Мне кажется в той осени, которая прямо сейчас мелькает за окнами берёзовыми листьями, ещё будут такие утра, но я хочу сохранить в памяти именно это.
За полтора года деревенской жизни я хорошо усвоила, что всё самое интересное в природе происходит в тот ранний час, когда даже в городах ещё не прозвенели будильники. Поэтому, проезжая мимо отворотки к любимому Ливлево, я долго не раздумывала!
Небо, опрокинутое в глубину озера, сливается с ней в такой безмятежной сини, что даже утки терпеливо жмутся в заводь берегов, чтобы ненароком не нарушить зеркальную гладь.
Озеро дышит, выдыхая летнее тепло в остуду осеннего утренника, и мне видна каёмка пограничья воды и суши, стёртая темнотой теней непроявленного ещё солнцем леса.
Но вот оно неожиданно зыркает в прореху туч, и меж стволов разливается теплый свет, и тропинки, усыпанные прежде сосновыми иглами начинают побликивать золотом палой листвы, которая бесшумно спускается и мне на плечи.
Иду в заветную кладовочку, где блестят мокрыми шляпами знакомые подберёзовики.
Оглаживаю каждый по холодной головушке, прежде чем уложить в ведёрко. Моя любовь к ним, восхищение - вечны!
И впервые в жизни выкручиваю из земли мухомор! Коренастый и праздничный, он похож на глазурованное пирожное с конопушками белого крема.
Прибрежье отвоёвано жирным хвощом, и ветки его, так похожие на сосновые, серебрятся росой, оставшейся от тумана в наследство.
Прохожу дальше и ступаю в топкую мякоть домашнего болота - так я называю теперь случайно найденную на берегу озера небольшую, но совсем, как настоящую, болотинку.
Кочки её опутаны клюквенными бусами, и я, поддавшись инстинкту собирательства, сощипываю красные шарики прямо в карман кофты.
Вы видели, как растёт клюква? Я-то - много раз! Но вот её цветение мне только предстоит открыть будущей весной - теперь, когда есть болотечко так рядом от дома.
Клюква - ягода диковинная, её можно собрать вот такой, немного не докрашенной, неспелой, и она дойдёт. Правда-правда - красуется сейчас у меня на столе в банке, и я нет-нет, да и балую себя её цокающей на языке кислинкой.
Совсем, как на большом болоте, на кочках моего в миниатюре растёт багульник, который теперь всегда напоминает мне о севере - ведь в небогатой растительности беломорских островов он выдаётся более других травинок: и ростом, и цветом, и ароматом, и зеленью.
Чавкаю по кочкам, разглядывая мшистый мир, и совсем не испытываю страха, хотя в берегах по краю болота частоколом стоят корявые сушины, сплошь увешанные паутинами. Сети их совсем непохожи на те безобидные, что накинуты на травинки возле дома, и в центре каждой, если приглядеться, можно увидеть сердитого хозяина. Но разве напугаешь вязальщицу узорами?))
Набираю в ладошку последние сладости леса и с жадностью опрокидываю в рот, уже замечтавшись о завтраке - пора домой. Ведёрко моё слишком велико для того, чтобы наполниться в таком месте, где ещё два дня назад пытливые отдыхающие выбегали по всем тропиночкам.
Но богатство, мне выпавшее нынешним утром, неизмеримо больше, поэтому, встретив одинокую серушку, я не спешу забрать её с собой, а долго разглядываю сопливую гладкость, понимая, что, если оставлю её расти дальше, то к следующим выходным она превратится в глубокую пиалу с дождевой водой. Чудеса!
Возвращаюсь на высокий берег и вижу, что день, вступивший в права, уже стёр все следы тайн, подсмотренных мною.
Утки весело бороздят волнистое озеро, тени от сосен уже не убегают по мхам в глубину бора, а в густой тьме колючих шапок проявляется зелёный цвет.
Везу домой болотное вдохновение, в котором главное для меня сейчас - морошковое.
Ведь именно этот плед стоит в очереди моих проектов, ожидая момента, когда я присяду на колени прямо посреди комнаты и начну выкладывать морошковые поляны из солнечных квадратов цвета листьев, ягод, кочек и сухих веток.
Добрых утр вам!
