- Ты че там делал-то? - вполголоса спросил Зачепа, когда Кородым сполз в ложбину.
- Теперь спи спокойно, казачок. Если кого мы не успеем в воде пристрелить, там еще один сторож на раз имеется.
- Самострел что ль?
- Ага.
- Где научился-то? Не казак ведь чай.
- И крестьяне не все только чаем тешатся. Дед у меня знатным охотником был. Такие штуки научил делать. Да я не пробовал ни разу. Только в земле себя видел. Да и убивать жалко.
- А то и видно: жалко ему! - Зачепа хмыкнул. - Ну поглядим как завтра твое оружье сработает.
- А че глядеть! Убьет да и все. Лишь бы тетива простояла. Хотя вроде должна. Свежая кажись. Буцко, как там интересно.
- Да еще рано. Ты вон быстро вернулся. Сабля хороша, али как?
- Хороша.
- А мне не дашь? Я ведь казак. Тебе-то для чего?
- У тебя своя уже есть. Небось не в бою добытая!
- А вот ты в бою добыл, да? Этого басурмана Лагута оприходовал, а ты только снимать первым кинулся!
- Будет вам! - раздался голос Буцко. - Вот война закончится, столько оружья поснимаем, всем до седьмого колена хватит. А ты Зачепа, хоть и казак, а меру-то знай. Може человек еще в казаки перейдет и тебе задницу накрутит свое удалью.
- Чего это тебе Лагута такого сказал, что ты за мужика вступился? - Зачепа понял что в споре он остался один.
- Чего сказал, то мое. - Буцко закусил травинку.
Кого теперь винить в том, что произошло. Зачепу, потому как, будучи оставленным за старшего, не назначил караула? Усталость, которая всегда приходит не столько после дальней дороги, сколько, после первого успеха? Холодную весеннюю ночь, что окутывает и вводит в оцепенение. Цепенеет все: руки, ноги, мозг, внутренние органы. Кто сказал, что на холоде не спится? Тот ничего не знает. Это только по первости дрожью колотит, а спустя час-другой скручивает, что пальцем лень пошевелить. И проваливается человек в глубокий не то сон, не то во что-то непонятное. Но поднять такого очень трудно. На это и расчет был у опытного Кантемира-мурзы. Не случайно подумал он, когда столкнулся с сопротивлением на броде: что-то уж как-то странно обороняется неприятель. Бывалые казаки в паре могут долго такой брод удерживать. И спать поочередно будут. Именно сон...Поэтому и выбрал предутренние часы татарский военачальник, поскольку почуял, что имеет дело с молодой порослью, которой он не мог увидеть на расстоянии, но по действиям и характеру боя угадал безошибочно.
Они проснулись только тогда, когда сработал самострел Кородыма и татарин с простреленной насквозь грудью тонко вскрикнул в синеву неба. Первым поднял голову Зачепа и тут же увидел полуголых татар, выбегающих из воды со щитами и саблями. Вскинул пищаль, прижался к прикладу, но глаза со сна видели только туман и очень слабо людей. Выстрелил. Пуля прошла высоко над головами. Кородым попал в плечо, наступавший крутнулся волчком и покатился кубарем под берег. Буцко, которому нужно было только заряжать, тоже выстрелил и даже ранил неприятеля в ногу. Зачепа крикнул, чтобы Буцко заряжал, а сам схватил четвертое ружье, им оказался турецкий мушкет и вогнал пулю в живот еще одному бритоголовому степняку. Но один за другим на берег выходили с обнаженными клинками новые. Кородым схватил саблю и рванулся из ложбины. Прыгнул, покатился под берег кубарем, сбивая с ног и увлекая за собой татар . У самой воды, взяв саблю в обе руки, стал с такой скоростью размахивать ей, что воздух загудел вокруг. Следом за саблю схватился Буцко, грузно пошел вперед, тяжелая, мощная плоть вдруг со страшной скоростью понеслась вниз. Клинок в его руке выписывал зигзаги и дуги. Этот умел обходиться с оружием, учили — потому как казак. Рубанул раз — едва пополам не развалил соперника, второй — вспыхнуло костром вспоротое горло.
- Назад, Буцко! - это кричал Зачепа. - Ружья заряжать. Назад!
То ли крик был неожиданно сильным, то ли Буцко на подсознательном уровне понимал, что нужно выполнять команды старших, но он вернулся и схватил шомпол. Внизу Кородым продолжал безумно резать клинком воздух, не понимая, как нужно обходиться с оружием. Но его невероятная отвага ошеломила татар.
- И-я-ах! - Зачепа метнулся, высоко подпрыгнул, на лету выхватил из-за пояса отцовскую саблю и, не успев коснуться земли, прямо в воздухе раскроил бритый, блестящий от пота татарский череп. Побежал. У самой кромки воды ударом от пояса рассек лицо еще одному, толкнул плечом Кородыма, заорал тому, чтобы бежал к ружьям, а сам схватился с выходящим из воды степняком. У того был щит, невероятно узловатые мышцы, а еще очень заостренные черты лица. Это был опытный воин и не Зачепе с такими бы биться. Татарин сделал два ложных замаха, стоя на одном месте, качнулся вправо, показал щитом, покупая этим соперника и резко с оттягом рубанул. Зачепа поначалу подумал, что его слегка только ранило. Совсем боли никакой. Он бросил взгляд на руку и с удивлением увидел, как его рука отделяется от туловища и падает, разбрызгивая по сторонам кровь. Алый фонтан летел из плеча. Откуда-то из самой глубины себя, словно из неведомых недр, Зачепа поднял свой истошный крик. Нет вырвал и изрыгнул прямо в раскосые глаза и высокие скулы. Уже в каком-то отключенном сознании он нагнулся, поднял упавшую саблю левой рукой и обрушил удар такой силы, что клинок неприятеля переломился. Сталь желтой молнией врезалась в плоть ровно посередине плеча, прошла все тело до промежности и остановилась только тогда, когда уперлась в землю. Разрубленное тело медленно развалилось на две части. Зачепа прыгнул в воду и ударил головой следующего прямо в плоскую переносицу, опрокинул, но сам при этом сильно подался вперед, подставляя шею под удар клинка. Отрубленная голова казака полетела в сторону и поплыла вниз по течению, а тело рухнуло под ноги наступающему, пальцы левой руки в последней судороге впились в чужую лодыжку.
В это время Кородым выстрелил, прицелившись с каким-то звериным хладнокровием. Пуля вошла точно в лоб и вышла из шеи врага. Тот навзничь повалился на воду. И вот уже тело, выпуская кровавые пузыри плывет вслед за головой Зачепы. Буцко без слов протянул еще одно заряженное ружье крестьянину. Тот направил дуло на брод. В тот же миг, что очень яркое, золотое блеснуло чуть левее на противоположном берегу. И Кородым , не раздумывая, выстрелил на вспышку.
Увидев своего предводителя выбитым из седла, татары попятились.
- Амир! - мурза сидел на земле, широко раскинув ноги и крутил головой во все стороны.
- Да, почтенный. - сотник вырос мгновенно.
- Сколько прошло времени?
- Ты уже приходил в себя. Мы хотели перенести тебя в шатер, но ты воспротивился. Шлем выдержал удар. Только вмятина осталась небольшая.
- Я спрашиваю: сколько прошло времени?
- Около двух часов, господин. - сотник соврал. На самом деле прошло более трех часов и солнце стояло уже высоко.
- Берег взят?
- Нет. Атака захлебнулась. Воины подумали, что тебя смертельно ранила пуля и стали отступать. Я тоже не знал как поступить.
- Захлебнулась!!! Вы стая трусливых собак! Ты, ты опытный командир, разве не видишь сам, что там на том берегу нам противостоит горстка совсем еще юнцов. Если бы я знал, что берег хорошо укреплен, то разве бы посылал своих людей на гибель. Я их видел, этих казаков. Каждому из них вряд ли перевалило за восемнадцать. Какие-то мальчишки задержали целое войско.
- Мы сейчас же возобновим форсирование. - Амир попятился.
- «возобновим» - передразнил Кантемир-мурза. - Мы вчера еще должны были встать арьергардом, а сегодня к вечеру закончить переброску основных на тот берег. Под Смоленском поляки перейдут в наступление, а мы не успеем ударить с тыла русскому войску. Ты хоть это понимаешь?
- Понимаю. И готов понести наказание.
- Они уже задержали нас на сутки. О, Всемогущий, почему вокруг меня столько дураков?! Ты хоть имеешь какое-то представление об их численности? Чего молчишь?
- Я думаю, не больше десятка, великий!
- Десятка! Да, я рискуя жизнью, самолично видел только четверых. Четверых! Ты это понимаешь?
- Они дерутся, подобно духам подземелий! Зачем такое упорство, не пойму! Мы ведь все равно их одолеем.
- Они сражаются не как духи, а как воины, выполняющие свой долг и хранящие честь. У нас немного таких воинов. А если бы...
- Отдай приказание, непобедимый, и ты увидишь своих воинов в деле.
- Я уже их видел. Сколько трупов придется хоронить?
- Всего пятеро убитых и семь раненых.
- Врешь, Амир. Говори, как есть.
- Убитых одиннадцать. Раненых почти нет. Я же говорю, у них клыки шайтанов и сердца безжалостных дэвов.
- Ладно. Нельзя терять время. Отведи свою сотню от берега. Атаковать теперь будет сотня Гумера.
- Но, непобедимый..!
- Я все сказал. Мне не нужны сейчас осторожные овцы, медленно щупающие дно ногой, перед тем, как ступить. И не нужны те, кто опасается пули, словно проклятия свыше. Пусть идут свежие силы. Гумера ко мне!
- Слушаюсь, лучезарный!
Гумер приказал взять с пожни несколько жердей, связать их между собой. Затем составить плотно друг к другу три щита, скрепить. На эти три щита положили сверху еще три и еще. Примотали щиты к комелю жерди. Получилось висячее, непробиваемое забрало. После этого воины подняли над головами скрепленные жерди с забралом. Сверху, прямо на головы им положили каждому по двойному щиту. Получилась своеобразная «гуляй-крепость», где забрало находилось впереди примерно на шаг от первого воина в цепи. Сотник коротко скомандовал и крепость двинулась к воде.
- Э, ты только глянь, Кородым, штуковину-то какую прут. - Буцко вытаращенными глазами смотрел на татар.
- Вот же ж и целить в некого! - Кородым пытался поймать прицелом брешь.
- Ты целься Кородымушка. Сейчас они чуть завернут и ты их уши увидишь.
«Гуляй-крепость» завернула по броду влево. Но к удивлению русских стрелков, там тоже не было ни одной щели. Щиты были и сбоку.
- А, попробую! - Кородым спустил крюк. Грянул выстрел. Пуля врезалась в обод щита и увязла в толстой коже и сухом дереве. - Не а, Буцко. А тебя, все хотел спросить, зовут-то как, ну имя что ли?
- Да ну тя! - Буцко напряженно вглядывался в приближающихся татар, перезаряжая одновременно пищаль. - Вот держи. А мне ка пустой дай. Счас я им!
- Ты чего задумал?
- Казаки с поля боя без команды не уходят. Запомни это, если еще хочешь стать нашим! - с этими словами Буцко схватил за дуло пищаль, словно дубину, и выпрыгнул из ложбины.
А татары находились уже совсем недалеко от берега. Буцко влетел в воду так, что от его огромного тела шарахнулись волны. Размахнулся и со всей своей невероятной силой опустил приклад ружья на лоб «гуляй-крепости». Крепежи и веревки лопнули. Щиты посыпались в воду. Сама конструкция поехала на бок. Казак замахнулся еще раз и буквально раскроил череп впереди идущему степняку. А потом заорал что есть мочи.
- Стреляй, Кородым! - продолжая метелить прикладом татарские головы.
На противоположном берегу сотник Гумер отдал короткий приказ и сразу несколько лучников выпустили свистящие стрелы. Буцко не стал уворачиваться, он поднял голову и смотрел как по невысокой дуге к нему приближается смерть. Подобно клювам хищных птиц, стрелы вонзились в глаза, пробили щеки, вошли в плечи и грудь.
Версалий Буцко рухнул навзничь и через миг течение уже несло его тело, медленно вращало вокруг незримой оси, став для совсем молодого, восемнадцатилетнего казака, последней дорогой.
- Эх, Буцко, ты Буцко! Ну ловите, псы драные! - Кородым выстрелил и был точен. Выстрелил еще дважды, отправив на тот свет столько же, сколько затратил пуль. А потом, оценив, что перезарядить не успеет, схватил татарскую пику и с ней наперевес бросился к воде. Влетел по колено в воду. Перед ним уже выписывал кривым клинком по воздуху молниеносные дуги крымский завоеватель. Лицо покрытое шрамами, кривой оскал, узкие стеклянные глазки. Кородым всадил в это лицо, в эти звериные скулы, в этот сведенный морщинами лоб наконечник своей пики. Но выскочивший из-за плеча своего товарища, другой степняк несколькими ударами сабли превратил лицо крестьянина в кровавый кисель.
На противоположном берегу, верхом на боевом коне, в помятом пулей золотом шлеме, возвышался человек, безумно мечтавший когда-то о славе поэта. Звали его Кантемир-мурза. Он смотрел на последние мгновения неравного боя и едва сдерживал слезы, ибо сердце его в тот момент было переполнено горьким стыдом, душераздирающим сожалением и необыкновенным восхищением перед павшими.
А сожалел крымский полководец не о своих воинах и, безусловно, не их действиями был он восхищен.