Вся история России последних веков — это бесконечная борьба против тюремной системы. Борьба то и дело затухающая, потому что это зло часто кажется неизбежным. Ну, конечно, где-то рядом с нами живет страшный и бесчеловечный параллельный мир, куда человек может неожиданно провалиться. И тогда все — пиши пропало.
Логике это не поддаётся, никакие политологии, другие общественные науки не могут объяснить, почему тюремная система должна быть таким инфернальным злом, почему жители России испытывают перед ней такой священный ужас и такую безнадежность.
Это усугубляется неверием в суд — ведь никто не считает, что в России сажают только виновных. В каждой стране есть свои мистические верования — в России это вера в Тюрьму. Она может сделать с человеком все что угодно, никакое право, никакой 21 век тут не властны.
Едва ли не все великие россияне в истории как-то пытались бороться с Тюрьмой: Толстой, Достоевский, Герцен, Ахматова, Сахаров, Солженицын. Моя любимая героиня в истории 20 века, первая жена Горького Екатерина Пешкова возглавляла организацию «Помполит» (то есть «Помощь политзаключённым») — и даже во время Большого Террора пыталась писать прошения Ягоде и Ежову, ходила на Лубянку и пыталась помочь тем, кому помочь невозможно.
Сегодня думать на эту тему иногда странно — неужели в России существуют люди, которые считают, что людей можно и нужно пытать? Неужели есть те, кто считает то, что тюремная система должна перемалывать людей, это норма?
Борьба Алексея Навального с Тюрьмой, бессмысленной и беспощадной, может казаться безумием — но это, конечно, наша общая борьба. Потому что это попытка помочь тем, кому помочь невозможно, — нам всем.