50 – очень неожиданная цифра. Ну, для меня. Наверное, это потому, что я, выйдя на пенсию, серьезно вернулся к бардовской публицистике, а ведь начинали мы заниматься этим вместе с совсем еще юным тогда Гришей. Две точки времени наложились одна на другую, а Данскому уже 50. Трудно осознать.
Впрочем, в этом тексте я собирался говорить о другом. Тогда, в середине 90-х для очень многих, если не почти для всех Гриша выглядел этаким юным разрушителем всех традиций, какие только подворачивались под ему под руку. Причем и возразить-то что-либо было трудно – настолько очевидный и мощный талант явил бардовскому миру этот неожиданный автор. Он играл не так, как все, пел не так, выступал не так и писал не так и не о том. Но все это делал настолько здорово, что отказаться от такого автора, сказать громко – он не наш никто, слава Богу, не смог и не посмел. А вот моя команда информационного проекта, и слушатели нашей программы уже тогда знали, что Данской куда более последовательный хранитель традиций, чем очень многие. Гриша тогда делал в передаче рубрику «Классическая пора», и его еженедельные рассказы о классиках авторской песни были глубокими, очень информативными и реально сделанными с любовью. Это, кстати, Гришу выгодно выделяет среди очень многих авторов, бросившихся рвать авторскую песню на течения, направления, жанры и всяческие измы. Гриша, в отличие от многих этих революционеров замечательно знал историю нашей культуры, любил ее и даже преподавал в нескольких иностранных университетах.
Никогда он не становился ни в какую оппозицию к официальной бардовской культуре. Сам не становился. Другое дело, что тогдашние теоретики и критики изо всех сил пытались засунуть его в какое-то совершенно отдельное песенное направление, и лучше в какое-то такое, чтобы бардовской песней там и не пахло. Именно тогда появился термин Бард-Рок, например. Никто так и не рассказал, чем это отличается от классической авторской песни, и почему, например, авторы Первого круга – барды, а, скажем, Данской или Жуков – бард-рокеры. А ведь вошел в авторскую песню Гриша с такой программой, какая сейчас бы уже вовсе не выглядела бы какой-то протестной. Да она и тогда не выглядела протестной. «Любовь к философии», «Ангелы на шариках», «Моцарт-Минор» - да, звучало это непривычно, но чтобы разрушать привычную эстетику авторской песни!..
И все же Гриша начал менять мир авторской песни сразу же и именно песнями. Я бы сказал, что это связано с очень яркой индивидуальностью, и авторской и даже человеческой. Те, кто поглупее, просто не могли себе представить, что бард может петь, писать и даже выглядеть еще и так. Те, кто поумнее и поталантливее увидели новый язык и новые возможности. Данскому же сразу стали подражать. Сначала не слишком удачно, потом все увереннее. Самые талантливые учились быть самими собой у него, не подражая и не повторяя.
Когда я писал о юбилее Витакова, я, может не слишком удачно выразился, что Леша не песнями меняет мир. Это не точно. Все авторы хоть чуть-чуть, а мир меняют песнями. А уж Витаков-то меняет так, как мало кому мало покажется. Точнее было бы сказать, что Витаков не выглядел в своем песенном творчестве так радикально не таким, как все. Леша набирал авторской крутизны постепенно, сейчас он – один из самых интересных и профессиональных наших авторов, пример для очень многих. Разница с Данским в том, что тому, кажется, повезло родиться сразу каким-то иным. Я никогда не пытался влезть в авторскую кухню этих любимых мною авторов, но со стороны кажется, что Данскому легко дается все, что остальным стоит серьезного труда. Скорее всего, это – не правда. Но выглядит это так. Если не всматриваться.
И вот что особенно интересно, на мой взгляд, в развитии творчества Григория Данского – он ведь к своим пятидесяти прошел полный круг. Ну, или как любят уточнять буквоеды – прошел по спирали, вернувшись в ту же точку на новом уровне. Сегодня Данской играет такую классическую авторскую песню, какую не все классики в состоянии потянуть. Ну кто, скажите, сейчас из самых известных наших авторов может выйти с программой туристской альпинистской песни? Может быть это Визбор делал последним? Я впервые слышал эту программу (еще не законченную, да она, наверное, никогда и не будет законченной) на площадке КварТиры на Грушинке, и не столько смотрел на самого поющего Гришу, сколько на Капгера, пришедшего это послушать. Мне точно не найти слов, чтобы описать всю гамму эмоций, которую я тогда сумел случайно увидеть. Это что-то очень близкое к настоящему счастью. Человек слушал то, в само существование чего он уже не смел верить долгие годы, и безнадежно продолжал об этом мечтать. Это же не подделаешь.
Но ведь к этому нужно было прийти. Круг ли, спираль ли, еще какая геометрическая замкнутая фигура – это же не просто так, это – целая жизнь. Это постоянный поиск и постоянные открытия. От чего-то приходилось отказываться, что-то приходилось бросать, о чем-то, наверное, до слез жалеть, но не возвращаться к брошенному. Кто сейчас скажет, был ли тупиком 5-й корпус? Нет, наверное, не был. Огромное море зажигательных, смешных до слез, ехидных и хулиганских песен было написано и спето именно в этой команде. Многие и по сей день считают, что это – лучшее, что понаписал Данской. Я так не считаю, но тоже не готов забывать этот зажигательный и даже танцевальный этап в жизни автора.
Так и тянет эту тему продолжить до бесконечности. Виолончелистка, Римейка, Капитанская дочка – это же из головы не вытряхнешь, да и не нужно, это – прекрасные песни, но Гриша с какого-то момента перестал это петь в каждом концерте. Перестал петь именно то, чего от него больше всего и ждали. Если не ошибаюсь – это второй такой случай в истории нашей песни. Первым не просто стал отказываться петь старые песни, а вообще перестал выступать Окуджава. На несколько лет. Чтобы не повторяться, чтобы не петь на потребу. Данской – не революционер, я уже говорил. Он выступать не перестал, но вот программу стал формировать так, чтобы люди на него приходили не кайфануть, а именно за тем, зачем и необходимо ходить на концерты авторской песни – чтобы быть сотворцом, чтобы расти и развиваться, чтобы, блин, умнеть и становиться лучше.
Сначала появилась весьма не простая программа с Ксенией Полтевой. Те, кто привык к Данскому в самом начале нулевых, кто готов был бегать с площадки на площадку весь Грушинский за 5-м корпусом возненавидели Полтеву. Им казалось, она испортила Данского. А Гриша искал другой язык, другие темы, другую реализацию. Гриша, а не Ксения. Она помогала, как верная подруга изо всех сил, и частенько жертвовала своими интересами, между прочим.
А потом начал писаться моноспектакль по Лескову. Я помню первые песни этого цикла и помню удивленные лица зрителей, не получивших того, зачем пришли. Где Виолончелистка? Где Компросс-дрим, где, в конце концов, Dead Moroz, известный наизусть любому панку? Где все? Кому нужен этот бесконечный акапельный Атаман Платов? Многие бы сломались, между прочим. Данской не ломается в принципе. Я, конечно, и с юности знал, что Гриша – парень упертый, но чтобы до такой степени – это было неожиданно.
Тогда же вышло интересное интервью, взятое у Гриши пермским музыкантом и журналистом Димой Михеенко о неразвлекательном искусстве. Я тогда едва не сразу же перепечатал его у себя, но у меня в те поры не было еще ни канала Бард-Дзен, ни выходов на Бард-Радио, ни подкаста своего. Не особо выстрелило. Но вот принципы творчества у Данского оказались более чем продуманными и сформулированными. И, что особенно важно, удивительно близкими мне. Неожиданно близкими.
Я, пожалуй, в этом месте поставлю какую-нибудь песню из моноспектакля о Левше, и очень рекомендую не пожалеть полутора часов и посмотреть, и послушать этот спектакль. Это просто грандиозная работа. А исполняется целиком она, увы, не часто. Концертное исполнение доступно. Гриша часто поет это как концертный цикл, но сам спектакль – это едва не единственная пока академическая запись. Впрочем, в формате видео, а не просто ссылки я тоже не рискну поставить его в статью. Послушайте одну оттуда песню.
И давайте к сегодняшней точке прохождения полного круга или спирали. Я начал говорить об этой теме с песни о Голубом озере. Это такая песня, которую по стилю можно было бы и Визбору приписать. Ну, с некоторыми натяжками, все же сам поэтический язык Данского – это не поэтический язык Визбора. Гриша – филолог, его тексты структурно сложнее и метафоричнее, хотя попытка написать совершенно классическую альпинистскую или туристскую песню здесь очевидна. Но горный цикл Григория Данского большой. В прошлом сентябре в нашем Бард-Кафе он пел этот цикл около часа уже. Да, он весь пропитан любовью даже не к горам, хотя этого там хоть отбавляй, а именно к какому-то творческому переосмыслению человека в природе и, наоборот, природы в человеке.
Формально, действительно, начав свой путь в авторской песне с каких-то почти рок-баллад, Гриша к пятидесяти пришел к глубочайшему пониманию и принятию корней самой нашей песенной культуры. Но если бы это и было результатом его творчества, это не был бы Данской. Гриша в некоторых песнях этого цикла поставил такую планку философского обобщения, такой уровень многомерности образов, что супертрадиционный бардовский жанр про горы, костры и походы переполнился темами вечности, Бога и великого космоса, чего раньше в такой песне не водилось. Песня «Бабочка 4044» - это куда больше туристской песни. Это уже совсем неожиданный взгляд на мироздание как таковое, на его законы, трагедии и бесконечную цикличность бытия. Хотя сюжет в ней очень альпинистский. Очень понятный и простой. Но какая же это великая, буквально космическая простота!
Знаете, буквально три-четыре дня назад Дзен отменил хэштэги. С одной стороны, это освободило меня от метаний и сомнений, сопровождать ли этот текст тэгом #великие барды, а с другой заставляет хотя бы в самом тексте употребить его. Понимаю, многие не согласятся, что Данской – великий. Да, ему полтинник, но для большинства бардовских авторитетов он по-прежнему молодой автор. Чем дольше пишется история нашей культуры, тем труднее выйти из этой странной категории – молодой автор, а величие признается после смерти. Это – не справедливо и немного глупо. Данской, говоря серьезно, вообще никогда не был молодым автором. На каждом из этапов своего творчества он показывал совершенно зрелое и очень профессиональное творчество. Это не свойственно молодым авторам. Молодым авторам свойственно учиться у старших, расти над собой и стремиться чего-то там достичь. Эти «молодые» задачи смешно рассматривать по отношению к Данскому. Он им никогда не следовал, и теперь уже точно следовать не будет. Он изначально настолько самостоятелен и даже самодостаточен, что даже говорить об этом как-то странно.
При этом, судя по тому, как он жил и творил первые 50 лет, можно с уверенностью сказать – а вот развиваться и продолжать какие-то поиски в творчестве он будет непременно. Вот только направление этих поисков будет определять для себя он сам. Как, собственно, он и делал всегда. И никто ему тут не советчик. Я так и гадать даже не стану, куда еще вывезет его нелегкая творческая судьба, я буду доволен любым в этом деле виражом. Поэтому можно заканчивать этот текст. Заканчивать традиционно – поздравлениями. И даже в этом можно не оригинальничать. Знаете дурацкую формулу, принятую у людей, не умеющих сочинять поздравления – «оставайся таким же…» Здесь это более чем уместно. Оставаться таким же для Данского – это все время искать и все время меняться – прекрасное качество. Да и с ощущением возраста у Гриши, как мне кажется, все более чем благополучно. Ну кто ему навскидку 50 сможет дать? Это же слепым нужно просто быть! Или глухим! Или с глухонемым сердцем.
Так что, оставайся, Гриша таким.