,
И тебе, врагу, донёс, докликал:
Игорь едет! Едет,  едет Игорь!


Услыхав беду, к ночному Дону
Половцы, дорог не разбирая,
Побежали – рядом Дон великий!
А спешили так, что закричали
Их телеги в поле полуночном,
Словно лебедей большую стаю
На реке вспугнуть и растревожить.

Игорь едет к Дону, правит войском!

Час беды ещё не пал на землю,
А уж всех собрал со всей округи:
Вороны быстрей от дуба к дубу
В радости своей перелетают,
Предвкушают скорую наживу:
Их сдружило Игорево войско!
Вот следят, голодные, как стрелы,
Наготове: лишь взлететь да прянуть!
Волки ворожат грозу в оврагах,
А река блестит, что шкура волчья.
А орлы клекочут, созывают
На кровавый пир, на белы кости
Всё зверьё лесное, а лисицы
На щиты малиновые брешут,
Словно делят жаркую добычу.


Русь, земля! уж нет перед глазами –
Вся осталась за плечом, за шлемом!

О Руская земле! уже за шеломянемъ еси!


Долго меркнет ночь.
Заря дотлела,
Мгла поля покрыла, навалилась.
Соловьиный щёкот сном сморило,
Пересуды галочьи проснулись:
Русичи великие пространства
Красными щитами городили.
«Честь свою – себе, а князю – славы!»

Ранний луч зари едва поднялся –
А уж побороли рать поганых!
Половцев пятами потоптали –
И, рассеясь стрелами по полю,
Раскрасавиц в плен себе помчали!
А уж с ними серебра и злата!
И шелков, и паволок цветастых!
Да изрядно взяли оксамитов:
Дорогого бархата, с узором!

Так что покрывалами, шелками
И одеждой половцев богатых
Начали герои, не жалея,
Для коней мосты мостить в болотах,
В грязь кидая, втаптывая в землю.
То-то узорочьям половецким!

А червонный стяг,
Чистую хоругвь
С белой оторочкой,
С алыми кистями –
Пурпурною чёлкой,
Туго заплетённой
Золотою стружкой,
Серебром тяжёлым –
Победителю, Святославичу!


Дремлют воины, словно птенцы, в чистом поле –
Княжье храброе гнёздышко, гнёздышко Ольги –
Далеко залетели!
Оно было свито,
Рождено оно было не на обиду
Ни ястребу,
Ни кречету,
Ни коршуну,
Ни беркуту,
Ни тебе, черный ворон,
Поганый половчанин!

А уж Гзак серым волком бежит, поспешает,
И след в след – хан Кончак, и войска за Кончаком
Правят к Дону великому!

А наутро, ранёшенько, раньше, чем рано, –
День другой возвестили кровавые зори.
Тучи грозные, черные ринулись с моря –
Не одно бы им солнце прикрыть, а четыре!
Все бы стороны света затмить им собою!
В них трепещут – как рыбы в сети бьют хвостами –
Сине-синие молнии в громе и силе.
Рухнуть грому на землю!
Быть молниям в мире!
А дождю хлынуть сталью с великого Дона!
Тут беда! Тут и копьям себя обезглавить,
Тут и саблям себя перетратить на искры,
Что падут, как на трут, на поганые шлемы –
Быть лихому огню во степях половецких,
На реке на Каяле,
У великого Дона!

Русь, земля! Уж нет перед очами –
За плечом да в памяти осталась!
О, Русская земля!




Ветры, внуки грозного Стрибога,
Веют с моря, вьются, словно стрелы,
Над полком над Игоревым храбрым:
Разбудить стараются дружину!

А земля гудит и раздаётся,
Стоном стонет, – от такого шума
Помутнели, потемнели реки,
Пыль пошла полями, всё закрыла.
И видны над ней лишь только стяги –
Стяги боевые: вон, от Дона –
И от моря половцы подходят,
И со всех сторон уж обступили.
Окружили нас, бесовы дети!
Кликом боевым поля городят,
Гикают во мгле, перелетают,–
Русские полки поля городят
Красными, червлёными щитами.


Ярый в битве, Всеволод могучий!
Крепким зубром встал ты в обороне,
Прыщешь на врагов литые стрелы,
О шеломы им гремишь мечами,
Гром стоит от стали харалужной!

И куда, могучий тур, поскачешь –
Златоверхий шлем дружине виден –
Как уж там лежат тела поганых,
Головы поганые утратив.

Саблями калёными посбиты
Крепкие оварские шеломы –
Покололись, в поле покатились!
От тебя, могучий Всеволоде,
Нет врагу пощады, нет спасенья!
Яро бьёшься, ран не бережёшься!

А какой бояться, братцы, раны,
Если жизнь и почести забыты,
И забыт Чернигов-град родимый,
Отчий стол златой и очи милой,
Очи милой Глебовны любимой,
Все забавы Глебовны прекрасной,
Все её желанные повадки
Позабыты, братцы, позабыты!

Были веки вечные Трояна –
И минули годы Ярослава.
Были похождения Олега,
Горького потомка Святослава.
Ведь Олег мечом ковал крамолу,
Сеял стрелы по земле нещадно.
В золотое княжеское стремя
Он вступил не здесь – в Тьмуторокани!
Звон же тех стремян услышал Мудрый
Ярослав, правитель величавый,
Скрыл досаду; – а младой Владимир,
Всеволода сын, в порыве честном,
Уши затыкал: корил злодея,
Не желал ни знать о том, ни слышать!
Ничего ему, – а вот Бориса,
Князя Вячеславича, Бориса –
Слава да молва сожрали, съели,
Вывели на суд да покрывалом
Погребальным юношу покрыли.
Покрывалом травяным, зеленым …
За обиду мрачного Олега
Заплатил несчастный храброй кровью.

Было дело, с той же вот Каялы
Святополк забрал отца родного
Да не ратный конь примчал героя –
Два угорских тихих иноходца
Привезли его к святой Софии,
Ко святой Софии в княжий Киев.

Вот тогда-то, при Олеге-князе –
Князя Гориславичем прозвали –
Сеялись усобицы и крепли,
И росли, и буйно расцветали.

Погибает жизнь Даждьбожьих внуков!
Усыхает в княжеских крамолах!
Век людской повсюду сократился.

Всё тогда на русских землях было,
Только редко пахари кричали,
Лошадей усердных подгоняя, –
Редко, редко пахаря услышишь! –
А почаще вороны орали,
Разругавшись при дележке трупов.
Был досужий говор галок всюду:
Где бы, где б полегче нам нажива?

Это было в те года, в те рати,
В те полки, в бывалые походы.
А сейчас творится и не это!
Не слыхали, братцы, не знавали,
Думали, такого не бывает!


А сейчас с рассвета до заката,
С вечера до утреннего света
Летят стрелы каленыя,
Гремлютъ сабли о шеломы,
Трещатъ копья харалужныя
Въ полъ незнаемъ,
Среди земли Половецкия.
Чръна земля подъ копыты
Костьми Была посъяна,
А кровию польяна:
Тугою взыдоша по Руской земли.
В незнаемом поле
Черная земля
Белыми костьми
Кровью полита –
А взойти, прорасти горю на Русской земле.



Что мне шумит, что мне гремит,
Что звенит далеко да рано перед зарёю?
Там, далече рано перед зарёю
Игорь полки заворачивает:
Не себя жаль, а брата,
Милого брата Всеволода.

Бились день,
Бились день другой,
В третий день уложил жаркий ветер
Игоревы стяги
В полдень.

Там, в полдень, разлучились братья
На Каяле быстрой.
Там, в полдень, кровавого вина берегам не достало.
Там, в полдень, отпировали храбрые русичи:
Сватов попоили, а сами пропали.
Полегли за землю Русскую.
Никнут травы.
Деревья от горя клонятся.

Уже ведь, братья, невесёлое наступило время.
Разве не в пустыню канула русская сила?
Встала обида в стане Даждьбожьих внуков:
Своенравной невестой пришла на Троянову землю.
Всплескала лебедиными крыльями
На синем море у Дона.
Возмутила, встревожила синюю воду,
Всполохнула покой, не дала устояться,
Крик пустой подняла, всем добро обещала,
Да спугнула его; – отогнала, плескавши,
Лучшие времена,
Жирные времена,
Обильные.

Не с погаными стали биться князья, а с собою.
Ведь куда веселей, как заявит брат брату:
«Се моё, брат, – а то, брат, пожалуй, моё же;
То моё, то моё же! – тебя знать не знаю!»
До поганых ли дело, коль начал князь князю
Молвить «Это великое!» – про небольшое,
Каждый начал крамолу ковать на себя же,
А поганые будут ли ждать? Со враждою
Да со всех-то сторон пододвинулись разом,
И уже не с поклоном приходят – с победой.
А с победой уйдя, возвратятся за новой
На землю Русскую.

О, далече залетел сокол, избивая птиц, – в море!
Много птиц истребил, да себя потерял –
Не вернуться!
Далеко храбрый полк зашёл – в половецкое поле!
Не сумел лишь себя воскресить.

Уж за ним Нужда-птица взлетела, воскликнула,
То зловещая Карна, сова, кумушка Дивья,
Лишь проснётся – накличет нужду горемычную,
Крайний гнет, да худое житьё, да неволю.
А и Жля поскочила по Русской земле:
На обильную жатву с косою несётся!
Режет с корня, да косит, своё пожинает.
Лишь потери да скорби за нею видны:
Дымом стелет пути, всё огнём пожигает.
Лишь одно в жгучем пламени чёрное горе
Не горит – и на горькой земле остаётся.

И Жля поскочн по Рускон земли,
смагу людемъ мычючи въ пламянъ розъ

Жены русские плачут:
«Кого проклинать? –
Милых лад не сглядать горевыми очами,
Не сыскать,
Мыслью быстрою их не догнать,
Думой их не согреть,
Не вернуть,
А очами –
Не сглядать,
Хоть все ночи очей не сомкнуть –
Не вернуть,
Не спасти,
Ни мечтой, ни очами –
Не видать,
Как не видеть былого добра,
А злата и серебра
Не носить»

А Игорева храброго полку не воскресить!

А Киев, Киев, братья, застонал от горя,
А Чернигов, братья, застонал от напастей.
И тоска по родимой земле разлилась, и –
Всюду боль да печаль, да обильные слёзы.
Мученья, братья, среди земли Русской.


А князья сами на себя крамолу ковали,
А поганые сами себе на уме:
Не врагами зови их теперь – господами,
Насаждают своё – и на каждом дворе
Дань берут; да не ждут подношенья, а сами
Что увидят – поемлют, и каждый-то день
Им победа; – и рыщут на русскую землю,
Не отвыкнут.

А князи сами на себя крамолу куют.

Потому так, что два Святославича храбрых –
Игорь и Всеволод,
Разбудили крамолу ту самую,
Ту подспудную кривду, коварную,
Ту, что было мечом усыпил
Грозный князь Святослав,
Киевлянин великий,–
Усмирил зло грозою.
Как трепал он поганых своими полками,
Силой воинов, силой мечей харалужных!
Всю держал под пятой Половецкую землю:
Наступил, притоптал и холмы, и овраги,
Наступил, возмутил и озёра, и реки,
Иссушил в том краю и ручьи, и болота.
А светлейшего хана, седого Кобяка,
От родного его, от его Лукоморья,
От железных великих полков половецких,–
Словно вихрь, подхватил и помчал, и подбросил!
И упал хан Кобяк, половчанин поганый,
В граде Киеве, в гриднице Святославовой,
Средь палат да послов на полу растянулся!

Тут и немцы, и венецианцы,
Тут и греки, болгары, моравы,
Рады, рады – хорошее дело! –
Тут и славу поют Святославу.

Кают Игоря-князя они же,
И корят – что князь Игорь содеял!
Потопил он отцово богатство
На Каяле-реке половецкой,
Камнем кинул, отсыпал богато
Дну Каялину русского злата.
Самому-то пришлось из златого,
Из златого седла дорогого
Пересесть в седло рабское, злое.
Пусто княжье седло золотое!

Пусты стены у каждого града:
Русским землям веселья не надо,
Не поют на забралах, а плачут.
Уж забыли, что было – иначе.





Святослав видит сон непонятный.
Мутным сном он немало смутился:
Снился град на горах, Киев снился,
А дальнейшим немало встревожен:
«В эту ночь, – говорит, – одевают
Вдруг меня покрывалом печальным:
Черным, черным, чернее, чем сажа!
Я ж лежу на кроватке тисовой –
Да из крепкого, красного тиса
Доски к досочкам пригнаны прочно!
Вот, вино подают, зачерпают –
Синим, синим течет, синеалым!
Будто в море вливается небо
Ночью звездной, чужой, безотрадной!
Или будто руда синевою
Отливает, иль будто по жилам
Кровь течет, посиневши от тягот –
Будто с горем вино мне смешали!

Рядом сыплют мне жемчуг на лоно –
Жемчуг белый да ровный, блестящий.
Нежно холят, как в путь провожают.
Только вижу, что сыплется жемчуг
Из пустых половецких колчанов!
Крупный жемчуг!
Да что же такое!
Будто вижу свой терем, как с неба:
Златоверхие отчи покои –
А уж доски без связи, без князя –
Это в тереме-то златоверхом!»
Как уж тут не встревожиться!  Будто!

«В эту ночь, – говорит, – показалось:
Вороньё в синем небе взыграло,
Синей стаей кричат у заплеска,
Там, где море выходит на берег,
Там, где бел-горюч камень Алатырь,
Там, на море, на море-кияне
Будто ждут меня к синему морю,
А над морем-то зарево ало!
А уж море чернёхонько – черно!
И за что мне кручина-истома?»

 Отвечали смиренно бояре:
«Есть кручина, что ум полонила,
Есть истома, что сон подчинила –
Это то, что два сокола славных
Не спросясь, не сказавшись, слетели
С золотого престола отцова
Поискать себе в Тмуторокани
Ратной славы, желанной победы.
Почерпнуть шлемом синего Дону,
Испытать да испить свою долю.
Нынче грады в тоске и печали:
Не взлететь соколам – припешали!
Им подрезали гордые крылья
Сабли злые в земле половецкой,
Их поганые в плен затворили,
Их опутали в путы железные!»

Ведь на третий день к полудню пали Игоревы стяги.
Тьма настала.
Темно было в горький день третий.
Словно вдруг не единое солнце померкло,
А светили бы два – и померкли бы оба.
Верно, так же темно, кабы оба багряных,
Оба жарких столпа воссияли и сгасли.
Так темно, словно оба погасших светила
Погасили по месяцу по молодому –
Унесли бы с собой. – Так два князя погасли,
Вот, Олег с Святославом окутались тьмою,
И, как солнца, ушли, погрузились за море,
Потакая великому буйству средь бесов.
Разом чушь да нелепицы, вздоры да бредни –
Вся чужая бессмыслица, вся ахинея! –
Осмелели, окрепли, почуяли силу.
На реке на Каяле тьма свет заступила –
Переделали половцы Русскую землю!
Точно звери какие, как быстрые барсы!
Будто пардусы – выводок тигров чубарых,
С малолетства уже приучаемых к травле:
На бегу потрошат да грызут, не запнутся.
Ах, чубарые барсы, гиены!
Переделали Русскую землю!
Уж хула на хвалу оказалась похожа,
Притесненье желанно, как матушка-воля.
Див зловещий в еловом лесу не таится:
Вся земля – как дупло ему. То-то доволен!
Это готские красные девы запели,
Разыгрались по берегу синего моря,
Русским златом звеня.
Им весёлое время!
Время петь; да готовить крамолы и мщенья
За былые на Русской земле пораженья!



 Только мы уж, дружина, как есть без веселья!
Жадно ждали – да жадность и ту упустили.




Вот тогда великий Святослав
Изронил злато слово, а слово
Злато княжее смешано с горькой слезою.
Рек он:
«О, сыновья мои: Игорь, сыночек,
И Всеволод!
Рано ведь, рано Половецкую землю
Раздразнили вы мечами острыми.
Стали славы искать в поединке со зверем
Рано, рано, сыночки, дразнили до срока!
И до срока нечестно его одолели,
И нечестно звериную кровь проливали:
Обессилели сами, его ж – разъярили!
Ваши храбрые, братские ваши сердечки
Неразрывны, как звенья цепи харалужной,
Из булата бесстрашного скованы,
В жарком бое закалены.
Куда до вас моей серебряной седине?
А только что же, сыночки, наделали?
Не вижу власти
сильного
и богатого
и многотрудного
брата моего Ярослава,
с черниговцами дельными,
властными да сильными,
могучими боярами.
Со своими устоями,
Со своими порядками,
С племенами татранами,
И с шельбирами,
И с топчаками,
И с ревугами,
И с примерными ольберами.
Те ведь так, без щитов, с засапожною пикой,
Побеждали полки устрашающим кликом,
Умножая прадедову славу!
Вот – герои! Поди ж, не сказали ни разу:
« Обойдемся без предков; мужаемся сами,
И присвоим себе всю добытую славу,
А грядущую славу поделим себе же»!

Братья, братья! Не дивно ли гнаться за прежним?
Но не вижу, не вижу я братья, поддержки –
Видно, время пришло мне тряхнуть стариною.
Эх, не дивно ли Русь защищать сединою?
Да ведь сокол в тот час, что болеет, линяет,
Всё одно господин: высоко птиц взбивает!
Всё одно не даёт гнездовища в обиду.
Не то зло – мои княжьи преклонные лета,
А то зло, что уж время другое, не это!
Обратились года к нам худою изнанкой!
Князю князь не поможет, брат брата не знает!
Вот у Римова»бой:
Там кричат под хиновскими саблями,
Там наш Владимир, сын Глебов, под ранами,
А уж помощь-то воины ждут лишь от неба!
Ведь князья-то молчат,
Глядят
Молча.
Горе и тоска сыну Глебову!
Горе и тоска мне, сыночки…»








О, великий князь Всеволод!
Неужель не дождаться, чтоб ты издалеча
Прилетел отчий стол золотой защитить?
Ты ведь волен что море, что сильную реку –
Волгу! – вёслами всю раскропить!
Дон в шеломы обильного войска собрать
И единым броском перелить!
Если б с нами ты был!
Грады были бы в злате,
А рабыня бы даром была – по ногате,
Раб дешевле – по резани шел бы,
А и слуги ходили бы в шёлке!
Ты ведь властен без всякой препоны –
Аки посуху, в море не тонет
Мощь и сила! – стрелять величаво
Удалыми вассалами Глеба –
То-то бойкие, то-то задиры,
Непокорны рязанцы, а знают,
А твоей подчиняются славе!
Земли Киева холить тебе бы!
Как бы злат отчий стол сохранить?

О, смелый, беспокойный, храбрый Рюрик!
О, смелый, великодушный, храбрый Давыд!
Уж не ваши ли воины в битвах суровы:
Чуть сраженье – плывут их шеломы по крови,
Как ладьи золотые – шеломы злачёные
По-над вражьею кровью, что над волнами чёрными?
Уж не ваши ли храбрые люди в дружине
Пораженья не знают, а в поле враждебном
Только рыкают, аки могучие туры,
Если острая сабля отметину ставит?
Не по собственной крови шеломами плавать!
Не стонать от беды на незнаемом поле!
Так вступите, властители, в стремя златое
За обиду великую!
Время худое –
За всю землю за Русскую!
Только ль за раны
Игоря Святославича самовольного?
Время, время вам в стремя вступить!
Как бы злат отчий стол сохранить?

О, князь Галичский,
О, Осмомысл Ярослав!
На своём златокованном княжьем престоле
Высоко ты сидишь!
Ты Угорские горы
Подпираешь, железные ставя полки!
Заступил королю ты пути вожделенны,
Весь Дунай у тебя в подчиненьи, как пленный,
Затворил и Дунаю ворота! –
Высоко, Ярослав, высоко ты,
Высоко ты сидишь!
Мечешь чрез облака
Бремена необъятны: такие,
Что иная и с места не сдвинет рука.
Своя ноша не тянет! – Честные
Честно судишь суды до Дуная-реки,
И, как грозы, твои громыхают полки!
Ярослав! К вратам Киева знаешь ключи!
Отворяешь, когда пожелаешь!
И от отча стола золотые лучи
На любую-то землю стреляешь!
Что ни жребий – твоя.

Господин Ярослав!
Ты стреляй лучше злого кощея,
Кончака! – будет твой,
И к седлу новых слав
Приторочишь, коль схватишь злодея!
Высоко ты сидишь, Ярослав!
Видишь, как
Отомстить за родимую землю,
Да за Игоря раны:
его гордый нрав
И отец-Святослав не приемлет.
Да о будущем надо судить:
Как бы злат отчий стол сохранить?

О, Роман прямодушный!
Прославленный князь!
О, Мстислав-князь, надёжный союзник!
Ваша храбрая мысль высоко вознеслась:
Ум на дело направит, а буесть
Даст вам дело любое в умеренный срок
Совершить! И не дать ли вам, князи, зарок
Отомстить за родимую землю?
Словно соколам, вам бы лететь высоко,
Проплывать на ветрах многоструйных,
И любая-то птица из-под облаков
Вам достанется в пиршестве буйном!

Ведь у вас есть суровые воины, парни
Молодые – да ратным трудом умудрены!
Все в железных кольчугах,
В латинских шеломах:
Приоденутся – будто не в бой, а на свадьбу!
А уж выйдут на бой – словно в жаркую пляску,
Топнут – треснет земля!
Дрогнут многие страны:
И Хинова,
Литва,
Ятвязи,
Деремела!

Чаю, будет: и бой не успеет начаться,
Как уж половцы копья свои и положат:
Вмиг упустят оружье дрожащие руки!
А затем уж и головы сами подклонят
Под мечи ваших воинов! Храбры они
Да отважны! В кого им иными-то быть?
Как бы злат отчий стол сохранить?



О, князь Игорь!
Князь Игорь!
Князь Игорь!
Но нет…
Уж, князь Игорь, померк для тебя солнца свет,
Уж за землю не встать тебе, как поутру
Солнце красное всходит. Уж не по добру,
А насильно деревья листву обронили.
Уж враги, разойдясь, города поделили
По Роси да Суле! Дальше будут делить!
Что творится! Кого проклинать да винить?
Уж не встать тебе злат отчий стол сохранить!
Не во благо досрочно листочки сронить!
Так Игорева храброго полка не воскресить!

Это Дон тебя кличет, услышь его, князь!
И воскресни, и землю спаси, возвратясь!
Кличет Дон, Дон зовёт на победу!
Вот уж Ольговичи нам пришли пособить:
Подоспели, готовы поганых побить –
Князи храбрые! Дону в обиде не быть!
Как бы злат отчий стол сохранить?

А уж ты-то, князь Ингварь,
И князь Всеволод!
И все три достославных Мстиславича!
Не худого гнезда, кто бы что ни сказал,
Шестикрыльцы! О, соколы славные!
Не по праву воителей – праву побед –
Не по жребию – доле почётной –
Вы добыли владенья себе, а средь бед
Расхватали, расхитили! Чёрной
Лишь на Господе Боге отметины нет;
Что грехи поминать, коли время
Постоять – может, насмерть уже постоять! –
Порадеть за родимую землю!
Где же, соколы, ваши гербы на щитах?
Копья польские? Княжьи шеломы?
Заградите поганым собой ворота,
Если славные битвы знакомы!
Загородите полю собой ворота,
Златы острые стрелы пошлёте,
Бог всемилостив! – Помощь пойдёт! – а тогда
Победите, вернётесь в почёте!
Ведь за Русскую землю средь боя пожить,
Да за Игоря рану свою получить,
Святославича выручить! Доблесть добыть!
Надо злат отчий стол сохранить!




Вот уже не течёт серебристой волной
Голубая Сула к Переславлю,
И Двина вся в болото ушла, за собой
Силу грозную вглубь увлекая.
Всё угасло под кликом поганых! И всё,
Всё попряталось!  Только Васильков
Храбрый сын Изяслав, что успел – то посёк
И мечом, и железною пикой!
Позвенел о литовский шелом его меч –
Посбивал он литовские головы с плеч –
И прибавил к прадедовской славе
Песню деду родному, Всеславу.
Сам же юноша лёг на кровавой траве
Отдохнуть от неравного боя
Под червлёным щитом удалой голове
Не хватило в сраженьи покоя.
Что ж, хоть так отдохнёт на кровати из трав
Удалой, молодой, золотой Изяслав!
Не увидит, как в битве друзья упадут.
Кто его потревожит, добудится тут?
Кто подаст безутешные вести:
«Князь, дружину твою уже птицы клюют!
Покрывалом из крыльев прикрыли – и рвут,
Звери кровь твоих воинов доблестных пьют!»
Изяслав почивает по чести,
Никогда не услышит те вести.

Никогда не увидит, чем кончился бой,
Не увидит и братьев своих пред собой –
Брячислава, и то ж – Всеволода.
Что ж! Один за троих свою душу отдал,
Изронил её в поле, – как розовый лал
Из златого упал ожерелья! –
Не найти – и не видеть веселья!
Он один за троих своё тело заклал –
В одиночестве!.. Братья, где были?
Городенские трубы трубят: Изяслав!
На Руси голоса приуныли.
Что же злат отчий стол не хранили?

единъ же изрони жемчюжну душу
Изъ храбра тъла
Чресъ злато ожерелие.

О, князья, Ярославовы внуки!
О, все внуки, потомки Всеслава!
Нет, вам стол золотой не хранить!
Вам осталось лишь стяги склонить,
Лишь мечи свои в ножны вернуть!
Славе дедов не вам присягнуть!
Вы крамолами стали своими
Для себя добиваться победы,
Навели к нам поганых! А с ними
На родимой земле только беды!
Вы поганым дорогу открыли
На великую русскую землю.
И почто отчий край наводнили
Всем, чего русский дух не приемлет?
Предков жизнь золотую .затмили!
Что усобицы дали для сердца?
Ваши распри зазвали насилье
В гости к нам от земли Половецкой!
Их попробуй теперь отженить,
Отчий стол золотой сохранить!

А ведь было: ни поздно, ни рано,
На седьмом было веке Трояна –
Князь Всеслав – вещий, вольный, как птица–
Ворожил о судьбе, о девице.
Ворожил о судьбе, жребий кинул –
Не жену жребий кажет, а – Киев! –
Что же, спора со жребием нету!
Словно волхв, вышел рано, до света –
Свистнул коней, и к Киеву ловко
Хитрый князь мимо всех кривотолков
Подскочил да рукой прикоснулся
Ко златому столу – чуть ли стяг свой
Не поставил; – да вышло не так всё!
Отскочил князь Всеслав лютым волком
В белый Белгород, в черную полночь.
И, взбесясь, синей мгле обещался:
Волхв есть волхв – утвердил своё счастье,
А его с три куска, ровно на три укуса!
И не рад! – А ведь жребий-то выбрал по вкусу!
И врата отворил Новуграду со злости,
Ярославову славу расхрумкал, как кости.
Волк и волк! – и скакнул до Немиги.
И, без роздыха, – там одним мигом.
А и в битву попал:
На горючей Немиге
Разыгралась страда, да горячая жатва:
Ратоборцев в охапки берут, головами
К голове – и снопами бросают на землю,
Степь уж выстлана с краю по край урожаем!

Бой идёт – и цепами железными машет,
На току там молотят бесценные жизни.
Веют душу от тела – и облако встало!
У Немиги-реки окровавленный берег
Не зерном позасеян, не будущим благом –
Позасеян костьми гордых русских сыночков.


Что ж Всеслав? Он людей-то судами судил,
А князьёв да зятьёв городами дарил.
Сам же в ночь волком рыскал, упрёка не слышал,
Так стремительно: только из Киева вышел –
Петухи не пропели – он в Тьмуторокани,
Обогнал само Солнце путём волхованным!
Для него, было, в Полоцке звонит побудку
У Софии Святой гулкий колокол: утро!
Утро, утро, заутреня, утро! – А он,
Ухмыляясь, из Киева слушает звон.

Хоть и вещая, братья, душа в дерзком теле,
Оба-сами своё от невзгод потерпели.
Часто беды бывают! Поэтому, братья,
О припевке Бояна хочу вам сказать я.
Он давно сочинил её, вещий, смышлёный –
Вещ, как Всеволод, он – да к тому ж и учёный.
Говорил он:  «Ни хитру, друзья, ни горазду, –
Обернись хоть бы птицей –
А всё же ни разу,
Никогда, сколь ни вейся, того не бывало,
Чтобы Божьего гнева душа миновала.
Чтобы Божеский суд до неё не коснулся!»

И недаром нам давний наш век вспомянулся!
Времена молодые могучей Руси –
Где князья золотые – поди воскреси!
О, коль матушка-Русь вспомнит те времена –
То, взглянувши округ, как застонет она!
Да нельзя же Владимира было навечно
Пригвоздить к трону Киева! Ныне ж беспечно
Развеваются стяги, что Рюрик поставил,
Там же, рядом, – Давыдовы ветер листает,
Только в разные стороны реют полотна,
И полки-то в бою не смыкаются плотно –
Каждый сам по себе: эти там, эти тут.
Вместе гимна не спеть: копья розно поют!
На ветру
Копья поют
Розно!



На Дунае Ярославну слышат сестры:
Эхо Ярославнин голос носит.
Во Путивле стон – на Дунае рыданье:
Плачет Ярославна, безутешно стенает.
Так невестушка-лебедь беспамятно кличет:

 «Быть бы птицей, лететь бы мне, птице, к Дунаю,
У родного Дуная где лада – узнаю,
Омочу я серебряны крылья в Каяле,
Жаркими руками из реки окаянной
Омою князю кровавые раны
На теле его безответном».

Ярославна плачет до срока
На стене Путивля неприступной,
Проклиная ветер:
 « О, ветрило,
Ветер, господин мой, что ты веешь!
По своей ли воле помогаешь
Вражьей силе, одолевшей ладу?
Ты берешь отточенные стрелы
И несешь их на могучих крыльях,
И легко на войско лады мечешь!
Мало тебе сил развеять горе?
Корабли лелеять в синем море?
Ах, зачем, зачем моё веселье
Навсегда по ковылям развеял?»

Ярославна плачет раным-рано,
Рано плачет, сетует до срока
На стене Путивля неприступной:
«О Словутич-Днепр, богатый, славный!
Покорил ты каменные горы
На земле проклятой половецкой!
Ты лелеял войско Святослава,
Ты держал ладьи его в просторе,
Доставляя к стану Кобякову!
Господин, верни мне мою ладу!
Прилелей ко мне родного князя –
И не разольётся слёзно море,
И к тебе не прянут волны горя!»

Ярославна рано, рано плачет–
Как кукушка, всё одно и то же,
Всех клянет, клянет и проклинает:
«Солнце, Солнце светло-Трисвятое!
Всем-то ты тепло и благодатно!
Что же только лады бедный воин
Получает луч горячий, жадный?
Ты простерло к ладе длани злые:
Жаждой изведешь в земле безводной,
Стрелы перепутаешь златые,
Может, и колчан заткнёшь походный?»

Море разрыдалось под луною.
Полночь тучи темные взметнула.
Двинулись во мгле небесной смерчи.

Князю Игорю сам Бог путь указует
Из земли враждебной Половецкой
На святую, на родную его землю,
Землю Русскую, к злату столу отцову.


С вечера, едва погасли зори,
Игорь спит –
Душа его не дремлет.
Игорь мыслью путь себе проводит,
Меряет во сне чужую землю –
От степей великих, что за Доном,
До реки Донца, Донца малого.
Игорь спит –
Душа его не дремлет:
Бродит, выверяет тропку к дому.
Мыслью вымеряет темно поле.

Полночь тучи темные взметнула.
В полночь конь бежит на свист Овлура.
Князю в полночь скрыться за рекою!
Клич – стучит земля
В траве шумящей.
Половцы задвигались, проснулись.
Но далёко князь, в ночи летящий.

Скачет горностаем по укрытьям,
Тростники – укрытье горностаю.
Словно белый лебедь, сильны крылья
На волну студёную бросает.
Как волчонок, слился с быстрым конем –
Соскочил с него матёрым волком.
Полночь разрывается погоней –
Беглецов вернут в мгновенье ока.

Игорь-князь бежит к Донцу малому,
Вот реки излучина – и тут же
Взмылся князь, что сокол облаками,
Лебедей-гусей травя на ужин.
Истребляет к завтраку, к обеду
Лебедей-гусей жестокий сокол.
Жалости не зная, носит беды,
Усталь позабыв, парит высоко…

Если Игорь – что в полёте сокол,
То Овлур, как волк, спешит упрямо,
Стряхивая росы по осоке –
У обоих насмерть кони пали.
Кто снесёт погоню: волк иль сокол?

И речет Донец:
«О, Игорь, Игорь!
Знать, тебе величия не мало,
Кончаку проклятий не достало,
Русским землям горя не хватало!»

Игорь отвечает:
«Милый Донче!
Ты велик, велик своей заслугой:
Спас меня, лелеял в светлых струях,
Постилал зелено разнотравье
На своих серебряных откосах,
Теплые туманы, словно косы –
Косы лады милой – одевали,
Княжий сон стерег под деревами,
Охранял ты селезнем на водах,
Чайками крикливыми на струях,
Уточьим проворством у излучин!
Нет, не таковы бывают реки!
Вот, река Стугна не то, что Донче:
Порченой, худой струей в истоке
Пожрала чужих ручьёв потоки,
И простёрлась к устью так богато,
Что младого князя Ростислава
Забрала к себе Стугна, женила:
Струями затёрла, затворила,
Тёмным дном от жизни заслонила.
Слышу будто братьев стон по брату,
Будто мать младого Ростислава
В быстрый ветер голос свой вплетает,
Словно так, как плакала когда-то,
И доселе плачет: – « Днепр-Словутич!»
Будто рядом, жалуется.
Будто
Жалобою той цветы завяли,
Дерева потупились в печали.»

Это не сороки встрепенулись,
Это не они застрекотали,
А по бегства Игорева следу
Ездят, поспешают Гзак с Кончаком.

Грай вороний сразу стих в округе,
Галочки помалкивают тоже,
Спрятались трескучие сороки,
Белобоких, их в траве не видно–
 Сжались, по земле ползут, и только
Головы приподняли, как змеи,–
Молча. Бестолковые, стучали
Дятлы, выдавая берег туком,
Да рассвет хороший возвещали
Славной песней соловьи за лугом.

 Говорит, уставши, Гзак Кончаку:

«Если сокол улетел из виду,
Расстреляем сына-соколёнка
Стрелами своими за обиду»

 Отвечает хан лихому Гзаку:

 «Если сокол наш не возвратится,
Мы его родного соколенка
К нам привяжем красною девицей»

 Возражает Гзак решенью хана:

 «Только стоит юноше жениться,
Как не будет нам ни соколёнка,
Ни к нему привязанной девицы!
За отцом умчится соколенок –
А на слабых долго ли дивиться?
Будет повод всякой птице бить нас
В нашем, в нашем поле Половецком!»

Вот что говорят Боян с Ходыной,
Песнотворцы князя Святослава,
Песнопевцы времени былого,
Старых былей, былей Ярослава.
Вот что говорят они, любимцы
Князя всемогущего Олега:

 «Брегу без реки,
Реке без брега –
Не бывать, так не было ни разу.
И не тяжко ль голове без тела?
Зло и младу телу безголову!
Так ли Русь хотела жить без князя?
Так ли Русь без князя жить хотела?
Игорь наш – у половцев в оковах!»

Солнце, солнце красное на небе –
А уж Игорь-князь на русских землях!
Девицы запели на Дунае –
Голоса, сплетаясь с голосами,
Вьются через море в стольный Киев.

 Едет по Боричевской дороге –
По дороге горя – славный Игорь.

Едет к Богородице заветной –
К храму, где икона ликом светлым
Озарит. К иконе Пирогощей!
Сбережён злат стол старинный, отчий!

 Рады, рады стороны и грады!
Веселиться русским землям надо!
Надо петь хвалу князьям бывалым,
Чтоб и молодым хвала звучала!

Надо петь о временах о старых –
Чтобы в новых вырастала слава!

Слава, слава Игорю младому,
Слава Святославичу родному!
Слава храбру туру Всеволоду!
Слава соколенку Владимиру,
Владимиру Игоревичу слава!
Слава князьям, слава!
Здравья князьям, здравья!
И дружине здравья, здравья!

Славьтесь в веках, защитники,
Брошенные на бесовские полчища,
Попранные, поруганные, – головы сложившие
За христиан!
Слава!

Здрави князи и дружине,
побарая за христьяны
на поганыя плъкы!
Слава!

Князьям – слава! Дружине –
Во веки веков
Аминь.



27 июня - 23 июля 1999.


© Copyright: Наталья Мартишина, 1999