Весной 1982-го глава аргентинской военной хунты Леопольдо Галтиери решил укрепить свою популярность маленькой победоносной войной.
Что произошло?
Это классический пример того, как власти пытаются набрать политических вистов маленькой победоносной войной, а в итоге получают поражение и катастрофу. С середины 1970-х у власти в Аргентине находились военные. В 1976-м Хорхе Видела организовал переворот и поместил под домашний арест президента Исабель Перон. Так начался период правления хунты, сопровождавшийся государственным террором и приходом военных практически во все области общественной жизни.
Высший пост в стране занял лейтенант Леопольдо Галтьери. Популярность хунты и диктатуры стремительно падала, финансы пели романсы, а физические расправы над несогласными привели к бурному росту влияния полуподпольной оппозиции. В этих условиях Галтьери решил поддержать свой авторитет маленькой победоносной войной. Генерал-лейтенант и президент обратил свой взор на расположенный в 450 км от побережья Южной Америки архипелаг, который Великобритания называла Фолклендскими островами, а Аргентина — Мальвинскими.
Во второй половине 20-го века претендентов осталось только два, причём на архипелаге находился британский гарнизон. Галтьери объявил острова «исконно аргентинской территорией» и в довольно короткие сроки организовал операцию по её захвату.
Первоначально на остров Южная Георгия высадилась группа рабочих, которым якобы нужно было разобрать старую китобойную станцию. Вместо этого рабочие, оказавшиеся, кстати, военными, разоружили английских солдат, проникли в административный центр архипелага Порт-Стэнли и водрузили над ним аргентинский флаг.
Вот только Маргарет Тэтчер решила, что ни пяди британской земли врагу отдавать нельзя, и в Южную Америку незамедлительно было направлено крупное военно-морское соединение. И это при том, что, как показали опросы, большинство британцев вообще не знали, что Фолклендские острова входят в состав Соединённого Королевства.
Могло ли быть иначе?
Надо понимать, что вторжение аргентинских войск на Фолкленды пришлось как нельзя кстати. Только не для хунты, как надеялся Галтьери, а для правительства Маргарет Тэтчер.
Дело в том, что консервативное правительство находилось в довольно тяжёлом положении. Экономические проблемы, которые Тэтчер обещала решить, только усугубились. В конце 1980-го «железную леди», согласно опросам, поддерживали только 23% населения. Это самый низкий рейтинг премьер-министра за всю историю проведения подобных опросов.
Будь ситуация на внутреннем фронте хоть немного стабильнее, Тэтчер, возможно, не пошла бы на прямой конфликт и не направила бы на Фолкленды войска. Лондон завязал бы переговоры, ООН создала бы специальную комиссию, потом сформировалась бы какая-нибудь очередная шестёрка посредников и так далее.
Итоговый успех в войне способствовал бурному росту рейтинга леди Маргарет, тем более что она лично писала письма родственникам погибших солдат.
Что изменилось бы?
Победоносная война заметно повысила авторитет Великобритании. О ней внезапно вновь заговорили как о владычице морей. Впервые с момента окончания Второй мировой имел место конфликт, в котором столь широко был задействован флот и развернулись полноценные морские баталии.
В Аргентине же имел место обратный процесс. Уровень поддержки хунты упал до нуля, и даже замена Галтьери очередным диктатором из числа военных никак не улучшила положения дел. 10 декабря 1983 года Рейнальдо Биньоне, занявший пост президента, вынужден был уступить его гражданскому правительству Рауля Альфонсина.
Иной исход Фолклендской войны, скорее всего, перевернул бы ситуацию с ног на голову. Хунта укрепила бы своё положение, а Галтьери мог бы править ещё очень долго.
Напав на архипелаг, Галтьери подписал приговор и себе, и всей хунте. В противном случае военные могли бы оставаться у власти ещё долго. Галтьери умер в 2003 году. Не развяжи он войны с Великобританией, мог бы уйти из жизни президентом, как это принято у военных, захватывающих власть.
Ещё любопытнее взглянуть в таком разрезе на дела британские. В случае победы лейбористов премьер-министром стал бы Майкл Фут. Этот человек был по своим взглядам очень близок к социал-демократам.