Соню не уволили. Через час её вызвала директриса и предложила с первого сентября должность преподавателя начальной школы при интернате — одна из сотрудниц как раз собиралась в декрет. Учитель в таком классе, при катастрофической нехватке кадров, становился для детей и классным руководителем, и воспитателем одновременно, провожал их на занятия и обратно, делал вместе с ними уроки, гулял.
Работа эта считалась, конечно, уровнем выше, чем воспитатель у дошколят, и возвращала Соню к прежней педагогической деятельности. Кроме того, всё-таки деньги, хотя и гораздо меньшие, чем Соня зарабатывала у Нины Степановны. А главное, отменялись ночные дежурства. Можно было нормально растить Вадика и слезть, наконец, с Анькиной шеи... тем более что сестра очень уж его распускала.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18, глава 19, глава 20, глава 21, глава 22, глава 23, глава 24, глава 25, глава 26, глава 27, глава 28, глава 29, глава 30, глава 31, глава 32, глава 33, глава 34, глава 35)
Соня попросила дать ей время подумать. Всю ночь она решала, стоит ли принимать помощь из рук Калюжного, не вступит ли она тем самым с ним в сделку? Но, поразмыслив, так и не нашла в его жесте главного — предмета купли-продажи. Не было ничего, за что Димин отец мог бы её купить — Митя теперь снова женат, и, похоже, не понарошку. А то, что ей возвращают нормальную работу, которой лишили по собственной прихоти — так это не унизительная подачка, а восстановление справедливости, сродни извинению, хотя и с огромной натяжкой. И ещё — Соня сознавала: ей не хватит ни здоровья, ни средств протянуть в нянечках хотя бы ещё полгода, а значит, перемена места — жизненно необходима.
Правда, она так и не сумела понять, почему Калюжный вдруг проявил благородство. Неужели в его душе нашлось место для совести? Соня подозревала, что причиной стала его необъяснимая, иррациональная к ней симпатия. Но думать так не хотелось, это было бы слишком больно и тягостно. Больно — потому что симпатия эта, увы, запоздала. Тягостно — потому что Соня не могла ответить ему взаимностью: хотя этот мужчина и обладал невероятным сходством с Митей, но не вызывал у неё ни уважения, ни приязни.
На другой день Соня зашла к заведующей сообщить, что согласна. Мария Фёдоровна, конечно же, огорчилась, посетовала, что снова лишится помощницы, но, разумеется, отговаривать не стала. В утешение Ольга Филипповна пообещала ей найти к сентябрю новую нянечку.
Никто и ничего по поводу таких перемен Соне не высказал, казалось, само слово «Калюжный» в интернате теперь под запретом. Многие, не знающие истиной подоплёки дела, посматривали на Соню с опаской. Гуманитарная помощь действительно поступила на счёт заведения в приличном размере, но сам Антон Игоревич больше не появлялся.
А Соня немного воспрянула духом, схватилась за методики и учебники — вспоминать программу начальной школы. Вот если бы ещё решилась, наконец, проблема с квартирой… Неопределённость мучила её — хотелось бы понять, что их ждёт. Но Женя не объявлялся, и Соня не знала, что думать.
В детском саду она о своих новостях молчала — через Нину Степановну могла узнать Митина мать, и тогда — плакала новая должность... К тому же, никто здесь ни разу не поинтересовался, как и на что живёт теперь Соня.
Надька, как обычно, была поглощена собой. Вот и на этот раз, завидев бывшую сменщицу, она с ходу начала возмущаться несправедливостью жизни и корыстностью ближних. Битвы с матерью продолжались, но сегодня больше других досталось золовке, сестре бывшего мужа — та согласилась брать племянника на каникулы, но посмела требовать привозить для него продукты, и это вместо того, чтоб когда хоть копейку…
Соня терпеливо выслушала новую серию из Надькиной саги и, поймав паузу, спросила, когда состоится утренник, и к какому числу готовить стихи. Про стихи Соня заикнулась будто бы ненароком. На самом деле она собиралась выяснить, почему Вадику не дали ничего читать на Восьмое марта.
— Так твой уже давно всё выучил, — удивилась Надька.
Тут в группу поднялась медсестра — похоже, у неё дома катастрофически не хватало туалетной бумаги. Надежда Петровна побежала в кладовку, и Соня дожидаться не стала.
— Вадь, когда же ты стих-то учил? Расскажи мне скорей, — попросила она мальчика на обратном пути.
Глаза у него стали хитрыми.
— Не скажу, сюрприз! — заявил он.
Сюрприз оказался хоть куда и стал главным номером праздничной программы. Ведущей была Танечка. Музыкальный работник на редкость хорошо подготовила детей — даже Вадик, который не любил танцевать, совсем недурно покружил Настю, ну, или, точнее, она — его. Правда, под конец танца она его всё-таки уронила — случайно или нарочно.
Но это не испортило мальчику настроения. Сначала он блеснул на одном из конкурсов. Дети должны были отвечать на вопрос, за что они любят своих мам.
— Моя мама очень красивая и добрая! — сказала Вика и сорвала аплодисменты.
— А моя тоже очень красивая, добрая и печёт вкусные пирожки! — не отстала от неё Яна.
Остальные дети, как попугаи, принялись повторять друг за другом про пирожки — обычная история. Рядом с Соней изводилась Настина мама — она ожидала от своей дочки любой неожиданности. Настя, конечно, не подвела.
— А моя… — гордо заявила она. — Моя… Она тоже печёт пирожки, моет посуду и ещё… красивее Янкиной мамы! На-амного!
В зале раздался смех, а Настина мама залилась краской.
Соня тоже переживала. Конкурс этот всегда проводился экспромтом, без домашних заготовок, так получалось интереснее — она сама вела такой в прошлом году. А у них с Вадиком всё-таки нестандартная ситуация — давно ли он стал называть её мамой? Однако мальчик спокойно ждал своей очереди. Лицо его выражало недоумение от глупых ответов детей, мол, я-то сейчас, конечно, скажу так, как надо.
— А за что любит свою маму Вадик? — произнесла, наконец, Танечка.
— Я! Люблю! Свою маму! — с напором начал он, сделал эффектную паузу и выпалил:
— За то, что она моя мама!
В зале на миг воцарилась тишина, а потом все разразились аплодисментами. Нина Степановна, стоящая возле рояля, даже смахнула слезу. Соня и сама поймала себя на том, что вот-вот заплачет. Но это оказалось ещё не всё. Дети начали читать стихи. И вот настал черед Вадика. Соня заметила, что на этот раз он сильно волнуется — мальчик в такие моменты слишком часто моргал и кривил губы.
— Эти стихи… — объявила Танечка. — Вадик сочинил сам! Для своей мамы.
У Сони глаза полезли на лоб. А Вадик, слегка запинаясь, начал читать. Под конец его голос окреп и закончил он уже уверенно и громко. Конечно, эти четверостишия не были поэтическим шедевром, но в них имелись и ритм, и рифма.
— Никогда не пущу её больше болеть.
Буду песни ей только весёлые петь,
Даже хоть мне на ухе топтался медведь! —
— завершил Вадик под шквал аплодисментов и восторженный хохот. Покраснев, он бросился обратно в строй и спрятался за Настиной спиной.
Утренник подошёл к концу. Дети разбежались к родителям, и Соня поймала Вадика в свои объятья.
— Мам, тебе понравился стих?
— Да просто чудо! Замечательно, миленький, правда!
— Что же это ты, Вадик? — спросила у него Настина мама. — Разве твою маму не за что любить?
— Всё правильно он сказал! — вмешалась Надька. — Мам не за пирожки любят, верно, Вадь? И не за красоту. Вот ежели некрасивая, так что — не любить, что ли?
— Конечно, правильно. Очень умно сказал! Тем более что пирожки я печь не умею, — улыбнулась Соня. — Ну, иди, вон вам их сколько там напекли…
Вадик убежал за угощением, а она обернулась и встретилась взглядом с Танечкой.
— Татьяна Викторовна, привет!
— Ой, здравствуй! — девушка закивала ей, но как-то слишком уж часто и подобострастно.
— Признайся, ты Вадику помогала? — весело поинтересовалась Соня.
— Нет, нет, ни капельки, честное слово! — ответила та, почему-то оглядываясь. — Я думала, это вы вместе с ним сочинили.
— Да я понятия не имела!
— Ну надо же! Очень, очень талантливый мальчик, — Танечка уставилась куда-то в левый висок собеседницы, словно косила.
В последнее время Татьяна Викторовна вела себя странно: в глаза не смотрела, стоило Соне прийти за Вадиком — под любым предлогом убегала в спальню. Какой там камень держала за пазухой Танечка, Соня выяснять не рвалась. Но, заметив сейчас, как девушка нервничает, пожалела, что первая завела разговор, сделала вид, что отвлеклась и дала ей возможность уйти.
Надька проводила сменщицу насмешливым взглядом:
— Знает кошка, чьё сало съела…
— В смысле? — не поняла Соня.
— Ты что, не в курсе?
— Не в курсе чего?
— Так ведь она с твоим бывшим живёт.
— С кем… — обомлела Соня.
Танечка живёт с Митей? Как это? Соня думала, что не устоит на месте.
— Ну, военный который… забыла, как звать.
— С Женей? — врубилась, наконец, Соня и смогла сделать вдох.
— Не знала?
Соня даже не могла сообразить, как реагировать на эту странную новость.
— Ну… да, в принципе знала… — выдавила она. — И что из этого?
— Да ничего, — пожала плечами Надька. — Тебе виднее.
И добавила нравоучительно:
— Вишь как — за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь!
К Соне вернулся Вадик, и они отправились на чаепитие. Она невольно ловила глазами Танечку. Интересно, как это у них получилось с Женей, где и как они пересеклись? Ах да, он ведь забирал мальчика из группы, когда Соня лежала в больнице. Она представила себе Танечку рядом с Женей и осталась в недоумении. Странная, однако же, пара. На сколько лет он её старше? И чуть не рассмеялась про себя: чья бы корова мычала!
В голове начало проясняться: значит, вот почему он пропал. К худу это или к добру? Да, пожалуй, к добру. Только Танечку почему-то жалко, хотя… это её личное дело. Может, они будут счастливы, и она никогда не узнает, каким он может быть, если…
Разумеется, никакой ревности Соня не испытывала, хотя неприятное чувство всё же кольнуло её. «Быстро же вы забываете о своей великой любви… Дмитрий Антонович… Евгений Максимович… Не получилось здесь — попробую там». Однако тут же себя осекла: Женя имеет право на счастье, и не ей бы его осуждать.
Соня решила успокоить Танечку — оказывается, девочку попросту мучает совесть. Но удобного случая так и не представилось.
Зато в тот же вечер, словно почувствовав, что о нём вспомнили, Женя объявился сам — позвонил Соне на мобильный.
— Привет, — сказал он. — Есть разговор.
Голос у него был раздражённо-нервозным, и это совсем на него не походило.
— Привет, — ответила Соня. — Если это по поводу квартиры — то я тебя слушаю.
— Это не по поводу квартиры. Точнее, не только. Но по телефону разговор не получится.
Соня заколебалась.
— Хорошо… — нерешительно сказала она. — Приходи. Но не завтра, я завтра дежурю.
— А когда?
— Послезавтра — вечером. И только после семи, когда будет Анька. Я не хочу общаться с тобой наедине.
— Детка, — не скрывая злости, отозвался он, — на тебе свет клином не сошёлся!
— Я в курсе, — ровно ответила Соня. — Но так мне будет спокойнее.
— О'кей! — резко произнёс Женя и повесил трубку.
Анька по Сониной просьбе прибежала к ней сразу же после работы. А через пятнадцать минут раздался звонок в дверь. Анька подхватила Вадика и ретировалась с ним в свою комнату.
Женя молча разулся и прошёл вслед за Соней на кухню, плюхнулся на табуретку и уставился на свои руки. Соня с недоумением разглядывала его. Она практически никогда не видела, чтобы он так открыто проявлял своё настроение. Сейчас он был явно не в духе. И не просто не в духе, но откровенно подавлен.
— У тебя что-то случилось? — не выдержала она.
Он медленно поднял голову и уставился на Соню горько-насмешливым, почти издевательским взглядом.
— Да. Ты вот случилась. На моём прямом пути.
— Прости, — ответила она. — Но ведь у тебя всё налаживается?
Женя несколько секунд молчал.
— Похоже на то, — задумчиво ответил он. — Мне надоело страдать. Это не мой стиль. Мне нужна стабильность.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — быстро проговорила Соня. — Я хорошо знаю Танечку. Это чудесный вариант. Она милая, добрая, бескорыстная. Надеюсь, ты тоже проявишь к ней только свои лучшие качества.
— То есть тебе всё равно? Ты одобряешь? — Женя не отрывал от неё испытующего взгляда.
— А что ты хотел услышать? — подняла брови Соня. — Что-то другое?
— Да, другое, — честно признался он. — И ты ни капельки не ревнуешь? Я тебе полностью безразличен?
Она даже не сразу нашлась, что ответить.
— Женя, надеюсь, ты завёл роман с Танечкой не для того, чтобы… Эта девушка заслужила совсем иного.
— Она — да, заслужила, — кивнул Женя. — Куда больше, чем ты. Она мне правда понравилась. Просто золото, а не девочка. Ангел. Совсем не испорченная. Молоденькая, сладкая. Я думал, когда мы с тобой познакомились, что ты — такая. Но…
— Ну, вот и прекрасно, — устало прервала его Соня. — Давай к делу. О чём ты хотел говорить?
— Хорошо. Не стану скрывать — я всё ещё люблю тебя. Сильно люблю. И всё ещё ничего не могу с этим поделать. Я не видел тебя два с половиной месяца, я спал с другой женщиной, моложе тебя, добрее и красивее. И при этом каждую минуту думал о тебе. Я знаю, что у тебя всё по-прежнему — надеюсь, ты уже поняла, что там — ловить больше нечего… Я про твоего Калюжного говорю. Послушай меня сейчас очень внимательно, пожалуйста. Завтра я сделаю Танечке предложение — лучше жены мне всё равно не найти. Но я пришёл к тебе — в последний раз. Если ты сейчас скажешь, что готова быть со мной… хотя бы через год… или даже ещё не готова, но подумаешь над этим… Я расстанусь с Татьяной.
Соня слушала его с нарастающей болью. Она слишком хорошо знала сама, что такое любить и не иметь надежды, что значит стараться забыть и не желать забывать одновременно. Но ничего не могла для него сделать. Как не могла ничего сделать и для себя.
— Я замужем и люблю другого, — тихо проговорила она. — Мне тебя жаль, но…
— Я тебя понял, — отрезал он. — Собственно, иного я и не ждал — вот видишь, как я изменился. Уже знаю, что не всё в жизни можно получить, как ни бейся. Но не попробовать я не мог.
— Женя…
— Не надо. Умолять я больше не буду. Хотя время у тебя ещё есть — до завтрашнего вечера.
— Женя, забудь об этом, — решительно сказала Соня, — это невозможно. Что касается Тани… Я не знаю, надо ли тебе жениться, если ты её не любишь. Ты лишаешь её права быть кем-то любимой, нельзя с ней так.
— Мне наплевать на её права, — раздражённо ответил он. — Если не ты — то какая мне разница, кого не любить. Пусть хотя бы раз в жизни любят меня.
Соня только молча покачала головой.
— Переходим к другому вопросу, — деловито продолжил он, словно и не объяснялся ей только что в любви. — Квартира. Я считаю по этому поводу следующее. Конечно, Вова никаких прав на третью часть не имел. Но я-то приобрел её за свои деньги. Поэтому не вижу никакого повода её вам дарить.
— Я тоже не вижу, — спокойно произнесла Соня. — И даже не рассчитывала на это. Что дальше?
— Когда я её выкупал, я ещё… В общем, сейчас — ни тебе, ни мне эта долевая собственность не нужна.
— Тоже согласна.
— У меня, как ты знаешь, есть квартира. Я предлагаю обмен — мою на вашу.
— Подожди, на какую из трех?
— Разумеется, не на трёхкомнатную, — усмехнулся он, — и не на дом. Мою двушку, где я сейчас живу — на той стороне улицы. Ты, правда, даже не удосужилась там побывать… Она смежная, меньше вашей, кухня семь метров, одна комната двадцать, другая двенадцать. Коридор небольшой, но два встроенных шкафа. Евроремонт, стеклопакеты, железная дверь — не то что у вас тут. Мне придётся здесь делать ремонт, так что…
— Подожди! — остановила его Соня и позвала громко:
— Аня! Ань… иди сюда. Женя, повтори всё ещё раз, пожалуйста.
Он повторил своё предложение при Аньке.
— Так вот, моя квартира по метражу составляет примерно столько же, сколько две ваши доли. У вас метров сорок пять жилая — верно?
— Сорок восемь, — уточнила Соня.
— Ну, вообще всё чётко выходит. Ровно тридцать два метра. С вас небольшая доплата — я буду скромен. Скажем, двести тысяч рублей меня устроят… ремонт стоил дороже… и я сам вас перевезу.
— Че-го?! — вскинулась Анька. — Какая ещё, на х_рен, доплата? У нас огромная кухня, холл! Старый сталинский дом… кирпичный… вон, батареи какие, двойные окна… Когда коммуналка была, три семьи умещались. Это ты нам ещё доплатить должен!
— Не мели ерунды, — отрезал Женя. — Не дом, а развалюха. Окна двойные, а перегородки тонкие. А у меня новостройка и свежий ремонт. Знаешь хоть, сколько у нас квартиры стоят?
— С такими-то кухнями? Да туда никто ехать не хочет! Сонь, ну скажи ему, Сонь…
Соня задумчиво слушала их перепалку и не отвечала.
— Я заплатил твоему отцу больше, чем составляет разница между квартирами, — зло добавил Женя.
— Ну, это твоё дело, — пожала плечами Анька. — Ты, небось, не жильё покупал, а…
Тут она осеклась и боязливо посмотрела на Соню.
— Ещё не факт, что так много ты заплатил… — буркнула она вместо этого. — Папаша и за копейку продастся.
— Ладно, как знаете, — Женя встал. — Завтра въеду на свою долю вместе с женой. Вот тогда и поговорим, сколько будет доплата. Поселимся тут у вас… за шкафом.
— С какой ещё женой? — обалдела сестра.
— Он на Танечке женится, — спокойно объяснила Соня. — Помнишь, из садика?
Услышав про Танечку, Анька вытаращила глаза и, казалось, готова была выпалить всё, что думает об «ангелочке», но Соня остановила её взглядом.
— Женя, не надо нас пугать. Если вам с женой негде жить, — она невесело усмехнулась, — то — давайте! Селитесь, где пожелаете, хоть на кухне. Я уезжаю в тот же день к Вадику, Анька сейчас живёт у Кости. Располагайся… Не забудь понатыкать жучков — будешь знать, к примеру, что говорит про тебя тёща.
Женя нахмурился сильнее, но промолчал.
— Нам ещё с опекой бодаться… Какой там обмен? Квартирные условия ухудшаются… — добавила Соня куда-то в пространство.
— Да где — ухудшаются? — проговорил Женя. — Сколько было метров на человека, столько и остаётся. Повторяю — не хотите, не надо. Если будем квартиру продавать и делить деньги — такого варианта не сыщите. Спасибо, если однушку найдёте за свои две трети. Переезд рядом, поезд гремит… кто к вам поедет?
На лице у Жени гуляла мрачная, презрительная гримаса — адресованная ей или себе самому, понять было сложно.
— Может, занять у кого? — робко предложила Анька, внезапно сдавшись. — Зато будет жильё… Мы с Костиком ещё не все деньги истратили, что с книжки сняли… а у тебя что осталось?
— Классно выходит! — горько произнесла Соня. — Была у нас двухкомнатная квартира и деньги на книжке. Останется двухкомнатная в два раза хуже и никаких денег. А почему — кто бы знал… Может, потому, что кто-то от своей сильной любви сделал очень много добра. Вспомнил Вову. Подарил идею Калюжным. А теперь этому доброму любящему человеку мы ещё денег должны. Вот как любят настоящие мужчины, гляди, Ань!
Женя побагровел. Анька заёрзала на месте — она всегда побаивалась Женю и испытывала к нему почтение, перестроиться ей было трудно.
— Нет, Сонь, не поэтому, — ровно ответил он, хотя, судя по напряжённому рту и прищуренным глазам, пришёл в бешенство. — А потому, что чья-то невеста нашла себе другого. И этот другой встал у всех колом. А его папа… Между прочим, знаешь, что я спас вам квартиру? Подселил бы алкаш вам приятелей… вот тогда бы…
— Всё, не надо, Жень, — устало замотала головой Соня. — С тобой мне всё ясно. С собой — тоже. Я одна во всём виновата. Жалко, что страдает Анька. Я не знаю, что делать.
— Подумаешь, проблема. Сдай в аренду квартиру Вадика, вот тебе и деньги.
— Нет, — резко прервала его она. — Это чужое, и не обсуждается. И знаешь что, Женя. Никакой доплаты мы не дадим. Мне ребёнка ещё поднимать, и не Анькиными деньгами за мою глупость расплачиваться. Я и так ей всё испортила… была у девчонки мамина квартира, и нету теперь…
— Ладно, хорош… — тихо проговорила сестра. — У тебя — Димон, у меня папаша — оба ко_злы…
— Ты можешь ещё подумать, до завтра, — холодно произнёс Женя, но в глазах у него появилась напряжённая точка. — О том, что я предложил тебе раньше… когда пришёл. И тогда никто не будет страдать.
— Тогда будет страдать моя совесть, — сказала Соня. — Так что решим так. Или меняемся без всяких доплат — и это будет честно, Жень… Ты сам сказал — по метражу комнат — всё точно, а за ремонт — получишь огромную кухню и холл. Кто-нибудь, может, и не поедет, а для тебя с твоей одной третьей у нас — лучше варианта и не придумаешь. А не хочешь — не надо. Въезжай, разменивай… я сюда больше не покажусь. Что получится после разъезда — останется Аньке.
Сестра смотрела на неё несчастными глазами, порываясь что-то сказать, но Соня отвернулась и уставилась в пустоту. Женя тоже глядел в пол.
— Ты в детдоме сейчас работаешь? — внезапно спросил он, прерывая молчание.
— Да. Откуда ты знаешь?
— Я всё про тебя знаю.
— А можно без мистики?
— Хорошо. Мне звонил Калюжный. Спрашивал, как у нас с тобой обстоят дела.
— И что? Что ты сказал ему?
— Правду, Сонь.
— Опасность для моей жизни тебя больше не пугает? — прищурилась она.
— Пугает. Хотя иной раз мне было бы легче знать, что тебя нигде нет. Вообще — нигде.
Анька вытаращилась на него, но Женя не обращал на неё никакого внимания.
— Но я умею разбираться в людях и ситуациях, — продолжал он. — Антону сейчас на тебя чихать, ты для него уже не помеха. Он знает, что Димке ты не нужна, что он никогда к тебе не вернётся. Антон сказал, что хочет тебе помочь. Стал бы он помогать, если бы…
«Интересно, когда это было? — подумала Соня. — Понятно, что после благотворительной акции, но до или после моего разговора с Калюжным?» Она заметила, как небрежно Женя произносил его имя, как бы подчёркивая, что они на короткой ноге.
— А зачем он тебе звонил? — спросила она.
— Сам не понял. Странный был разговор, ни о чём. Валентине говорить не велел. Мол, хочет тему закрыть по-хорошему… Вы что, виделись с ним? — как всегда, в лоб, выпалил Женя.
— Да, — не раздумывая, ответила она. — Он предлагал мне деньги — только я не поняла, за что. Забавный, однако, жест… после того, как собирался меня замочить.
— Самодуры — они все такие! — вмешалась Анька. — То убью, то люблю. Главное — свою власть показать!
— Не рассчитывай слишком на его доброту! Стоит тебе приблизиться к сыночку его драгоценному — и всё начнется сначала, — предупредил её Женя.
— Ты же только что говорил, что ничто мне не угрожает? — чуть было не рассмеялась Соня. — Ты уж определись! Не бойся, Женя… плохо ты меня знаешь, если думаешь, что я стану бегать за Митей.
Он напряжённо вглядывался в неё, пытаясь что-то понять, то ли с новой надеждой, то ли с недоумением.
— Ладно… — медленно произнёс он. — Обойдёмся без доплаты. Как будем оформлять — через обмен или куплю-продажу?
— Как скажешь, — Соня поглядела на него в ответ. — Спасибо, Жень.
— А можем мы посмотреть твою квартиру? — вмешалась Анька. — Хоть продумаем пока, где что поставить.
— Приходите, смотрите, — согласился он. — Вот и побываешь у меня в гостях, Сонь. А то всё я у тебя, и я…
В глазах у него появилась знакомая боль.
— Только как Вадика отделять — комнаты маленькие… — почесала в затылке сестра.
— А зачем его отделять? — недобро усмехнулся Женя. — Мужика у Сони больше не будет. Так ведь, Сонь?
— Так, — спокойно кивнула Соня.
— И что — совсем-совсем не хочется?
Анька беспокойно переводила взгляд с одного на другого.
— Хочется, — призналась Соня. — Даже очень. Но не тебя, Жень.
Это было сущей правдой. Днём Соня даже думать боялась о ночи, когда тоска по Мите, его теплу и ласке, становилась просто невыносимой, но не могла без отвращения представлять рядом с собой никого другого.
Взгляд у Жени стал совсем нехороший, губы сложились в угрюмую, злую гримасу.
— Д_ура ты, — только и сказал он.
— До свидания, Женя. Если возьмёшь на себя оформление, будем очень тебе благодарны.
Он замялся, как будто хотел что-то добавить. Но передумал, встал, и ушёл, не прощаясь.
Продолжение - глава 37.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18, глава 19, глава 20, глава 21, глава 22, глава 23, глава 24, глава 25, глава 26, глава 27, глава 28, глава 29, глава 30, глава 31, глава 32, глава 33, глава 34, глава 35)
Навигация по каналу Галины Маркус
Обложка - Елена Юшина, иллюстрации - Олег Ильдюков