В этот день Соня навалила на себя кучу неподъёмных дел: взялась за генеральную уборку группы, принялась оттирать плинтуса, которые не ведали тряпки последние сто лет, поменяла бельё, не дожидаясь понедельника, пересмотрела одежду… В общем, делала всё, чтобы мысль «а у Мити сейчас свадьба» не нашла ни единой лазейки, а главное (об этом Соня мечтала с самого утра), чтобы устать так, чтобы вечером, уложив детей, упасть на кровать и мгновенно уснуть.
Нельзя сказать, чтобы этот план удался. Соня очень старалась не думать, не представлять, что сейчас происходит на высоком берегу или в доме Калюжных. Но ни физический труд, ни бесконечные разговоры с Марией Фёдоровной, которая и на этот раз не рискнула оставить Соню одну, ни заглушали боли. Боль эта оставалась неизменной, не становилась ни острей, ни слабей, просто давила и давила. Напряжённое ожидание последних дней отступило. Больше не о чем тревожиться, нечего ждать… Кончено.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18, глава 19, глава 20, глава 21, глава 22, глава 23, глава 24, глава 25, глава 26, глава 27, глава 28, глава 29, глава 30, глава 31)
Теперь Соня поняла, что значит плакать кровавыми слезами. Её сердце раздиралось на части, внутри всё тряслось, словно Соня вот-вот разрыдается, а со стороны, наверное, казалось, что она пребывает в оцепенении. Даже пульс у неё бился на редкость медленно, чуть слышно… словно желая вовсе остановиться.
Мария Фёдоровна, которая о свадьбе не знала или делала вид, что не знает, пару раз поинтересовалась, почему Соня сегодня как замороженная, отвечает невпопад или не отвечает вовсе. Если с утра Соня даже радовалась её привычке постоянно болтать, комментировать все свои действия и требовать, чтобы ей отвечали, то теперь сил на притворство уже не осталось. Соня просто ждала момента, когда воспитательница уйдёт, и можно будет побыть одной.
Вечером несколько полегчало — Соня общалась с детьми, укладывала их спать, читала им перед сном. Потом, когда все угомонились, прилегла на свободную кровать прямо в одежде и укрылась с головой шерстяным одеялом без пододеяльника.
Усталость не помогла. Соня лежала с закрытыми глазами и мучительно пыталась провалиться в сон. Через несколько часов она всё-таки погрузилась в тягостное забытье. Телефонный звонок по мобильнику показался сперва его продолжением. Соня подскочила, схватила трубку и, выбравшись из-под тёплого одеяла в холодную сырость спальни, босиком бросилась в туалет, чтобы не разбудить детей.
Звонила Анька, и сердце всколыхнулось недобрым предчувствием — вдруг что с ребёнком?
— Что?! — выпалила Соня, едва нажав на «ответ».
— Соня, Сонь, послушай! — раздался в трубке возбуждённый шёпот сестры. — Этот сейчас завалился!
Она сделала многозначительный упор на слове «этот».
— Кто — Женя? Вова?
— Да нет! Э-тот!
Митя? Соня прислонилась к холодной стене, не замечая, как леденеют на кафеле ноги.
— Эй, ты там слушаешь?
— Да… что… что ему надо?
— Да вообще аут какой-то! Звонок в дверь — думала, пожар! Вскочила — смотрю… охр енела. И чего, думаю, припё рся? Названивает, не перестаёт. Ну, я открыла. Так он ввалился — меня отпихнул! При костюмчике, блин! Пьяный… вдрызг. Свет везде врубает — и в комнате тоже — и прямиком туда! Смотрит, как ошалелый, головой вертит… потом — к шкафу, распахнул, постоял, захлопнул. Вещи свои, что ль, искал?
— Не свои… — выдохнула Соня.
— Я ему: ты чё, ко з ёл, ребёнка разбудишь! Вадька захныкал как раз во сне. А он замер на месте, как будто чё вспомнил, и — за угол, к кроватке. А Вадька так один глаз приоткрывает… и спросонья ему: «Ты снишься или вернулся?» Прикинь? Ну, а эта сволочь бух на пол, на коленки перед ним и говорит: «Снюсь… сам себе снюсь…» Это ребёнку-то! Вот приду рок!
— И что Вадик?
— «А когда вернёшься?» — спрашивает. Этот молчит, сопит только. А потом вдруг: «Вадик, где она, где?» Парень спросонья не соображает, о чём даже речь. А этот опять: «Тут к тебе никакой дядя не приходил?» Тот ему — «Приходил!» Димон аж затрясся, прям побелел весь. «Кто? — говорит, — как выглядит?» А Вадька: «С бородой и с палкой!» Ну, про Деда Мороза же! Ой… Смех и грех, честное слово…
— А… он?
— Кто? А… ткнулся Вадьке в подушку… Парень наш совсем проснулся. Говорит: «Мить, у меня поезд сломался…» Ну, знаешь, от железной дороги который. И на столик показывает. А этот бормочет ему: «Вадька… Вадька… я тебе всё починю… Только ты меня подожди…» Ну, тут я не выдержала! Говорю, пошёл в баню отсюда! Чего привязался! Ну, он вскочил, и паровозик, кстати, в карман сунул, дурак. А потом за голову схватился — и к дверям. Слава те Боже, думаю. А он развернулся, как давай на меня орать, к стенке прижал: «Где она? У него, да?» Я говорю: «Пусти, и ди от! Твоё какое дело теперь?» А у него лицо такое страшное стало… Я и говорю: «Она на работе, в ночную!» Он и убежал. Нет, вот па д ла! Ни себе, ни людям! В общем, мальчишку едва уложила… Минут десять как прошло.
— Сколько сейчас времени? — бессильно спросила Соня.
— Без десяти пять.
— Он что — пешком был?
— Не, кажется, на машине. Я не смотрела, но слышала, как уезжал.
— Пьяный? За рулём?
— Соня! О чём ты думаешь?! Нет, я не пойму! Он там свои дела сделал с невестой, и — сюда, тебя проверять! В мозги не укладывается!
Соня нажала отбой. Вернулась в комнату и снова залезла под одеяло, пытаясь согреться. Она дрожала — и от холода, и от тревоги. Голова отказывалась работать — Соня ничего не могла понять. Сцена ревности — почему именно сейчас, когда всю неделю прожил спокойно? Напился на собственной свадьбе и вспомнил? Всё равно — необъяснимо…
По расписанию Соне предстояло работать ещё до обеда, но Мария Фёдоровна обещала отпустить её после ночной. Соня едва дождалась её прихода, поблагодарила, торопливо оделась и убежала, забыв попрощаться. Она сама не знала, куда так спешит — возбуждение требовало каких-то действий. Соня выбежала на улицу, едва застегнув куртку.
Ночью ещё больше похолодало, дул сильный ветер, с неба валил снег. Соня накинула капюшон. Выйдя за ворота, она повернула к остановке и тотчас же увидела припаркованный у забора чёрный джип — не Митин, поменьше, с сильно тонированными, абсолютно тёмными стеклами.
Однако Митя был здесь. Он стоял, прислонившись спиной к закрытой дверце, без куртки, в одном костюме, чёрном, отлично на нём сидящем, но изрядно помятом, с белыми от снега плечами. Снег сыпал ему на обнажённую голову, за воротник расстёгнутой рубашки — галстук новобрачный где-то оставил.
Почувствовав слабость в ногах, Соня невольно притормозила. Митя курил и даже не повернул головы в её сторону. Соня не понимала, видит он её или нет. Тем временем он бросил сигарету, потянулся за новой, достал её из пачки, но опустил руку и замер так, глядя прямо перед собой.
Сделав усилие, Соня двинулась вперёд и почти поравнялась с ним. Сейчас она была так близко, что могла бы дотронуться до него, но Митя не шевельнулся, только сигарета выпала из его пальцев. Соня сделала ещё один шаг, и в ту же секунду он резким движением схватил её за руку — грубо, бесцеремонно. Больно дёрнул на себя, чуть не вывихнув плечо, и сжал запястье, рискуя его сломать.
— Привет! — произнёс он, дыша перегаром Соне в лицо. — Как дела?
Это прозвучало вызывающе, почти с ненавистью. Глаза у него были красные, нездоровые. Митя вперился в неё взглядом, словно пытаясь прожечь насквозь. Соня сразу вспомнила прежнего Диму — тогда, на даче, пьяного и неадекватного.
— Пусти! — сказала она. — Мне больно.
Но он только крепче сжал её руку, словно хотел раздавить. Волна отчаяния и гнева нахлынула на Соню.
— Что, брачная ночь уже кончилась? — едко поинтересовалась она, пытаясь освободиться.
— Садись! — приказал он и свободной рукой распахнул дверцу машины. — Не фиг тут торчать, у всех на виду.
Соня подумала, что не так уж он и пьян — или спиртное выветрилось, пока он стоял на морозе. Она сразу же подчинилась — нельзя было оставаться на улице. Во-первых, их действительно могли заметить, во-вторых… Митя, наверное, совсем окоченел на ветру.
Но он, прыгнув за руль, тут же завёл машину и тронулся с места.
— Стой! — испугалась Соня. — Ты же пьяный! Куда ты?
— Не бойся, — мрачно бросил он. — Хотел бы разбиться, тебя бы не взял.
Больше Митя не произнёс ни слова. Он остервенело крутил рулём, но успевал тормозить на светофорах и вписывался в повороты. Соня в тревоге смотрела в окно — они ехали на другой конец города. Наконец, Митя снизил скорость и завернул в неизвестный безлюдный двор, остановился, поставил автомобиль на ручник, но двигатель не заглушил.
— Что за машина? — неизвестно зачем спросила Соня. — Папа новую подарил?
— Нет. Это Лёхина. Моя нашпигована жучками. И не только машина, но ещё и одежда. С того момента… как я сбежал, чтобы поговорить с тобой… тогда, в подворотне. Но я взял на работе приборчик и всё нашёл. Откреплять не стал, пусть думают, что я не знаю.
Он по-прежнему не смотрел на Соню. Запах спиртного от него исходил достаточно сильный, но говорил он внятно, даже как-то холодно и отстранённо.
— Значит, нас сейчас слышат? — уточнила Соня.
— Вот уж нет, — зло усмехнулся Митя. — В свадебный костюм не догадались засунуть. Списали меня уже.
— И в этом есть смысл, — медленно и горько произнесла Соня.
— Ты так думаешь? — он резко обернулся к ней. — По себе судишь, да?
— Да как ты… — начала Соня. — Ты не смеешь…
— Что — не смею? — внезапно он взорвался, глаза налились бешенством. — Я — не смею? А ты, значит, «будешь его ждать», да? Как он тебя зовёт — «детка»? Ну и как — дождалась, детка? Молодец, долго держалась! Не готова, правда, была! И то верно — не всё же ему сразу, пускай потерпит! А сейчас как — отломилось ему уже? Раз у нас с тобой «больше нет отношений» — то какие проблемы? Ах, да… Что там ещё… Ты помнишь о вашей ночи! Что — классная была ночка? Повторили, нет?
Митя вцепился в руль, словно собирался его оторвать. Лицо его было искажено.
— Ну, я так и думала… — только и выдавила Соня.
— Как… как ты могла? — внезапно глухо проговорил он. — Как?
Он уронил голову на руль и замер — беспомощный, несчастный, мокрый от растаявшего снега.
— Значит, ты примчался меня проверять? — тихо сказала Соня. — Чтобы на совести легче стало, что не ты первый начал?
Он не шевельнулся.
— А чего же ты только сейчас пришёл? — продолжала она, удерживая дрожь в руках. — Всю неделю молчал, а теперь-то что?
— Так вы уже неделю вместе? — прошипел он, поднимая голову. — Значит, это всё правда?
— Ты же сам слышал! Откуда сомнения? Ты же знаешь — я ведь такая… Пять абортов. Сто мужиков. Мамочка тебя предупреждала, а ты не верил!
Соня чувствовала, как в ней поднимается волна разрушительной злобы. Она не хотела ничего объяснять, ей было уже всё равно.
— Ты с ним… спишь? — Митя крепче сжал руль. — Только — да или нет?
— А зачем? Почему я должна отчитываться? — жёстко сказала она. — Это у тебя сегодня брачная ночь, не у меня…
— Брачная ночь? — он поднял голову и уставился на Соню непонятным, тёмным, насмешливым взглядом. — А интересная вышла ночка! У невесты был свадебный подарок… сюрприз. Мне дали послушать тебя и Женю. А иначе, видишь ли, я супружеский долг не исполнял.
— А после сюрприза — как? Всё получилось?
— Cоня, ради Бога! — неожиданно взмолился он. — Скажи правду… Я не могу в это верить! Мне проще подохнуть.
— Ты знаешь правду, Митя, — устало произнесла она. — Я замужем, за тобой. Как ты смеешь меня допрашивать… После своей свадьбы!
— Это вы были… я твой голос из тысячи…
— Запись — постановочная. Он пришёл, чтоб найти прослушку! Вся сцена разыграна, но у меня не очень-то получилось… Мог бы понять, если мой голос знаешь! По сценарию надо было кинуться в его объятья и согласиться замуж, тогда твой папаша отстал бы от меня и снял жучки! А кто ещё мог мне помочь? Может, ты? Господи, Митя… я так и думала, что они покажут тебе… так и думала!
— Ты — ты поверила ему? Этому лису?! Он — гн и да, Соня! Помочь? Помочь? Ты не знаешь! Он сам эти жучки и поставил! Он сам мог их снять — в любую минуту!
— Нет… — Соня замотала головой. — Он не притворялся. Он их искал… долго…
— Искал! — фыркнул Митя. — Артист! Ты же сама говорила! Соня, я точно знаю — это он! Приходил к отцу, сказал, что у вас с ним опять на мази… что снимает прослушку. Мне Наташка всё рассказала. Калюжный согласился… он теперь и так меня контролирует…
Потрясённая, Соня уставилась на него.
— Но… он же принёс записку… чтоб я сыграла, — пробормотала она. — Ничего у нас с ним не на мази! Или ты веришь мне, или…
— И что? — не мог успокоиться Митя. — Он приходил — ещё раз? Ты ему открываешь, разговариваешь, кормишь его — что ещё?
— Да, приходил. Показал, что жучков больше нет. Я расставила точки над «i». И он ушёл. Окончательно!
Соня вспомнила сцену с Женей и невольно скривилась. От зорких Митиных глаз это, разумеется, не укрылось.
— Окончательно?! — встрепенулся он. — Ты мне в прошлый раз говорила, что окончательно! Ответь — он приставал? Я же слышал — он протягивал лапы! Что он делал, Сонь? Что, говори, что?!
Неожиданно он схватил её за плечи и начал трясти.
— Митя, отстань! — заорала она. — Чего тебе от меня надо? Я весь день, всю неделю — неживая… только о свадьбе твоей думаю. О Наташе… о том, как ты с ней! Зачем ты меня теперь мучаешь?
Соня отталкивала его руки, а он уже обхватил её, с силой прижал к себе её голову, сдавил и застонал — то ли от ревности, то ли от страсти.
— Сонечка, Соня, пожалуйста… Ничего не было, да? Скажи, пожалуйста… Умоляю…
Из глаз у него потекли слёзы, Соня чувствовала их на своей щеке.
— Пусти, пусти… — она тоже заплакала. — Как ты смеешь — даже думать… Для чего я оправдываюсь… не всё ли тебе равно теперь…
— Соня, я не изменял тебе! Никогда! Ни разу.
— Ничего, ещё всё впереди! — она вырывалась из его объятий.
— Нет, Соня, нет!
— Да, Митя! Где сейчас твоя невеста — ждёт?
— Я ей всё объяснил — много раз! Что никогда не буду с ней жить! Но она не поверила… это её проблемы… хочет — пускай надеется. Устроила мне ночью истерику — принесла эту запись. Заранее, видно, готовилась…
Соня, наконец, всё поняла. Значит, вот что придумал Калюжный. Подстраховался. И то правда, зачем дёргать сына до свадьбы — ещё возьмёт и побежит выяснять отношения. А Женя… какая теперь разница? С ним всё уже ясно.
— Я сразу… чтобы понять — из твоих глаз! — продолжал Митя. — Лёха… он… он дал мне тачку… Я приходил к вам домой, Сонь… напугал Вадьку… прости… Я был пьян… но сейчас — нет… Соня, Сонечка, прости! Может, я дурак… Но я верю тебе, только тебе! Всё в силе — и моё слово, и мой план…
Она только обречённо качала головой:
— Господи… Ты всё-таки женился… я надеялась до последнего… О чём ты говоришь… всё кончено… всё…
— Нет же, да нет! Это ничего не значит! Загс, свадьба — это просто театр!
— Для тебя… Но не для неё!
— Смотри, у меня твоё кольцо — то, что нам в церкви… А её обручалку я не надел даже, выкинул в снег!
— Ты дал ей обещание — любое обещание что-то значит.
— Плевать. Пусть я клятвопреступник. Зато ты теперь в безопасности! Я и о ней думал тоже — пусть скажет спасибо! Ведь отец мог убить её, как Ларису, лишь бы не делить бизнес!
— Ах, вон оно что… — взвилась Соня. — Значит, вот кого ты спасаешь!
— Ты же знаешь — это не главное!
— Нет, подожди… Я слышала, что сказал твой отец! Он не собирался её убивать! А если бы угрожал — она могла вернуть ему всё! Но она — не стала! Она потребовала тебя! Он продал — она купила. Никто! Ей! Не угрожал! Нас хотели разлучить — и разлучили! И ты сам — сам это сделал! Спас деньги отца… Утешил Наташу… Только я, я — мертва… лучше бы меня, и правда, убили!
— Нет… не говори так, не смей! Никто нас не разлучит, не сможет! — он сильнее прижал её к себе.
— Начнешь жить с новой женой — и всё…
— Я не буду с ней жить!
— Заставят…
— Как? Изнасилует она меня, что ли?
— Просто! Сам захочешь… А то и пригрозят чем-нибудь. И ты снова будешь спасать меня — интересным способом. А ты подумал, подумал? Нужно ли мне такое спасение? Как представлю, как ты её целуешь… во все места… Так дико благодарна тебе за подвиг!
— Ты не веришь… не веришь моему слову?
— С каких лет у тебя женщины, Митя? Ты и месяца без этого не жил, небось… Ты не выдержишь…
— Я выдержу! Потому что люблю тебя! А ты? Ты — выдержишь?
— Это ты — женился, Мить. Вот и не смей меня спрашивать…
— Господи, Соня! У меня не было выхода! Не будь ты такой жестокой!
— Зачем ты приехал, Митенька… — буквально взвыла Соня. — Не было выхода — значит, не было... Бог — судья, я тебя не виню. Но мне-то что теперь делать? Что — скажи, что?!
— Я уже говорил тебе… — он снова её обнял и принялся покрывать поцелуями. — Нам нельзя расставаться. Я сначала устроюсь в Москве, а ты…
— Нет, Митя, нет…
Она упала лицом ему в колени, обхватила его руками, прижалась к нему. Словно кто-то сказал ей, что это — их последняя встреча, что она больше никогда его не увидит. В прошлый раз она не могла простить себе, что не попрощалась, не поцеловала его... Она имеет сейчас право, она не может себя удержать…
Взволнованный до крайности, Митя пытался поднять её, кое-как отодвинул сиденье назад, притянул Соню к себе на колени, крепко сжал, залез рукой ей под куртку и начал безудержно ласкать — спину, грудь... А Соня не сопротивлялась; как безумная, она целовала его лицо, мокрую шею, руки.
— Соня… поедем, Соня… месяца через три… отец успокоится, и… я всё устрою.
— Нет, нет, нет… — повторяла она, не отрываясь от него. — Ничего больше не будет… Прощай, прощай…
— На что ты толкаешь меня? — он вдруг резко её отодвинул. — Ты ведь сама меня в пропасть толкаешь!
Соня соскочила с его колен, ударилась головой об потолок, боком проехалась по рулю и снова упала на сидение рядом. Он опомнился, снова попытался схватить её, но она вжалась в дверцу, не даваясь.
— Я уже говорила тебе, говорила — как я могу с тобой ехать! Я предлагала тебе — без обмана, как правильно… в глушь… куда угодно.
— Это бред! А Вадик… как бы мы его взяли? Я не мог ждать! Отец требовал этой свадьбы!
— Ты уехал бы сначала один… потом мы… я оформила бы всё до конца, и…
— Спрятался бы один? Не зная, что здесь с тобой сделают — за то, что я нарушил условие…
— Ничего бы не сделали! Ты струсил, струсил!
— Да, я струсил! За тебя! За тебя — струсил!
— За меня? Или за Наташу? Или за джип… за квартиру в Москве?
Её колотило от бешенства — его тоже.
— Ты ему веришь, что я ради денег сбежал? — глаза у Мити налились кровью. — Это ведь он — он сказал тебе, что я полная гнида, да?
— Да оставь ты Женю в покое! При чём тут он…
— Ах, Женю! — глаза у него снова сузились. — А скажи… Зачем ты вообще открыла ему? Признайся, зачем?
— У него был ключ!
— Он же отдал тебе ключ! Значит, ты соврала?
— Боже! Ты опять за своё! — выдохнула Соня. — Был у него ключ… там, на записи, разве… да не хочу я… Митя, все меня бросили! Откуда мне было ждать помощи? Так и жить с этими жучками, да?
— Помощи? — от ярости у Мити не находилось слов. — А ещё говоришь — постановка?! Как мне узнать правду, как? Что там у вас снова с ним, Соня?
— Мне плевать! — выкрикнула она. — Не хочешь — не верь! Я вот ничего больше знать не хочу — про тебя! И твою Наташу! Ничего!
Они в упор смотрели друг на друга, но каждый слышал только себя.
— Пошли! — вдруг скомандовал он и распахнул дверцу. — Пойдём, докажешь, что ты ещё моя жена! Прямо сейчас!
— Что? — обалдела она. — Куда?
— У меня ключи. От квартиры Лёхи, в этом подъезде.
— Ты с ума сошёл… никуда я с тобой не пойду… Ты за этим сюда приехал?
— Ну не в машине же… А хочешь — в машине! Прямо здесь. Где угодно! Ты — моя жена! Я имею право.
— Тебе что — только это и надо? — отшатнулась Соня. — Это же мерзко… Как будто мы животные…
— Мерзко? C мужем родным — мерзко? Сонь, пошли… идём, говорю, или я за себя не ручаюсь!
— Нет! Ты спятил!
— Я знаю, ты не будешь одновременно… со мной и с ним. Пойдём, и ты докажешь… А если нет, значит вы…
— Ты придурок! Ты просто кретин… — от бессилия и обиды она заревела. — Никуда! Я с тобой! Не пойду!
Рыдания сотрясали её, ей хотелось ударить его, сделать ему больно.
— Ах, вот значит как? — сквозь зубы выдавил он.
На лице у него заходили желваки.
— Ах, так… тогда… тогда я поехал к жене!
— Вот как?! — Соня даже обрадовалась, ярость поднялась в ней, как штормовая волна. — К жене? Значит — к жене? Cкатертью дорога! Ты к жене, а я тогда — к Жене!
Каламбур получился, что надо, с должным эффектом. Митя стал белым, как снег на стекле машины.
— Ты… ты — дрянь! — он откинулся назад и застонал. — Последняя дрянь! Сколько — он уже у тебя был? Давай, признавайся! Сколько?
— Да каждый день! Это ты хочешь услышать?
Митя размахнулся, чтобы ударить её, но рука у него в последний момент повисла в воздухе. Соня рванула дверцу и выскочила на улицу. Она бросилась через подворотню к арке; услышав, как взревел позади мотор, невольно оглянулась — Митя пытался развернуться в узком дворе. Джип поравнялся с ней — как раз, когда она выбежала к остановке. Взвизгнули тормоза. Митя вылетел из машины, на него было страшно и жалко смотреть. Рубашка вылезла из-под шикарных брюк, лицо свело судорогой.
— Если ты… если ты сейчас уйдёшь… Тогда никогда, никогда больше… — Митя даже не смог договорить.
Он обхватил её обеими руками, пытаясь затащить обратно в автомобиль. В движениях его сквозила настоящая ненависть. На них уже оглядывались, но им было всё равно.
— К жене, Дима, к жене! — заорала, отпихивая его, Соня. — Пора завершить брачную ночь! Тебе ведь ничего больше не надо… Она — тебе всё докажет!
Услышав «Дима», он замер, и Соня воспользовалась моментом. От остановки как раз собирался отъехать автобус. Вырвавшись, Соня метнулась к задней двери и в последний момент вбежала на ступеньку. Двери с шипением захлопнулись за ней. Соня упала на сиденье и закрыла глаза, желая одного — умереть. Но уже через секунду вспомнила, что Митя остался один на улице, нетрезвый, взбешённый, сейчас снова сядет за руль. Всё ещё клокотало в ней, но страх уже сдавил сердце. Она кинулась к заднему стеклу, задев локтем сидящую женщину и не обращая внимания на её возмущенный возглас. Но окно оказалось залеплено снегом, и Соня ничего не увидела.
За спиной раздался смешок. Она невольно обернулась.
— Эх, обзавидуешься… — весело произнёс усатый дядька в пуховике. — Ничего… помиритесь, куда денетесь… Вот страсти-мордасти… Эх, молодость.
Не глядя ни на кого, Соня молча плюхнулась обратно. Подняла глаза. Напротив сидела сухая старушка — божий одуванчик, в платочке и сивом пальто с выеденным молью воротником. Выцветшими пустыми глазами она смотрела прямо перед собой, цепкие костлявые пальцы сжимали обшарпанный ридикюль. Соня не знала, какие заботы роились сейчас в голове у этой старушки. Возможно, о том, хватит ли денег на хлеб, и больше, наверное, уже никаких. Вот ей сейчас Соня готова была позавидовать… с ней поменяться местами. И если нельзя умереть — так хотя бы проспать все оставшиеся годы… до полной дряхлости ума и сердца, до нищеты всех желаний.
Она не помнила, как сошла с автобуса, как пересела на другой — нужный, как оказалась возле дома. Анька молча открыла ей дверь и уставилась на неё:
— Бог мой! Ты чего такая растерзанная? А я, между прочим, опаздываю.
Ничего не отвечая, Соня сбросила куртку и прошла к Вадику. Тот уже проснулся, но ещё лежал в кроватке, размышляя о чем-то своём, задумчиво глядя в потолок — мальчик любил вот так понежиться по утрам, пригревшись в постели. Услышав её шаги, Вадик привстал и потянулся навстречу с объятьями. Дикое напряжение этого утра внезапно отступило, упало с неё, как снежный сугроб с ветки, и сама Соня обмякла, растаяла, погружаясь в тепло искренней, ещё ничем не заслуженной детской любви.
— Как ты, заинька? — дрожащим голосом спросила Соня.
— Митя тут снился, — деловито доложил мальчик. — Паровоз взял чинить.
Разница между сном и реальностью его не беспокоила.
— Не починишь его уже, малыш… — крепче обняла его Соня. — А я тебе новый куплю. Ещё красивее.
— Не надо, — строго покачал головой Вадик. — Сама говорила — старый друг лучше новых двух! А Митя никогда не врёт! Он велел подождать, и я буду ждать! А то что же получится…
Соня уже давно привыкла к его взрослому способу выражать свои мысли.
— А чего ждать… — едва слышно произнесла она, забыв, что говорит с ребёнком. — Чего теперь уже ждать…
Но Вадик услышал.
— Может, починит, — рассудительно произнёс он. — Или ещё приснится. Тебе он тоже сегодня снился, да?
— Да… — Соня закрыла глаза. — В страшном кошмаре. Вставай, дорогой, пошли завтракать.
Продолжение - глава 33.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18, глава 19, глава 20, глава 21, глава 22, глава 23, глава 24, глава 25, глава 26, глава 27, глава 28, глава 29, глава 30, глава 31)
Навигация по каналу Галины Маркус
Обложка - Елена Юшина, иллюстрации - Олег Ильдюков