Страсть как не люблю говорить о себе, особенно технически – родился, вырос и т.д. Могу говорить о делах. Многие пытаются проецировать биографию на то, что человек делает, а мне бы хотелось, чтобы дела существовали сами по себе. Я очень скучный человек. Это не самоуничижение, и меня это не слишком волнует. Потому что знаю - хорош в том, чем занимаюсь.
Почти шесть лет мы составляем уникальный киноархив современной русской поэзии. Раз в месяц приглашаем русского поэта прочесть свои стихи и рассказать о них, о времени и о себе. Эти чтения мы тщательно снимаем в Новом Пространстве Театра Наций. Только что сняли шестидесятый вечер - цикл называется “От Автора”. Оказалось, что до нас никто подобного не делал. Конечно, некоторых поэтов удалось снять и раньше, и сейчас - но плохо, невнятно. Даже Борис Рыжий остался на единственной, почти любительской записи. Сергей Берштейн предпринял попытки записать голоса поэтов сто лет назад. Так, мы можем услышать Блока, Гумилева, Мандельштама, Бенедикта Лившица... Но у нас нет ни одной записи Цветаевой. Все эти паузы, тире, восклицательные знаки – как она их читала? Это доставляет буквально физическое неудобство. Я больше всего ценю стихотворение в голосе самого поэта.
Мне совершенно все равно, интересно это ещё кому-нибудь или нет. Если бы мы обнаружили в Москве образцовые поэтические чтения, не стали бы этого делать. Но их не оказалось. Пришлось всё организовать самим. И теперь каждый может увидеть как Сергей Гандлевский, Тимур Кибиров, Александр Кушнер, Владимир Гандельсман и многие другие читают свои стихи и рассказывают о них. Через много лет это станет культурным достоянием России. Это некоммерческая история. У нас свободный вход и даже бесплатный буфет. Потому что мне самому хотелось бы прийти на такой вечер – а чтобы слушать стихи после рабочего дня, нужно чуточку перекусить.
Всегда хотелось сделать поэзию частью своей профессиональной деятельности. В обычной жизни у вас может не быть времени и желания её читать. Нужен какой-то профессиональный повод. Поэтому я с радостью занимаюсь этим делом. Бывает сложно найти средства на его поддержание (спасибо за помощь Blavatnik Family Foundation и AVC Charity Андрея Чеглакова), продюсирование отнимает время, но когда знаешь, что оставляешь что-то для невнятного будущего и останется только поэтический голос – понимаешь, что все усилия окупятся, когда в конце века кому-нибудь станет интересно увидеть поэзию начала века. Этот неизвестный потомок щёлкнет языком и скажет: Надо же, мир рушился, а они писали и слушали стихи!
Ко всему, что делаю, отношусь просто: мне никто ничего не должен. Легче расстроиться: “Неужели никто не видит, какое важное дело мы делаем?”. “Не видит” - не означает отсутствие интереса. Некоторые наши проекты становятся известными. Например, музыкальный трибьют Осипу Мандельштаму “Сохрани мою речь навсегда”, для которого современные музыканты записали песни на выбранные стихотворения. Это вышло довольно резонансно и даже оказалось на первом месте российского iTunes и Яндекс.Музыки. Но процессом мы занимались также – как делом, важным прежде всего нам самим. После выхода альбома позвонил Ваня Алексеев (Noize МС): “Я думал, что мы делаем андеграундный проект”. Никто не предполагал, что он так выстрелит - это целиком заслуга команды и наших девочек-волшебниц-пиарщиц. Я же просто делал то, что хотелось самому услышать и увидеть в мире - никакой миссии по популяризации русской поэзии. Да, в проекте много известных имен (Noize MC, Daniel Shake, IOWA, Леонид Агутин, Oxxxymiron и другие), но мы пригласили их оттого, что самим хотелось услышать, что и как у них получится.
Жизнь коротка, тебя хватит на определенное количество дел. Нужно внимательно относиться к тому, чем ты занимаешься. Поэтому я делаю то, что хочу, чтобы стало быть в мире (сложная формулировка). У меня есть в этом смысле ориентиры – скажем, Дягилев или Ханжонков, прирожденные продюсеры. Трибьют Мандельштаму “Сохрани мою речь навсегда” – это отчасти оммаж Дягилеву. Ведь до него русское искусство не было вписано в мировой контекст.
Уверен, что деньги не могут быть препятствием к действию. Вся моя публичная деятельность глубоко дотационна. Сейчас, к счастью, я чуть больше финансово независим. Многие из наших дел финансирую сам. Но когда начинал, мне буквально не на что было жить, нужно было выбирать: либо ты зарабатываешь деньги, либо делаешь какие-то важные для себя вещи. У нас с друзьями есть система проверки: представьте, что вам больше не надо заботиться о деньгах, вы можете позволить себе всё. Как изменилась бы ваша жизнь? Я продолжил бы делать то, что делаю, только больше, интереснее, масштабнее. В этом, может быть, заключается счастье – ты занимаешься своим делом.
В кино (Рома – автор серии фильмов о русских писателях – Мандельштаме, Платонове, Бродском, Довлатове и других. – прим. Авт.) я занимаюсь не только переводом поэзии на язык синтетического изобразительного искусства, каковым является кинематограф, но и размышлением о моделях выживания советского интеллигента в несвободной стране. Киноязык – единственное, на что мы претендуем. Я не художник. Современные художники без конца копаются в себе и продают копания, а я копаюсь в других.
Наши картины шли в кинотеатрах, с ними случались телевизионные премьеры, они есть во всех онлайн кинотеатрах. Я понимаю всю опасность успеха – это ядовитое явление. Но... хотелось бы мне большего внимания? Конечно хотелось бы! Однако, что должно случиться, чтобы я сказал: “Да, вот то внимание, которого я хотел” – не знаю. Мне хотелось бы, чтобы баланс между моими просьбами вовне и обращениями извне чуть-чуть поменялся в сторону того, чтобы просьб стало чуточку меньше, а обращений больше. Говоря проще - хотелось бы совершать меньшие организационные усилия и больше работать по существу.
Когда я думаю об этом, то периодически отчаиваюсь. Но есть способ, который помогает уменьшить дозу эгоизма: когда я думаю о тех, кому мы посвящаем работы – всё становится на места. Ты лишаешься права ныть.
Всё, что я говорю в этой беседе, не нужно произносить. Мне несколько раз указывали на то, что это раздражает. Что такая позиция, высказанная публично, создает впечатление человека, которому не хочется помогать. Я чувствую, что часто неправильно себя веду. Как публичный человек, я мог бы придумать систему поведения и отстреливаться заученными фразами. Но, отстрелявшись, потом неделю буду думать, что чушь сморозил. Видимо это устройство организма и делает меня скучным человеком. На вопрос “Как дела?” я ломаю голову, вместо того, чтобы просто сказать “Нормально”.