Есть в нынешней России множество старых, безымянных развалин, что таятся по берегам почти пересохших речушек или сливаются с порослью молодого леса. Многие из этих руин когда-то были домами простых людей, таких же как мы, живших поколениями в местах, где теперь царствует природа. Целые исчезнувшие деревни и посёлки порой попадаются на глаза любопытному туристу, что решит побродить по окрестностям вдали от областных центров.
В отличие от заброшенных поселений, которые ещё хоть как-то обозначаются на картах, имеют более-менее заметные следы пребывания человека, исчезнувшие деревни представляют собой лишь фундаменты, остовы или упавшие на землю груды досок, черепицы или шифера, бывшие ранее крышами. Их давно вычеркнули из всех реестров, забыли их название и историю. Стёрли с общедоступных карт и отправили все данные по жившим там в архивы райцентра. И только покосившиеся старые погосты, заросшие травой, станут последними “свидетелями” того, что здесь жили и трудились люди.
Впрочем, однажды мне, как человеку, собирающему городские легенды, несказанно повезло пообщаться с потомком целого крестьянского рода, жившего в одной из таких деревень. Но самое потрясающее – он смог порадовать меня именно мистической историей, о которой я вам сейчас расскажу.
По просьбе автора я поменяю имена, укажу лишь то, что случившееся произошло в Нижегородской области. Однако, было это всё то ли в Боброво (или Бобрихе?), то ли в Боголюбово, вспомнить не смогу. Увы, точное название деревни я упустил из виду и сейчас, сев писать данный текст, понимаю, что таким образом потеряю значительную долю достоверности в рассказе. Поэтому в дальнейшем буду именовать населённый пункт просто как “деревня”, дабы не путать читателя.
Итак, история эта была услышана рассказчиком от отца, в период его обучения в школе. Далее с его слов.
Жили они в той деревне одной большой дружной семьей долгие годы, в доме, что построил ещё их пра-прапрадед по отцовской линии. Дом был славный, добро слаженный с настоящей русской печью. Земля возле деревни давала хорошие урожаи, о которых в семье вспоминали с теплом на душе. Родом это были люди простые – крестьянские. Детей в семье всегда было много – человек 6–8 минимум братьев и сестёр в каждом поколении. Сёстры после свадьбы из дома шли, братовья невест домой приводили. Хоть по нынешним меркам и были они не богатыми, но что при царе, что при союзе за семью держались и ей дорожили, как самым великим сокровищем.
И длилась эта идиллия ровно до тех лет, пока в стране не начались смутные годы. Сперва на Первой мировой “за царя и отечество” сложили голову три старших брата. Затем самодержца свергли, начали выяснять, кто за правых, а кто не прав. Так пропал без вести средний брат, ушедший не то с “белыми”, не то с “красными”, никто так и не понял. После голод 20-х годов погубил двух сестёр, а также невесток братьев и их детей. А потом с Запада пришёл “Фашист” и двое последних младших сыновей ушли на смертный бой.
Вернулся только один – дед рассказчика, Виктор. В доме на тот момент оставалась жить его жена с двумя детьми, да старшая сестра Виктора - Алевтина. Поплакала семья над своим горем, зажгли вечером свечку перед иконой, простились со всеми близкими, кого забрали “жернова времени”.
Шли годы. Алевтина, будучи уже в почтенном возрасте, преставилась. Виктор со своей женой воспитал двух сыновей – старшего Павла и младшего Николая – отца нашего рассказчика. К сожалению, ранения, полученные во время войны, сделали своё дело и по возвращению Николая со службы в армии, он не застал отца в живых. Оба брата работали в местном колхозе, с женитьбой не торопились, хотя мать и просила их не затягивать с этим. «Нельзя вам, ребята, одним оставаться здесь» - говорила им она, причём часто делала акцент именно на доме.
Впрочем, что Николай, что Павел сами не особо хотели ходить в бобылях, но приводить в дом невест тоже не тянулись. Что-то нехорошее чувствовали вечерами последние представители некогда большого семейства. То силуэт в окне покажется поздней ночью. То стук по крыше раздастся, когда все спят. Сами братья отчётливо помнили, как несколько раз просыпались словно в угаре и видели тени, похожие на людей, что плясали и бились в конвульсиях в тусклом лунном свете. Не раз, когда ещё был жив Виктор, он просыпался с криком, хоть и списывал это на картины боев, всплывавших во сне, но никому от этого не было легче. Родные стены, взрастившие поколения, стали тяготить семью, а после смерти отца дом и вовсе ночами стал неспокойным. Падала ночью посуда. Скрипели петлями запертые двери, словно кто-то снаружи тянул их. Слышны были вздохи и какие-то голоса. Бывало даже, что иконы, стоявшие в углу, оказывались на полу, словно кто-то намеренно срывал их с петель и бросал.
Со временем Николай, во время поездки в Нижний Новгород познакомился с Марией – будущей женой и матерью рассказчика. Ближе к 60-м годам он переехал из родной деревни в город, оставив старшего брата с матерью. По началу, Николай старался приезжать с Машей к родным на выходные, но со временем, когда Мария забеременела, стал ездить только один и то на день максимум. После рождения сына, Николай и вовсе стал приезжать раз или два в год. Мария тогда думала, что между братьями возник конфликт, ибо младший женился раньше старшего, что не особо вписывалось в семейные традиции тех лет.
Шли 70-е. Деревня постепенно пустела. Молодые рвались в город, старики дорабатывали свои годы в колхозе и оставались одни со своей старостью. Павел уже был в годах, вероятно ближе к 40, но так и не завёл семьи. Мать в последние годы начала болеть и сыну приходилось разрываться между домом и работой. От брата из города он получал посылки в виде денег и лекарств, но всё же, в душе, немного злился на него, так как считал, что Николай мог бы и приезжать почаще, так как Павлу тоже нужен был отдых, а с больной старушкой выделить время на тот же поход на рыбалку никак не получалось.
Всё изменилось в роковую ночь ноября. У Павла вечером резко поднялась температура, появилась невыносимая резь в животе. Сумев встать и одеться, Павел было направился к соседу дяде Грише, чтобы тот помог отвезти его на мотоцикле до административного центра, где был фельдшерский пункт. Мать Павла встала с кровати проводить сына со двора, но перед уходом положила руку на его плечо и спросила: «Сынок, боюсь я одна остаться. Совсем ты не сможешь потерпеть до утра?» Голос внутри Павла говорил ему, что не стоит бросать мать одну в этом доме, но боль была столь сильной, что он всё же пошёл к соседу, пообещав матери, что вернётся как можно быстрее. А пока, может быть, жена дяди Гриши посидит с ней. Мать ответила, что не стоит напрягать людей, обняла сына, перекрестила и закрыла за ним калитку.
Павел провел в фельдшерском пункте всю ночь. Подозревали что это аппендицит, но в итоге выявили незначительное отравление, укололи обезболивающим и предложили немного полежать, на всякий случай. Павел уснул на кровати и увидел весьма тревожный сон. Будто входит он в свой дом, а там за большим столом сидят его отец, мать, деды и прадеды, коих он видел только на фото. Лица у всех хмурые, бледные, словно неживые. А в дальнем углу комнаты, за углом печки сидит нечто чёрное, с горящими глазами, полными ненависти. Павел спросил у матери, как она себя чувствует, а то ответила, что мол, хорошо. Теперь с отцом они вместе, да и по Алевтине она скучала. «Не переживай, сынок» - сказала мать. «Только дома один не ночуй» - кивнула она в сторону угла, где сидела чёрная тень. «Позвони Коле, пожалуйста. Пусть он шаль мою возьмёт, что я Маше давала. Холодно мне очень».
Павел проснулся примерно в 4 часа утра, соскочил с койки и побежал в родную деревню. Как дошёл – не помнит, но примерно к 6 часам он был у себя дома. Там он и нашёл мертвую мать, которая лежала возле входной двери, застыв в страшной позе, ухватившись за входную ручку двери дома. Не то пытаясь убежать от кого-то. Не то стараясь удержать дверь от незваного гостя.
Павел вернулся к рай. центру. Позвонил с почты Николаю и рассказал о случившемся, попросив захватить шаль, по просьбе матери. Оба брата горевали и оплакивали её несколько дней. Павел было даже порывался сжечь дом, ибо не верил, что мать умерла сама. Но Николай тогда успокоил его и остановил, хотя и сам в душе ненавидел эти стены. Болела женщина давно, но, чтобы так, упасть у двери… слишком все было странно, но объяснимо.
Ночью братья не стали оставаться в доме, отвезя тело матери в краевой морг при больнице. Благо их сосед дядя Гриша пустил их на порог погостить на «сколько надо». Спустя 3 дня с момента похорон Николай засобирался домой. Нужно было возвращаться к работе и семье. Он предложил Павлу отправиться с ним, но тот отказался.
«Наш этот дом, Коля, наш. Мне в нём и жить. Езжай, брат. И прости за всё, если грешен перед тобой» - сказал Павел и пошёл провожать Колю.
«Как чувствовал он», говорил Николай сыну, «Как знал, что не свидимся мы». Спустя год не стало Павла. Перед смертью, со слов соседей, он запил, перестал ходить на работу. Грозился поджечь всю деревню. Ночами кричал, бил мебель, посуду. А в день гибели пришёл к дяде Грише днём и сказал – «Коле передай, чтобы не приезжал сюда! Он поймёт…»
Умер Павел от сердечного приступа. Никто внимания не предал тому факту, ибо жил мужик один, пил, буянил – мало ли таких? Да и деревня сама к тем годам 80-м уже почти вымерла. Как говорится, статистика не смотрит на судьбы, а лишь ведёт подсчёт, поэтому ближе к концу 90-х, начала 2000-х деревню официально вычеркнули из списка населённых пунктов. Старики ещё по памяти посещали погост, что был ближе к дороге, но в саму деревню никто особо не рвался. Дорога начала зарастать, когда последняя чета пенсионеров была вывезена детьми. Отрезали провода электричества, растащили колхозное имущество. И не осталось следов былого. Дома, которые уже стали пустеть с 70-х годов, начали рушиться без ухода и в 2000 стали руинами. Многие даже не вывозили оттуда вещи. Николай не стал исключением. Из старого дома он не забрал ничего, даже икон, некоторые из которых были довольно дорогими и явно очень старыми.
Со своим сыном, который и рассказал мне эту историю, он приезжал туда лишь раз, но до деревни они не дошли. Пошли на погост, где среди совсем заросших могил стояло несколько относительно свежих, за которыми ухаживали родственники. Там и были похоронены последние члены некогда большой и дружной семьи. Были могилы и более старых родственников, но их Коля особо не помнил и прибирал могилы скорее по памяти, за которыми следил когда-то его отец. Про дом он больше не вспоминал, лишь однажды обронил, приехав с кладбища, уже в 2010 году, что проходил там мимо и видел, как всё сильно заросло, а от дома осталась одна лишь печная труба, да куски шифера, что они когда-то клали с братом. «Славный был шифер тогда» - сказал он и тихонько заплакал, впервые за долгие годы.
Вот такой вот историей поделились со мной когда-то, а теперь я пересказал её вам. Быть может, и было бы объяснение и снов таких, и тени той, но этого мне так никто и не сказал. В те годы “жил” научный атеизм, а он паранормальщины не допускал. Много было таких деревень, но вот домов как этот, вероятно, единицы, хотя кто его знает, о чём молчат нынче те, кто лежит на безымянных погостах, близ деревень, что исчезли навсегда.