Пятнадцатилетний Максимка уже заканчивал мести задний двор, когда к воротам для ВИПов подкатил огромный чёрный «Круизёр». Понаблюдав сцену приёма «дорогих гостей», Макс сплюнул себе под ноги и размёл плевок метлой по асфальту. Повадились тут приезжать всякие разные «хрен-с-горы» какие-то. Гости пансионата — это одно, это правильные люди, они тут по праву. Купи себе путёвку и отдыхай как белый человек. А эти… Они «правов» не имеют, потому что без путёвки, а дед перед ними точно так же приплясывает, как и перед отдыхающими.
Этим летом до самой осени Максим работал вместе с дедом в пансионате на берегу Финского залива, чтобы подкопить денег на мотоцикл, свою давнишнюю мечту. Ведь ещё три года, и можно будет получить официальные права и летать по ночным дорогам вместе со старшим братом и его друганами.
Дома, уже вечером, когда они с дедом вернулись и уселись после ужина пить чай под бормотание телевизора, Максим не выдержал и задал мучавший его вопрос.
— Дед, а почему ты Этих привечаешь так же, как и нормальных гостей? Тебе не противно? Они же безо всяких прав! Они просто используют тебя, да и всех нас, причём бесплатно. А ты им улыбаешься, кланяешься… Марат вот тоже муси-пуси с их пацанёнком… Почему? Так ведь нельзя! Несправедливо!
— Эх, Максюша, маленький ты ещё, — и дед погладил коротко стриженую макушку внука, — мне не жалко вежливости ни для постояльцев пансионата, ни для гостей разных мастей.
Дед хрипло усмехнулся в седые жёсткие усы и подлил себе в кружку горячей заварки, не разбавляя кипятком.
— Понимаешь… Как бы тебе объяснить попроще… Я людям приятное делаю не по долгу службы, не прислуживая, как ты думаешь. Я — лицо пансионата, но даже это не самое главное. Я сам своё лицо. И кланяюсь я им не из лести и «прогиба» перед ними, а из уважения к себе самому.
— Это как это? — Максим даже забыл закрыть рот от недоумения.
— А так. Моё дело открыть ворота и приветствовать любых гостей пансионата. А едут ли они по путёвке или по разрешению, то есть, личному приглашению Игната Сергеевича, не моё дело. Но своё дело я уважаю и выполняю на все сто процентов качественно, потому что я уважаю себя. А гостей пусть уважают те, кто про них факты из биографии ведает, я им не судья.
— Это значит, я чисто мету не для Игната Сергеича, а потому что уважаю свой труд? Так получается?
— Именно так, Максимушка! Именно!
— А когда потом Этих не впускаешь, когда Игнат Сергеич велит, то что?
— А тогда из уважения к себе же и не впускаю. Потому что я работу свою уважаю. Но я и Этих, как ты говоришь, не оскорбляю ни словом, ни делом. Вежливость — первое дело в самоуважении. Хамят людям в основном те, кто себя не уважает, а я достоинство имею, мне ронять свою честь нет резона. Потому и вежливо разъясняю, что не велено, уж не взыщите, господин хороший.
— Деда, а у дворника тоже есть своё достоинство?
— У любого человека есть своё достоинство до тех пор, пока он его не продал, например, за взятку или подачку жирную какую. Чиновники часто этим грешат, потому их бесчестными и называют. Продали честь, вот и ходят бесчестными, хамят подчинённым, лебезят перед начальством… Тьфу! Никакого уважения таким разгильдяям нет.
— Разгильдяям? Почему разгильдяям?
— Потому что раньше каждый деловой человек состоял в какой-нибудь гильдии, ну, типа профсоюза что-ли. Дорожили своим местом в гильдии как зеницей ока, потому что гильдия помогала в делах, а выгоняли из неё за обман, воровство и несоблюдение устава. Тогда выгнанного называли разгильдяем. Ни чести у такого не было, ни совести, прямо как у наших современных чиновников в массе своей. Среди них тоже встречаются честные… Но долго так мало кто выдерживает, деньги для них дороже своего достоинства получаются, да и «коллефтиф» давит, заставляют соответствовать всеобщему разгильдяйству, те и сдаются.
— Никогда не буду чиновником, — замотал головой Максим.
— Не зарекайся, — улыбнулся дед. — Может, как раз ты и будешь тем одним из первых, кто честь свою и на чиновничей должности сохранит, кто восстановит жизнь по чести и совести, а не по лести и подлости. Каждый ведь с себя начинать должен, другого, мил человек, измениться не заставишь. Другой меняется только, когда окружению соответствовать хочет. А ещё про эффект сотой обезьяны слыхал? Во-о-от. Ты будешь честным, твой коллега тоже будет себя уважать, глядишь, так и в правило честность снова войдёт.
— Дед… Ты веришь в это? На самом деле веришь?
— Мне, Максимушка, очень хочется верить. Очень. Хочется.
© Copyright: Людмила Ярослава, 2021
Свидетельство о публикации №221091100142