оглавление канала
Следующие два дня навалилось столько работы, что у меня не было просто свободного времени все как следует обдумать.
Митяй, конюх из охотхозяйства, вызвался мне помочь, перестроить сараюшку под небольшую конюшню для Матильды. Михалыч тоже не забывал меня. Приволок мешок картошки из собственного погреба, две банки соленых огурцов и небольшой бочонок квашенной капусты, оставшийся у него с прошлого года. На вопрос «зачем так много», махнув рукой заметил, что скоро будет новый урожай, а щи он варить все равно не умеет. Я успела привести печь в порядок, отскребла песком доски на столе, лавках и полу. И теперь они радовали глаз смолистой желтизной. Наконец, отчистила найденный мною самовар, и гордо водрузила его на стол. Постирала и повесила шторки на окнах. Нашла старую банку, отмыла ее у колодца и поставила букетик лесных цветов. Удовлетворенно оглядела плоды трудов своих, и уселась на крыльце пить чай. Подъехал опять Михалыч, привез банку свежего парного молока вечернего надоя, и небольшую баночку свежего, пахнущего воском и щедрым летом, медом. Оглядел критическим взглядом все плоды моих трудов и довольно крякнул.
- Да, давненько здесь живым духом не пахло. Завтра Егорыч приезжает. У нас вроде бы, все в полном ажуре. И Ефимыч явится должен. Может, даже сегодня к вечеру.
- А, Ефимыч у нас кто? – Задала я вопрос.
- Ефимыч – наше начальство, охотовед он. Степан Ефимович Переделкин. Начальство надо знать. – Наставительно произнес он. – А я завтра на свой обход, наверное, поеду. Веники уже пора готовить. Троица то уж вон, когда прошла. А, ты, поди, завтра обход поедешь принимать. – Многозначительно закончил он.
Я удивленно вскинула брови.
- Михалыч, побойся Бога. Какая Троица? Уж и Ильин день прошел. Веники то сейчас уже поздно готовить.
Егерь как-то неопределенно хмыкнул.
- Дак, веники не себе же. Зверью всякому. Косулям то им все равно, прошел Ильин день али нет. Когда зима снежная, они что хошь сточат. – Наставительно проговорил он.
Еще посидев немного со мной и, повздыхав не известно о чем, он отбыл на своем Зайчике восвояси. Я завела Матильду в новое, пахнущее свежей стружкой, стойло, насыпала ей немного овса и пожелала спокойной ночи, потрепав по гриве. Она благодарно заржала, выражая мне свою признательность. По крайней мере, мне хотелось так думать.
Ночь прошла без особых происшествий. Спала я довольно крепко. Проснулась, как всегда с восходом солнца, оседлала Матильду, и мы отправились в деревню.
Сегодня все начальство было в сборе. Процедура знакомства с охотоведом Степаном Ефимовичем прошла, так сказать, на уровне. Это был уже не молодой мужчина, годов этак за сорок пять. Кряжистый, с небольшой окладистой бородкой и вечно прищуренными хитрыми глазками. Ему уже успели обо мне доложить, и сейчас он рассматривал меня, как некоего диковинного зверя. Я терпеливо ждала, когда он закончит осмотр и вполне дружелюбно спросила:
- Я могу увидеть документы?
Он несколько раз хлопнул на меня глазами.
- Какие такие документы?
- Ну, например, карты, планы, описания обхода, который за мной будет закреплен. Прежде чем ехать на натуру, хотелось бы на документы взглянуть. – Спокойно объяснила я, посоветовав себе набраться терпения.
Он запыхтел, как сердитый кабан и хлопнул мне на стол тяжелые фолианты с требуемыми мной документами. Я только незаметно усмехнулась. Поизводив еще немного охотоведа вопросами, собралась все увидеть своими глазами. Степан Ефимович со мной не поехал, сославшись на занятость. Отправил все того же Михалыча. Когда мы выходили из конторы, вид у последнего был, как у кота, объевшегося сметаны. Отъехав подальше, я у него спросила:
- Ты чего это такой довольный?
Михалыч хитро прищурился, качаясь в седле.
- Да, хоть кто-то укорот этому борову дал. А то, он думает, что самый умный в округе. Егерей за людей не считает. Но, ты это, поаккуратней с ним. Злопамятный мужик. Дождется момента и из-за спины то и ударит. Так что, с ним ухо востро держи.
Поблагодарив Михалыча за информацию, мысленно стала клясть себя за несдержанность. Нет, чтобы дурочкой деревенской преставиться … Ох, уж этот характер!
Тем временем, мы въехали под полог леса. Я достала планшет, и внимательно изучила еще раз карту. Уверенно тронула поводья лошади и повернула вправо.
Лес принял меня ласково и торжественно. Могучие сосны едва шевелили хвоей. Солнце просачивалось сквозь их иглы, играя бликами на цветущих травах. Аромат смолы не давал надышаться воздухом, кружа голову. На моем лице играла улыбка, как у девушки на первом свидании с любимым. Мне хотелось петь и смеяться одновременно. И только присутствие Михалыча, смотревшего на меня с удивлением, мешало осуществить это желание.
- Как я погляжу, ты лес то любишь. – В голосе егеря слышалось удивление.
- Да, как же его не любить?! Смотри какие богатыри стоят в три обхвата. Они землю берегут.
Михалыч со знанием дела глянул на сосны, и с умным видом проговорил.
- Ну, да. Богатыри. Куба по два с полтиною будут.
Я чуть не расхохоталась в голос от такой оценки лесного чуда.
Вскоре вдалеке послышался шум воды, и через несколько минут мы выехали на небольшой плес шумливой, и достаточно бурной речки.
- А вот это наша Хвороба. – Проговорил егерь с гордостью, как будто, это было его детище.
- А почему Хвороба? – Заинтересованно спросила я.
- А шут его знает! Хвороба, да Хвороба. – незамысловато ответил он.
Я было открыла рот, задать очередной вопрос. Но, тут наши лошади захрапели. Матильда стала боком вытанцовывать.
- Тихо, тихо … - пыталась я успокоить разволновавшуюся лошадь.
Но, она не желала успокаиваться, продолжая храпеть и плясать подо мной. Зайчик под Михалычем тоже выписывал кренделя и дико косился на реку. Мы спустились с лошадей и постарались их увести в сторону от реки под полог леса.
- Может бурного течения испугались? – Выдвинул предположение старый егерь.
Я покачала головой.
- А, ну ка, возьми поводья. – Протягивая повод от Матильды попросила я.
- Он попятился назад.
- Ну уж нет! Я с ней в спокойном состоянии справиться не могу, а сейчас и подавно!
Я в сердцах плюнула с досады. Привязала повод к ближайшему деревцу ивы, и осторожно стала продвигаться на берег. У самой кромки воды лежала какая-то груда, как мне показалось, старого тряпья. Михалыч, осторожно выглянул из-за моего плеча. Потом, смело подошел к этой куче, и тихонько ткнул ее носком сапога.
- Так это ж волчонок! Гляди-ка, мертвый. Как же это он, бедолага. Ну, теперь, ничего не поделаешь. Это лошади его запах почуяли, волчий, значит. Вот и стали шарахаться. Поехали дальше, Викторовна.
Я, не обращая внимания на его призывы, опустилась на колени перед волчонком и стала осторожно снимать с него прилипшие листья и сухие ветки. И, вдруг, он зашевелился. Я, обрадованно крикнула:
- Михалыч!! Он живой!!
Сдернув с себя ветровку, я бережно завернула в нее мокрое, облепленное песком, тело волчонка. Матильда, конечно же, воспротивилась поначалу. Хрипела, косила глазами, пританцовывая на месте, и, даже, поначалу пробовала вставать на дыбы. Но, я проявила характер, и лошадь вынуждена была смириться. Положив свой сверток с найденышем поперек седла перед собой, поехали быстро к дому. Михалыч ехал сзади и всю дорогу качал головой.
- Ну, надо же! Везучая ты! Смотри ка, живой волчонок!