Передо мной сидела очень красивая женщина лет тридцати пяти. Блондинка типажа Мэрилин Монро. Высокая грудь, тонкая талия, только глаза - не карие, как у знаменитой голливудской красавицы, а синие-синие. Профессия: проститутка. Вернее, как принято сейчас называть с уважением к их выбору: «секс-работница».
Это уже была не первая встреча с Любой. Мы познакомились после того, как она узнала о результате своего анализа. Это ее потрясло. Ей не хотелось верить в диагноз, и через двадцать минут она ушла, вернее, почти выбежала из кабинета. Но через день я вновь увидела её на приеме. И мы продолжили беседу. Беседу, которая вылилась в целую исповедь. И в этой исповеди было столько чудовищного, что казалось, что этого просто не может быть. Потому что не могут родители так обращаться со своими детьми. И не могут родные люди предавать и продавать друг друга. Не могут и всё.
Я тогда не понимала, как много людей еще живут за гранью, ежедневно сталкиваясь с нищетой, побоями и бесправием. На самом «дне жизни». Дне, которое мы чаще всего не замечаем, но которое когда-то описал еще Максим Горький. А если кто и заметит лишь краешек этого дна, то тут же ужаснется тому, как можно так жить и как выживают обитатели этого дна. Ужаснется и пройдет мимо, подумав: «А что я могу здесь сделать?». А кто- то попытается помочь и словом, и делом, вот только не знает как. Потому что это очень трудно вытащить кого-то с самого дна, глубокого как в колодце. Тем более, что сами они часто и не осознают на каком дне они обитают. Редко кто выбирается из этого дна самостоятельно, а некоторые его обитатели даже и не пытаются. Они так и живут в мире, который почти весь скрыт от постороннего глаза, это теневая часть общества, в которой живут по своим законам. Законам трущоб, мафии и коррупции… И если ты попал в эту паутину, то надолго, если не навсегда. По разным причинам. И потому, что паутина цепко держит любую жертву, попавшую в нее. И потому, что сама жертва просто не знает другой жизни. Она к ней привыкла с детства и к иной жизни не приспособлена. Как земляной червь, привыкший жить в навозной куче и не желающий отведать груши. Ведь привычное всегда кажется комфортнее. Потому, что всё в нас - родом из детства. Ну, или почти всё…
Сейчас, когда эта история уже близка к завершению, я получила разрешение обнародовать ее. Люба сама захотела это. В назидание всем. Или надеясь на то, что общество наконец-то обратит внимание на эти проблемы и сможет хоть как-то бороться с ними.
Итак: вот она Любкина исповедь, которая будет здесь идти от первого лица. Будто она сидит сейчас перед вами, уважаемые читатели, и сама рассказывает о себе. Также, как она когда-то сидела передо мной.
***
- Я знаю, что вы осуждаете меня. Но любая ханжа, как вы повела бы себя также, если бы ей пришлось испытать все то, что выпало на мою долю. Меня зовут Люба. Великое имя, которое означает Любовь. Но я для всех просто Любка. Любка - Милая Голубка. Такое у меня имя и прозвище. И для моей работы оно очень даже подходит…
Мне было три, а брату два, когда мать завела себе нового мужа. Звали его Леонид. Когда мне было пять-шесть, он уже играл со мной «в папу и маму» по взрослому. Дети в этом возрасте любопытные и я ему верила. Родного отца я не помнила. А этого называла папой. А разве папа может что-то плохое сделать?
Его все боялись. И мать и брат. Пил, матерился, орал и бил мать смертным боем. Потом спал беспробудно по двое суток. Выспавшись, какое то время был тихим. А затем у них с матерью начинался «медовый загул». Он мог длиться и по три дня, когда они запирались в своей комнате и орали там от офигенного секса. Выбирались на кухню, чтобы только пожрать. Ну, и детям что-то кинуть, как собакам, чтобы не подохли… Мы с братом сначала плакали, слыша крики из их комнаты. Думали, что маму там убивают, но они цыкали на нас, и мы привыкли. Как привыкли затем и к настоящим побоям.
Мать за это отчима и ценила. За хороший секс. Из-за него все остальное ему прощала. Даже побои. Думаете, что она жертва? Ха-ха! Как бы не так! Мать ни дня не работала. Даже в своем собственном огороде - не шатко не валко. Картошку ума хватало посадить, а затем выкопать. И это было спасением. Потому что на одни пособия не проживешь.
Отчим был в частых запоях. Он то пил, то дрых на койке, а утром опохмелялся. Выходя из запоя, он изредка подрабатывал, вскапывая огороды и сколачивая сараи соседям. В это время мать бегала по другим мужикам. «Ни дня без секса» это называется… Не могла и всё. Ну, он и бил её за это. А потом вообще за всё. И чем больше накануне бьет, тем интересней у них секс. Типичное садо-мазо. А мы все это с братом наблюдали. Когда она, как шальная корова, неслась на очередную случку, мы оставались дома одни. Но однажды мой братишка чуть не поджег дом, сгорел лишь сарай, где он устроил костер. С тех пор она стала нас таскать с собой, если отчима не было дома. Так что я на всяких мужиков насмотрелась с раннего детства. Пока они кувыркались, мы с братом в коридоре или на кухне сидели.
А затем мать с собой только сына стала брать, а меня дома оставляла. Я уже с пяти-шести лет и дома могла прибрать и картошку почистить и сварить. А что не сделаешь с голодухи -то?!
Когда отчим по пьянке впервые со мной так обошёлся, мне было страшно и больно, но потом привыкла. И даже стала пользоваться этим и гордиться… Когда он орал на мать и замахивался на нее, я тут же бежала к нему, целовала и обнимала его. Я чувствовала себя спасительницей. Я жалела мать. А она меня - нет. Вот сейчас я думаю, что ведь знала она обо всём, догадывалась и не вмешивалась… А может всё таки не знала? А может, и не блуд это был у неё, а она так деньги зарабатывала? Чтобы прокормить нас. Также, как и я сейчас… Всё это сейчас лишь догадки. Мамаши уже нет в живых. Замерзла как-то зимой. Напилась и не дошла до дома. Нашли лишь весной. Появилась, как подснежник.
Я любила мать. Непутевая она была и горемычная, но я её любила, как и все дети. А потом возненавидела. За то, что лишила меня детства и уготовила мне такую судьбу…
И я её очень жалела. Особенно когда она была беременной. Огромный живот, синяки под глазами. Иногда мы с братом спали рядом с матерью и я слышала, что там, в животе у нее кто-то живёт. Его сердце стучало прямо у меня под ухом, когда я обнимала маму.
А потом родился Васька. Я помню, что мать хотела сделать аборт. Я тогда этого слова не понимала, но само слово было, как пружина – короткое и ёмкое, оно звучало, как выстрел. И я запомнила его. Но отчим не дал, сказал, что надо рожать, тогда будет еще одно детское пособие.
Отчим тоже не работал. Сначала вроде хотел найти что-то постоянное. Но его никто не брал после отсидки. Хотя я думаю, что хоть грузчиком - то он мог бы устроиться. Значит, не особо и стремился. И это были только отговорки. Но кой- какие работы по хозяйству он всё же умел делать, и занят был в основном летом. Тогда он мог и месяц не пить, пока строил сарайку или баньку соседям, а затем снова - в многодневный запой, где и пропивал всё заработанное…
Когда родился мой младший братишка, отчим сначала был горд. Старшие-то дети не от него. А тут – продолжение рода. Но Васька так орал, что отца это выводило. И они заставляли меня часами качать, убаюкивая ребенка.
Как-то меня отправили в магазин, мать же была на кухне. Она положила Ваську рядом с отцом на диван, чтобы он досмотрел. Васька стал орать, мешая смотреть ему футбол. Вот отец и швырнул его на пол. Он всегда так делал со старшим сыном, вернее пасынком, когда тот ему мешал. Мой брат Венька почти все раннее детство провел под столом, закрытом до пола клеенкой. Так боялся отчима. Я же чувствовала себя любимицей отчима, ведь у нас был общий секрет… Меня он не бил. Лишь орал иногда, но мат и ор это было дело привычное. Мы и сами с братом уже в детстве во всю матерились. Так вот, когда Васька стал сильно орать, отец швырнул его на пол и тот затих. Когда же мать пришла и увидела это, она вызвала скорую. Потому что Васька лежал с закрытыми глазами и не шевелился.
Дорогие мои читатели! Спасибо за Прочтение и Комментарии, за Лайки и Подписку. С теплом, ваш автор: Елена Сидоренко
Читайте другие "ИСТОРИИ О ГЛАВНОМ":
Снайперша
Кармическая любовь
Горькая благодать