Выступая на втором съезде советских писателей в 1954 году, Шолохов говорил:
«У нас не может и не должно быть литературных сеттльментов и лиц, пользующихся правом неприкосновенности».
Для тех, кто «не в курсе», как и я понятия не имел до знакомства с этой цитатой, что такое сеттльмент, процитирую википедию:
«Се́ттльмент, се́тлмент (англ. settlement - поселение) — обособленные кварталы в центре некоторых крупных городов Китая в XIX — начале XX веков, сдаваемые в аренду иностранным государствам. Сеттльменты пользовались правом экстерриториальности и охранялись полицией и вооружёнными силами...».
Тем не менее, именно Шолохов стал тем самым литературным сеттльментом, главной иконой того раздела жанра фантастики, который принято называть соцреализмом.
«Вместо елея и патоки, которыми недавно миропомазывали знаменитых, той же ложкой и в той же пропорции критики черпали из другой посудины другую жидкость, зачастую отнюдь не благовонную, и все это щедрой рукой выливали на головы литературных горемык, не удостоившихся лауреатства, а стало быть и знаменитости» - Обличал Шолохов с трибуны съезда советских писателей некоторых из коллег.
И вот ведь как вышло. Именно Шолохов стал тем человеком, который во время суда над писателями Синявским и Даниэлем вылил на головы «литературных горемык» такой ушат описанной им зловонной субстанции, который утопил обоих.
Писателей обвинили в написании и передаче для напечатания за границей произведений, «порочащих советский государственный и общественный строй». Даниэль был обвинен в написании повестей «Говорит Москва» и «Искупление» и рассказов «Руки» и «Человек из МИНАПа». Синявский был обвинен в написании повестей «Суд идет» и «Любимов», статьи «Что такое социалистический реализм».
В итоге «оборотней» осудили по 70-й статье УК РСФСР – «Агитация или пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления советской власти... распространение либо изготовление или хранение в тех же целях литературы такого же содержания...».
Обласканное премиями и должностями писательское Политбюро в составе Федина, Тихонова, Симонова, Смирнова, Соболев, Михалкова и Суркова поддержало репрессии в отношении Даниэля и Синявского.
Включилась в травлю и Агния Барто, которая по просьбе КГБ написала разгромную статью на творчество Даниэля.
Нобелевский голубь мира выступил на XXIII съезде КПСС и выразил сожаление о слишком мягком приговоре (стиль сохранен):
«Попадись эти молодчики с чёрной совестью в памятные 20-годы, когда судили не опираясь на строго разграниченные статьи уголовного кодекса, а руководствуясь революционным правосознанием... (бурные аплодисменты)...
Ох, не ту бы меру наказания получили бы эти оборотни! (бурные аплодисменты)».
Дочь Чуковского, писательница Лидия Чуковская сочла для себя необходимым обратиться к Шолохову с открытым письмом, которое закончила фразой:
«Ваша позорная речь не будет забыта историей».
Подробно о злоключениях двух незадачливых писателей я рассказал в статье «Чертежи сверхсекретной подводной лодки за головы двух писателей». Ссылка в конце текста.
И, кстати, ненависть этих флагманов соцреализма к Синявскому и Даниэлю можно понять. Они всю свою творческую жизнь не могли позволить себе писать то, что хотелось, и даже то, что у них выходило, вынуждены были потом безропотно кромсать в соответствии с требованиями цензуры.
На этом фоне откровенно лицемерной выглядит ещё одна произнесенная на втором съезде советских писателей фраза, ставшая самым ярким лозунгом советских писателей.
«О нас, советских писателях, злобствующие враги за рубежом говорят, будто бы пишем мы по указке партии. Дело обстоит несколько иначе: каждый из нас пишет по указке своего сердца, а сердца наши принадлежат партии и родному народу, которым мы служим своим искусством».
На самом деле, сердце Шолохова билось отнюдь не в унисон с ритмом, задаваемым партией, и эта красивая и пафосная фраза – лживая от начала и до конца.
Об этом со всей очевидностью говорят два его письма на имя вождя и множественные цензурные изъятия и поправки в его текстах.
Первая и вторая часть романа «Тихий Дон» появились в печати в 1928 году, а судьба 3-й книги решилась только благодаря участию Горького. Именно он способствовал встрече Сталина и Шолохова в 1931 году. Разговор между вождем и молодым писателем получился жестким. «Почему вы пишете с сочувствием к белому движению? Корниловы у вас там, Листницкие…», - спросил Сталин, прочитавший перед встречей весь роман. Писатель ответил: «А белые на самом деле были значительными людьми. Тот же генерал Корнилов сумел пробиться на самый верх, родившись в бедняцкой семье. Ел за одним столом с рядовыми. А когда бежал из австрийского плена, то несколько километров нес на себе раненого солдата». «Хотя Сталину ответ не понравился, в конце концов, он согласился печатать роман» - пишет ресурс «peoples.ru».
Тем не менее, прежде чем выйти в печать роман подвергся существенным цензурным правкам и изъятиям.
Некоторые примеры советской редактуры самого знаменитого произведения Шолохова приведены в книге Ермолаева «Тихий Дон» и политическая цензура».
В отрывок из «Тихого Дона», опубликованный «Комсомольской правдой» 18 августа 1928 года, не вошло наставление Бунчука казаку Никите Дугину, в чьем присутствии Бунчук расстрелял есаула Калмыкова:
«― Они нас, или мы их!.. Середки нету. Пленных нету. На кровь ― кровью. Кто кого?.. Война на истребление... понял? Таких, как Калмыков, надо уничтожать, давить, как гадюк. И тех, кто слюнявится жалостью к таким, стрелять надо... понял? Чего слюни развесил? Сожмись! Злым будь! Калмыков, если бы власть была, стрелял бы в нас папироски изо рта, не вынимая, а ты... Эх, мокрогубый!».
После разговора о назначении генерала Лавра Корнилова главнокомандующим офицеры казачьего полка «пели «Всколыхнулся, взволновался православный тихий Дон»». Редакторы «Октября» оставили только «пели «Тихий Дон», чтобы не упоминать о православии.
В одной из статей «Дзена» на совсем другую тему я наткнулся на словосочетание «богопротивные антисоветчики». Как по мне, так это то же самое, что «волк – вегетарианец» или «злостный китаец».
Хотя, если принять во внимание, что лик Сталина РПЦ не постеснялась разместить во вновь построенном храме! может, это уже и не сарказм?
В 1932 году Шолохова заставили удалить фразы Петра Мелехова о расправах красных: «На фронте лютуют, бывало, как попадется им офицер, смываются. Я под Воронцовкой видал, што они сработали из пленных офицеров...».
Через пять лет из романа вычеркнули строки из рассказа кухарки Лукерьи о том, как красноармейцы забрали из опустелого имения Листницких последнюю лошадь и убили конюха деда Сашку, а также рассказ Григория Богатырева об изнасиловании красноармейцами молодой казачки.
Сократили редакторы и мнение Григория в одной из глав: «Што коммунисты, што генералы - одни шаровары, только гашники разные. Одно ярмо». Вместо этого написали: «Ни коммунисты, ни генералы не нужны».
«Причесали» редакторы и образ Мишки Кошевого. Его в авторском тексте повсеместно сделали Михаилом, чтобы, избавив от уничижительного для большевика суффикса, придать герою солидности. Из-за этого полностью исчезла авторская линия развития образа через обращения к герою - от свойского Мишки, как его называют в начале книги, к отчужденному Михаилу и совсем уж постороннему Кошевому.
Существенно «исправили» также его поведение. В сцене, где Мишкин кучер Емельян был убит и лошади наскочили на плетень, отличную фразу «И на миг не пришла Кошевому в голову мысль о защите. Он тихо слез с саней, не глянув на Емельяна, отошел к плетню. К нему подбегали. Антип, скользя ногами, обутыми в чирики, качнулся, стал, кинул к плечу винтовку» заменили на нечто корявое: «Кошевой не успел приготовиться к защите: удар саней выбросил его к плетню, и, вскакивая на ноги, он заметил, как, подбегая, к нему Антип, скользя ногами, обутыми в чирики, качнулся...».
К неизданным кускам «Тихого Дона» можно отнести отрывок из 25-й главы (исчез в 1929 году) «По дороге на Сингин». Там Кошевой рассказывает о своей поездке в безымянный хутор в поисках подлежащего аресту Григория Мелехова. Кошевой узнает, что Григорий всю ночь пьянствовал у Семки Калинина, а утром его провожали в обратный путь хозяин и несколько казаков, не симпатизирующих советской власти.
При подготовке первого послевоенного издания «Тихого Дона» 1945 года цензура постаралась избавиться от всего, что могло бы повредить репутации Красной армии, в частности, смягчить фразы о ее поражениях в 1918―1919 годах. В предложении «К концу апреля Дон на две трети был очищен от большевиков» вместо трех последних слов появилось «оставлен красными». И так далее. Тогда же исчез рассказ Григория Богатырева об изнасиловании красными молодой казачки, замечание красноармейца, поверившего, что у Натальи Мелеховой тиф: «Ну счастье ее! Была бы здорова, мы бы ее распатронили...» и кличка «поджигатели», брошенная белым казаком «краснопузым». Особая чистка проводилась в отношении ругательств. Красные воины должны были быть воспитанными.
В соответствии с указом начальника Главлита от 1934 года «вступить в решительную борьбу с грубым, ругательным и блатным лексиконом» роман Шолохова прошел очистку от нецензурщины.
Из романа исчезли все матюки Лихачева и прочие резкости - например: «Как дела?» ― «Как легла, так и дала».
Редакторской цензуре подверглось слово «жид», слово «хохол» везде заменили на «украинец».
После поправок, исключивших из текста грубые выражения, герои заговорили сглаженными, тусклыми фразами.
По представлению цензоров коммунисты, а особенно коммунистки не должны быть очень сексуальными.
«За секс» больше всех пострадали Илья Бунчук и его возлюбленная Анна Погудко. Из портрета Анны исчезло предложение «Волнующая созвучием гармония покоилась в каждой черте, в любом движении», а Бунчук по воле цензуры стал каким-то игривым, когда фразу «сказал сорвавшимся, хриплым голосом» заменили фразой «сказал с пафосной шутливостью». Уничтожаются все «натуралистические» детали из описания ночного визита Анны к Бунчуку в постель.
«Легла рядом. Горячие ноги ее дрожали в коленях. Опираясь на локоть, привстала, палящим шелестом ему на ухо: ― Я пришла к тебе, только тише... тише... мама спит...
Она нетерпеливо отвела со лба тяжелую, как кисть винограда, прядь волос, блеснула дымящимся синеватым огоньком глаз, грубовато, вымученно прошептала:
― Глупо хранить какую-то девственность, когда не сегодня ― завтра я могу лишиться тебя... Я хочу тебя любить со всей силой, и жутко содрогнулась от собственной решимости: ― Ну, скорей! Бунчук целовал ее поникшие непочато-тугие прохладные груди, гладил податливое тело и с ужасом, с великим, захлестнувшим все его сознание стыдом, чувствовал, что он бессилен.
Стискивая ладонями его щеки, ища дрожащими губами его губы, она притягивала его к себе, бесстыдно просила: ― Скорей!.. Скорей же... милый!.. Бунчук медленно, как срезанный выстрелом, валился с нее. У него тряслась голова, мучительно пылали щеки. Высвободившись, Анна гневно оттолкнула его, руки ее вились на груди, оправляя рубашку... ».
Сурово поступил цензор и с интимной жизнью любвеобильного Кошевого. Исчезли слова Дуняшки: «Он ить с Ерофеевой снохой... Она жалмерка, гуляет» и признанием самого героя в 21-й главе 4-й части: «Крыл бы и летучую и катучую, лишь бы красивая была... А то с большого ума приладили жизню: всучут одну тебе до смерти ― и мусоль ее... нешто не надоисть. Ишо воевать вздумали, и так...». Цензура пригладила язык Кошевого, поменяв просторечное «на что вся эта мура?» на обычное «к чему все это?».
Секс из «Тихого Дона» вырезался особенно беспощадно. Например, из жалобы агрессивного красноармейца Тюрникова: «Эх, скучно без бабы! Зубами бы грыз...» ― удалили вторую фразу. Из воспоминаний командира конной разведки вырезали признание: «...девок портил, из баб вытяжа делал...». Была «порезана» и казачья песня, которую, впрочем, сам Шолохов назвал «похабной»:
Девица красная, щуку я поймала,
Щуку я, щуку я поймала.
Девица красная, уху я варила,
Уху я, уху я, уху я варила.
Девица красная, сваху я кормила,
Сваху я, сваху я, сваху я кормила...
«Попробуйте пропеть ее, и вы все поймете». – Подсказывает нам исследователь цензурных правок Тихого Дона.
«Если б, например, Дарья Мелехова была большевичкой, то описание ее попытки соблазнить своего свекра тоже не уцелело бы». – Уверенно утверждает автор этой книги.
Чтобы повысить авторитет Бунчука-большевика, откорректировали его поведение в сцене смерти Анны. Отброшена фраза о том, что он с «жадностью целовал» умирающую Анну, «будил любимейшую, грубо тормошил, пытался вернуть к жизни...». Отсечен абзац с описанием его прострации, которая лишила Бунчука разума и воли, превратив его в животное: «Он, как слепой, грудью ударился в ворота... пополз на четвереньках... Он полз вдоль забора, как недобитый зверь, натужно, но шибко...» Наблюдавшие за ним красногвардейцы «молча переглядывались, пораженные столь отвратительным, оголенным проявлением людского горя». Вычеркнуты строки о том, что в отряде Подтелкова Бунчук «по-животному, неразумно отдавался охватившей его тоске, ничего ей не противопоставлял, и такой волевой, кованый ― гиб, как дерево, исподволь сжираемое червоточиной».
Когда Шолохова совсем припекло, он решил обратиться за помощью к Горькому и передал ему рукопись 6-й части «Тихого Дона». Он жаловался мэтру, что его обвиняют чуть ли не в контрреволюции за оправдывание казачьего восстания. «Десять человек предлагают выбросить десять разных мест, - писал загнанный в угол Шолохов, - и если всех слушать, то ¾ нужно выбросить». Горький предложил Сталину прочитать рукопись 6-й части. А вскоре у себя дома свел вождя с Шолоховым. Сталин после разговора заявил, что 6-я часть должна быть опубликована, чтобы использовать ее для обвинения троцкистов, вызвавших казачье восстание.
Жестче других корил Шолохова Юзеф Мацкевич известный польский писатель-публицист.
Письмо Шолохову.
Многоуважаемый Михаил Александрович!
В №95 “Литературный газеты” (за 1954 г. - Пер.) помещена статья о новом издании “Тихого Дона”, подвергнутого Вами “существенной правке”. Речь, видимо, идет о приспособлении романа к текущим требованиям соцреализма в его общепринятых, официальных формах. Жаль. Я лично считаю “Тихий Дон” на фоне нескончаемо серого однообразия советской литературы последних лет единственным произведением, которое составляет вклад в общечеловеческую культуру. Таким образом, его переработку по образцом и по вкусу принудительного ныне соцреализма можно считать также ударом, нанесенный этой культуре.
Дореволюционная русская литература признана одной из лучших в мире, ее по сей день читают во всех частях света, в то время как соцреалистическое графоманство никто читать не хочет. По-моему, причина этого такова: героем русской литературы был живой человек, герой советской литературы - партия. Разница огромная: с одной стороны - подлинность, с другой - фальшь.
Вы переработали по партийным указаниям даже форму и оттенок облаков, даже окраску земли - везде, где Вам было указано, что с соцреалистической точки зрения “пейзаж подчас лишался самостоятельной эстетической ценности и, в свою очередь, не мог с должной силой влиять на понимание сущности событий общественной жизни”...
В истории человечества бывали черные страницы. Не новы и красные от крови. Бывали и мрачно-серые страницы полицейского режима, когда правительственные цензоры пачкали своими карандашам самые выдающиеся произведения человеческого гения. Но такого, что творится сегодня в Совдепии... чтобы сам художник обдуманно, своими руками уничтожал, портил величайшую ценность, какой обладает род человеческий, т.е. произведение искусства, и в то же время то, что дороже всего для каждого автора, его собственное детище, - такого еще не бывало. Не то чтобы в приступе горечи или отчаяния он рвал в клочья, жег. Нет, вполне сознательно, деловито, строку за строкой коверкая умышленно, лакейски - по первому знаку, поданному надзирающими лицами. Да и с какой еще готовностью».
Вся махина цензуры прошлась по «Тихому Дону» много раз. Редакторы умудрядись вносить свои правки в уже основательно прополотый их предшественниками текст. И если учесть, что после всех вмешательств, «Тихий Дон» выжил, его читают и любят, то и роман, и его автора можно считать великими.
Интересно мнение Роя Медведева, автора книги «Загадки творческой биографии Михаила Шолохова». В интервью КП он сказал:
«Сам Шолохов не понял «Тихого Дона», он не понимал, что на самом деле создал. - Откуда это известно, что он не понимал? - Он давал всякие путаные объяснения. Ему многое нельзя было говорить. Прототип Григория Мелехова Харлампий Ермаков был арестован и расстрелян в 27-м году. … Выведенные в романе отрицательные герои были живы и занимали высокие посты, вроде прототипа комиссара Малкина (он был начальником НКВД всего Краснодарского края). И рассказать это Шолохов не мог».
Цензурное вмешательство в творчество Михаила Шолохова не ограничивалось только «Тихим Доном».
В статье канала «Русская армия. История» «Что вырезали из фильма «Тихий Дон», чтобы «обелить» Советскую власть в диалоге Мелехова и председателя Ревкома» ее автор приводит примеры цензурных правок ранее отцензурированного текста.
Вот один из них.
Полностью был вырезан диалог обличающий Советскую власть, что она не сделала всех «ровными», как обещала:
«…вот шли через хутор. Взводный в хромовых сапогах, а "Ванек" в обмоточках. Комиссара видал, весь в кожу залез, и штаны и тужурка, а другому и на ботинки кожи не хватает».
А вот интересный факт, приведенный писателем Юрием Мухиным: «Когда по незаконченному роману Михаила Шолохова «Они сражались за Родину» был снят одноименный фильм, то отдел пропаганды ЦК КПСС запретил выпускать его на экраны из-за того, что в этом фильме не показан ни один генерал. Даже в эпизоде со знаменем участвует всего лишь полковник. Дискредитировали авторы фильма наших прославленных полководцев! Начался спор со съемочным коллективом, и сотрудники ЦК решили подпереть свое решение авторитетом Генерального секретаря ЦК КПСС, маршала СССР Л.И. Брежнева. Брежнев закончил войну генералом и, по мнению ЦК, не должен был дать своих коллег в обиду, и в этом вопросе поставил бы Шолохова на место.
Однако в ЦК недоучли, каким генералом был Брежнев. Он был начальником политотдела, а затем членом Военного совета армии. К нему всю войну (а он провоевал от выстрела до выстрела) стекалась вся информация как о подвигах и заслугах, так и о подлости и преступлениях. Кто-то, а он прекрасно знал, что из себя представляли и генералы, и офицеры той войны. И, к тому же, старик совесть полностью не потерял. Леонид Ильич распорядился выпустить фильм на экраны со словами: «Войну выиграли не генералы, ее выиграли полковники».
Но из-под пера Шолохова вышли и не подвергнутые цензуре тексты. Это его письма на имя Сталина, написанные писателем, действительно, по указке сердца. Возможно, что это единственные тексты, исполненные Шолоховым в стиле «реализм» без приставки «сов», и они с еще большей очевидностью вопиют, насколько сердце писателя билось в диссонанс с поступью коммунистической партии.
Но об этом в следующей статье.
Не забудьте кликнуть на иконку с оттопыренным вверх большим пальцем и подписаться на канал.
Перейти в архив статей канала.
«Чертежи сверхсекретной подводной лодки за головы двух писателей».
Продолжение повествования читайте в статьях:
"Как Сталин Шолохова приручал"
"«Золотая рыбка» или как Сталин Шолохова приручал (часть 2)"