#ibooks_рассказы
Дорога на океан. Пролог.
Частицы теплого и сыпучего песка оставались на коленках. Океан шептал свою мелодию и искал слушателя. Из дали и глубины он наползал на берег в поисках человека, и каждый раз находил девочку, которая строила город на песке. Она проводила пальцем по песку, вычерчивая порядок: дорогу, по которой поспешат воображаемые машины, в которых будут смеяться и ссориться воображаемые люди.
Девочка сломала несколько сучьев и попарно воткнула их в песок. Поперек им положила палочки подлиннее и перевязала соединения веревкой. Получился мост, который связывал одну часть города с другой.
Океан зашептал сильнее и волны окатили ноги девочки. Она спокойно встала, шагнула навстречу океану, вглядываясь в багровый закат, тлеющий вдали, но обернулась посмотреть, как волны рушат ее город на песке.
Часть 1. Психотерапия.
—Ольга, я понимаю вашу проблему и надеюсь, что смогу помочь. Понимаю потому, что сталкивался с подобным в своей практике, однако глобально— никто не понимает, как с этим жить. Знаете, Ландау сказал: мы способны понять то, что даже не можем представить. Это серьезные слова, мы сконцентрируемся на них, но сперва я должен рассказать вам о своей терапии, а вы примите решение, подходит она Вам или нет,— Доктор Ща закончил свой монолог и внимательно смотрел на пациентку.
Ольга молчала. Она отвлеклась на фамилию доктора. Поразительно устроен наш мозг: мир катится в бездну, а мы отвлекаемся на незначительные и не имеющие отношения к делу детали. Ольга припомнила слова доктора и кивнула. Тот продолжил.
—Поскольку проблема сложная, мы будем использовать различные практики, в том числе гештальт терапию и психоанализ, но это позже. Сперва будем работать по мною разработанной психолингвистической терапии, — Доктор Ща прервался, поскольку увидел замешательство на лице Ольги.
—Не беспокойтесь, я обо всем подробно расскажу, — Ща увидел намерение пациентки сказать и состредоточился на ее словах.
— А что за Гештальт терапия? Кажется, я что-то слышала про нее,— Это не единственный вопрос, который Ольга хотела задать, однако решилась только на это.
—Идея Гештальт психологии строится на том, что человек лучше всего помнит незаконченные действия. Популярнее всего это можно объяснить на примере «Эффекта Зейгарник». Блюма Зейгарник — это советский психолог, которая обратила внимание на официанта, который запоминал, а не записывал заказы. Он в точности приносил блюда, каким бы длинным не был список. Как выяснилось, официант забывал все заказы после того, как они были выполнены. Позднее Зейгарник стала проводить эксперименты: людям предлагали решить ряд задач, и на некоторых задачах их прерывали. И те задачи, на которых их прервали— запоминались лучше всего. Если подвести итог всему сказанному: мы лучше всего помним незаконченные действия или события, а это создает эмоциональное напряжение,— Ща вежливо предоставил Ольге обдумать сказанное.
—Но…— Ольга нерешительно продолжала.— Но как это связано с Егором?
—Это связано не только с Егором, но и с Вами. И мы немного забежали вперед. Сначала Вам нужно будет написать про себя и про вашего сына. Это, собственно, и есть психолингвистическая терапия.
—Написать?— Ольга удивленно посмотрела на Ща, — Я ведь совсем не умею.
—Не переживайте, это не сложно. Главное — честность. Ваш текст — это не совсем Вы. Это больше, чем Вы. Здесь мы вступаем на поле психоанализа. Суть в том, что вы могли вытеснить из сознания все травмирующие явления и неприятные события, связанные с сыном. А писательство— это сложный процесс, который задействует различные отделы мозга. То есть, мы сможем дефрагментизировать неприятные события, а затем осознать их. Это осознание поможет нам посмотреть на всю ситуацию сверху и понять ошибки, — Ща заметил, что Ольга начинает теряться.
—С теоретической частью почти все,— Ща улыбнулся, а Ольга кивнула и постаралась сконцентрироваться.
—Итак, давайте подведем итог: для чего Вы будете писать? Для того, чтобы осознать вытесненные неприятные воспоминания и проработать их. Как прорабатывать — зависит от воспоминаний, возможно, понадобится только осознание, возможно, обратимся к Гештальт терапии. Второй большой целью писательства будет позитивная персонификация,— Ща прервался, он впервые должен был произнести это.
—Вы должны постараться понять своего сына, который умер.
У Ольги забилось сердце, к горлу подкатил ком, но она кивнула, чтобы показать Ща, что готова к продолжительной борьбе.
(ПРИМЕЧАНИЕ ЕГОРА: Господи, СКОЛЬКО пафоса. Понять его, понять себя, понять бессознательное. Настолько много всего нужно понять, что никто так ничего и не понимает.)
—Жизнь вашего сына не должна быть прерванной. Вы должны написать о нем и о себе, чтобы Вы смогли жить дальше. Если коротко, вот наш план действий. Предлагаю Вам все обдумать и принять решение, подходил ли Вам моя терапия,— Ща ласково улыбнулся и и привстал, чтобы проводить Ольгу в Холл.
Часть 2. Дорога на океан.
Из телеграмм канала Egorik51:
«ПОСМОТРЕЛ ДОСТУЧАТЬСЯ ДО НЕБЕС. РЕБЯТА, ЭТО ЕБАНОЕ ГЕНИАЛЬНОЕ ДЕРЬМО. Ору в своей сраной однушке. Лучше, чем сегодня мне уже не будет. А если честно— жить невозможно. Собираюсь копслеить Мартина и реализовать русский достучаться до небес, но у меня будет круче. Валю во Владивосток. Там океан. Побудьте со мной.»
ВНИМАНИЕ, ПОЕЗД МОСКВА—ВЛАДИВОСТОК ПРИБЫВАЕТ К 12-ОЙ ПЛАТФОРМЕ, ПРАВАЯ СТОРОНА,— на вокзале раздался голос диктора, и началась суета: родители похватали детей за руки, а отцы спешно покатили чемоданчики на колесиках. Ольга сжала руками лямки рюкзака и направилась в конец вокзала.
На перроне Ольга показала билет проводнице и зашла в поезд. Она заняла третье по ходу движения купе место. В нем уже была семья: мужчина, завтракавший кофе, довольно симпатичная женщина, свайпавшая ленту соцсетей и маленькая девочка, еще совсем не проснувшаяся.
Ольга тихо, чтобы не разбудить девочку, поздоровалась, и мужчина тут же вежливо предложил помочь с багажом. Жена неодобрительно покосилась на мужа.
Ольга забралась на верхнюю полку и предпочла остаться наедине со своими мыслями, их было много. Вспоминались сеансы психотерапии. Вспоминался Егор… А еще она думала о том, что как же больно прожить 40 лет в неведении и только сейчас осознать свою глупость, как больно только в 40 понять простую истину, что можно говорить — больше, быть — искреннее, любить— ярче. А еще она думала, в каком купе ехал ее сын, что он чувствовал и что видел. А еще… А еще… А еще…
Она распутала наушники, вставила в раковины, включила Боба Дилана «Knocking on Heaven's Door» и открыла телеграмм.
Из телеграмм канала Egorik51:
«Москва — потрясающая. Я не верю, что здесь можно умирать. Это город для жизни. Даже если ты откинешься от инсульта между лубянкой и охотным рядом, люди плавно подхватят тебя, вынесут из метро твое тело, притащат тебя на работу, где ты еще до обеда проработаешь. И никто не заметит, только босс, после обеда явившийся на работу, сделает замечание, по поводу того, что ты сидишь обездвиженный с закрытыми глазами:
—Что, тяжёлая ночка была?
Короче говоря, Москва — не место для самоубийства, поэтому едем дальше»
А за стеклом были видны рельсы, поезда, реки, озера, города, деревья, покосившиеся стальные заборы, линии электропередач, заброшенные дома, лагеря, люди, целый мир, целый русский мир.
Ощущения, которые испытывала Ольга, были схожи с тем, когда смотришь телепередачи на первом канале и россии-1: имперскость зашкаливает. Трое суток ты едешь, целую неделю едешь, а все в той же стране. Люди так же говорят по русски, по русски пьют, по русски ругаются, по русски шутят. По сути, ты там же. Ты семь дней в пути, а все там же.
Из телеграмм канала Egorik51:
«А Я ВСТРЕТИЛ РОКОВУЮ ЖЕНЩИНУ.
Вышел из поезда на остановке в Перми. Там стояла мороженщица в синем фартуке. Захотелось лизнуть. Состоялся диалог:
—Морррроженное?— прокартавила богиня.
—Ррр, ответил я,— серьезно, я даже не понимаю, как это случилось, но это все, что пришло мне в голову.
Она хмуро посмотрела на меня. Взгляд чем то напомнил взгляд Достоевского, в той картине, когда он сидит сложа руки и смотрит в пустоту. Так сказать, ждет, пока его межклеточная жидкость накопит ошибки и он состарится. Только она ждала пока я куплю мороженное и свалю.
—Это все, что вы можете мне предложить?— По идиотски улыбаясь, спросил я.
—Есть пломбиры фисташковые, клубничные, шоколадные,— она принялась разглядывать ассортимент, приняв деловой вид, как бы давая понять, что она исключительностью в формальных отношениях может находиться со мной.
Закончилось все вот чем: Я ВЗЯЛ ФИСТАШКОВЫЙ. И сделал вывод: если вы не картавите в перми, вероятно, вы не женщина, или, по крайней мере, не красивая женщина, и, вероятно, вы не из перми.»
Ольга вышла из поезда. Она повернула голову налево и направо, пытаясь разглядеть девушку в синем фартуке. Кажется, ее не было. Остановка была всего несколько минут, и Ольги стало беспокойно, что она так и не увидит ту девушку, о которой писал Егор. Справа от себя она увидела Японцев, которые колонной выстроились перед гидом и внимательно смотрели на таблички, которые тот поднимает— чрезвычайно дисциплинированные люди.
Внутренний голос крикнул: не отвлекайся. Ольга быстро прошла пару вагонов и увидела девушку в синем фартуке, которая давала мальчику рожок. Ольга пробежала еще несколько вагонов и оказалась перед мороженщицей.
—Я хочу купить мороженное, — Ольга с волнением смотрела на девушку. Она подумала, что слова ее прозвучали слишком странно, слишком целенаправленно и беспокойно.
—Какое Вам?— Казалось, девушка не обратила на это внимания.
—Фисташковое,— голос Ольги дрогнул.
—Пожалуйста, — девушка в фартуке мило улыбнулась.
—Спасибо,— Ольга постаралась вложить в это спасибо всю теплоту, которую она сейчас испытывала. Ей было так важно увидите ее, кого то, кто видел ее сына в последний раз.
(ПРИМЕЧАНИЕ ЕГОРА: А мне вот она «пожалуйста» не говорила. Лезбиянка, навеерное. А вообще, ты слишком драматизируешь. Ну, вот скажи, когда бы ты еще побывала в Перми, когда бы еще отправилась в трип по россии, побывала на берегу Тихого океана? Во всем надо искать плюсы.)
Поезд приезжал во Владивосток. Последние минуты — самые долгие. Наверное, потому что самые ожидаемые. По плану у Ольги была беглая прогулка по городу, по тем местам, где останавливался Егор, затем ночевка, а утром она отправится к Тихому океану.
Ближе к вечеру появилась усталость в мышцах: в этом городе ты либо идешь в гору, либо спускаешься с горы. Ольга поднималась по бесконечным лесенкам, наблюдала разноуровневые входы в подъезды. Действительно, необычно, выходишь в подъезд— а там третий этаж.
Находившись по Владивостоку, потирая глаза от усталости и аккуратно смахивая слезы с глаз— Воистину, это город ветров— Ольга отправилась в капсульную гостиницу.
Владиковчане подсмотрели эту идею у японцев. Белое и невысокое шумоизоляционное помещение дает возможность почувствовать себя космонавтом. Чтобы попасть, нужно выдвинуть лесенку, забраться на нужный этаж, и ползком влезть в капсулу.
(ПРИМЕЧАНИЕ ЕГОРА: Отрубаешься намертво, да? И сны космические, и просыпаешься — как будто в космосе. Потом ползком открываешь капсулу, а там — снова Земля)
Утром и в полдень Ольга пыталась арендовать машину, поэтому до Находки добралась только вечером. Она хлопнула дверью лэнд крузера прадо, вздохнула и стала спускаться по склону к берегу.
Справа виднелся каменный девятиметровый маяк. Вдали горели неподвижные точки—корабли. Рокотом шумели волны. Глаза слезились то ли от ветра, то ли от нахлынувших воспоминаний о сыне.
Ольга закрыла глаза.
Сколько она пыталась писать, дефрагментировать, позитивно персонифицировать — ничего не вспоминалась. Она помнила своего сына таким, каким помнила всегда. Что он был веселым, что любил курить, любил грустить, и…
И все. И больше ничего не вспоминалось. Где она жизнь? Может, сейчас что-то вспомнится? Сейчас тот самый сеанс психотерапии, когда жизнь не будет воспоминанием и потерей. Когда она не будет бременем.
Ольга открыла глаза.
Нет. Ничего нет. Хотелось бы написать про озарение, про новую жизнь, про надежду, но я не написала.
Я обернулась спиной к Океану, и стала подниматься по склону. Сначала шаг, затем еще один. Еще. Еще. И тут я поскользнулась, гладкая подошва босоножки не удержала меня, и я упала коленной чашечкой на острый камень.
Раздался хруст, от боли я вскрикнула и покатилась вниз. Перекатываясь, я ударилась головой и опасно приземлилась на шею.
И больше держаться я не могла: я стала рыдать, брать песок, есть песок, не зная, зачем, стала тереть голову руками, кричать, выть.
И когда успокоилась, я посмотрела на океан. Он безмятежно был. Он. Был.
(ПРИМЕЧАНИЕ ЕГОРА: КОНЕЦ.)
