Конкурс был необыкновенно помпезным даже для советских времён. Это был апрель 1982 года. На этот раз в искусстве владения французским языком соревновались не только выпускники обычных школ, но и десятиклассники спецшкол.
Условия далеко не равные, но и на кон было поставлено внеконкурсное поступление на первый курс факультета иностранных языков пединститута. По тем временам все отделения были бюджетными. Для городка нашего типа это было очень престижно. Обычно туда поступали только «по блату».
В конкурсе я принимала участие третий раз. Поэтому обстановка для меня была довольно привычной: в середине актового зала сидело почтенное жюри, расположившееся напротив небольшой сцены. Остальную часть зала занимали стулья для зрителей.
Я чувствовала себя уверенно: неделя диеты на яблоках, бег вокруг дедушкиного сада, танцы под магнитофон в тёплых фуфайках, чтобы потеть и худеть, — всё это давало чувство уверенности по поводу внешнего вида. Впрочем, мои румяные щёки предательски пылали и выдавали нешуточное волнение, а ноги дрожали. Лишь бы голос не дрожал, иначе всё пропало!
В этот раз я собиралась исполнить песню на французском, — мне нужно было только первое место! Организаторы прошептали, что в жюри будет присутствовать настоящая француженка. Она-то и определит победителя.
Я сразу выхватила её глазами из семи человек судей. Она была прекрасна! И причёска в стиле Мирей Матье, и маленькое чёрное платье, и нитка жемчуга на шее — всё было не по-советски. Как-то «комильфо».
Немного, правда, раздражал мой глаз один из членов жюри, протянувший свои ноги в тяжёлых, каких-то солдатских ботинках и очень хороших джинсах. Вся беда в том, что я не очень люблю Пьера Ришара. А весь облик, с копной вьющихся одуванчикоподобных волос, нелепом, ручной вязки свитером, и конечно, длиннющим шарфом вокруг шеи, говорил о том, что этот актёр — главный идол его жизни.
По жребию, из 35 участников в этот день я оказалась 35. К моменту выступления моё лицо превратилось в пылающий помидор, а обязательный белый фартук к форме был безнадёжно измят. Когда наконец-то объявили мою фамилию, мне это показалось уже неожиданным.
Понятия «минусовки» в те времена в нашем городе вообще никогда не звучало. Поэтому петь мне надо было под аккомпанемент школьного баяна. Песня была популярной и всеми любимой — «Чао, бамбино, сорри». Конечно, я со своим помидорно-унылым видом не шла в сравнение с исполнительницей Мирей Матье.
Я, понимая весь внешний диссонанс, постаралась и спела так, как никогда до этого на репетициях. Пела я для неё. Для той француженки, красивой как… Франция. Я была заочно влюблена в Париж, в «chanse Elysee», а она была олицетворением всего этого.
Я спела, и у меня из глаз потекли слёзы. Слово «провал» большими красными буквами пылало у меня в голове. Все мечты об «ин.язе» померкли. Мне хотелось содрать с себя также предательски пылающие красные щёки.
И тут начали выступать члены жюри. Первой, конечно же, выступала моя красавица. Губами в красной помаде она говорила на чистом французском языке о том, как хорошо, что мы все здесь сегодня собрались, что мы все молодцы и всё остальное, что говорят обычно в начале судейства. Я слушала каждое её слово с необычайным прованским акцентом. Но последняя фраза меня попросту сбила с толку: «А теперь слово предоставляется председателю жюри, истинной француженке, мадемуазель Жюли…»
А моя «француженка» оказалась обычным преподавателем из Вуза. Мне стало несказанно обидно.
«Ришар» подошла ко мне, обняла и сказала: «Ну что вы плачете? Вы были лучше всех! У вас прекрасное произношение! Но, скажу вам честно, меня покорил аккордеон и ваш неповторимый русский румянец. Нам, француженкам, нужно долго рисовать его на щеках, а у вас это богатство от природы. Браво! Вы настоящая русская красавица! Первое место ваше!»
Сказать, что я была ошеломлена — ничего не сказать. Особенно мне было не понятно, как же я могла не заметить довольно пышную грудь за хламидой шарфа и чудесные длинные стройные ноги под узкими джинсами. Так вот они какие — настоящие француженки! Слёзы потекли ещё сильнее. Как бы там ни было, а первое место было моим!
С тех пор прошло большое количество и трудных, и очень счастливых лет. Франция и Эйфелева башня так и остались для меня несбывшейся мечтой. СССР распался. Пьер Ришар постарел, но особо не изменился. И мой румянец, сыгравший в тот день большую роль, по-прежнему пылает на щеках и напоминает о моей маленькой победе.
Зато мои внуки неплохо говорят по-французски и всегда подпевают припев любимой песенки «Чао, Бамбино, сори»! Вот такие уроки французского были в моей жизни!
Если вам нравятся житейские истории, ставьте лайк и заходите на Вишнёвую улицу
Автор: Галина Логвинова
Интервью с автором:
Когда женщинам жилось счастливее: сейчас или в СССР?
Ещё истории:
Парчовое счастье: любовь русской девушки и цыганского парня
Секреты еврейской бабушки, как быть счастливо замужем