Будучи недавно в Москве депутатом от Минскаго Губернатора на антропологической выставке, я познакомился с 75 летним старцем, купцом Андреем Гавриловичем Комовым. Узнав, что я долго жил в Уфе, Комов разговорился со мною о покойном преосвященном Михаиле, показал мне его три письма, портрет в миниатюре и икону; между прочим передал мне вот какой интересный разсказ о преосвященном Михаиле, который привожу буквально слово в слово.
„Дед мой, отец и я имели свой дом в приходе Тихона чудотворца, на Арбатской площади, Никитскаго
— 401 —
Сорока. Отец мой был богомолен, не пропускал ни одной церковной службы, любил петь и читать на клиросе и меня тому же научил. В это время к нашему приходскому священнику приезжал в вакантное время студент духовной академии Матвей Добров, котораго наши прихожане прозвали, за его необыкновенное искуство, кто звонарем Добровым, а кто студентом—звонарем. „Слышите, бывало говорят, это студент звонит". И подлинно, Добров был мастер дела: колоколов у нас было довольно и он их подобрал под тоны — что любо дорого было слышать, да и не просто же он и звонил, а как на музыке играл и выходило у него — Господи помилуй; Достойно есть; От юности моея и разныя молитвы. Об искустве студента-звонаря чай узнали чуть не пол Москвы, а наши прихожане очень любили Доброва; кроме звона он мастер был в пении и чтении. Покойный родитель часто зазывал к себе в гости Доброва и очень любил его беседу, умную и откровенную. Добров был умен, начитан, обладал даром слова, но был робок и застенчив, избегал общества, потому что стеснялся, не любил развлечений и раз когда ему покойный родитель подарил билет в театр, то он отказался и пошел, как всегда делал, когда не было церковной службы, на колокольню смотреть на матушку Москву — златоглавую. Добров был умерен в пище, вина никакого не пил, табаку не терпел: „быть тебе Матвеюшка монахом", говаривал родитель. Я, девятилетний мальчик, пристрастился к Доброву и Добров ко мне тоже и мы были неразлучны: он меня лелеял и потешал всячески; вырезывал из бумаги разныя разности, устраивал огромные змеи с трещетками, к досаде нашего добраго немца квартальнаго надзирателя; мы вместе рыбу удили, ходили на клирос и на колоколь-
— 402 —
ню. „Если я, Андрюша, в Академии острамлюсь, пойду непременно в звонари на Иван великий", говорил Добров. „Нет, говорю, тятенька не то думает, он, говорит, что ты архиерей будешь, ты очень ученый, по гречески, по латине много наук знаешь". Но вот Добров перестал ездить в Москву, в нашем доме о нем часто поминали, поминали и прихожане, а церковный староста, охотник до колокольнаго звона, не раз журил пономаря и сторожа, что они в подметки не годятся Доброву, весь звон испортили; при Доброве даже из чужих приходов в нашу церковь приходили и церкви прибыток был....
Раз приходит к родителю наш священник и приносит письмо от Доброва; он кончил курс магистром и поступает в монахи. После того прошло много лет, из мальчика я уже обратился в женатаго, семейнаго, а о Доброве не было слухов, наш приходский священник, у котораго жил Добров, умер. Летом 1831 г. Москва заговорила о появившейся еще далеко, на кавказе кажется, губительной болезни холере; газетные толки навели панику на Москвичей. В это самое время в великом страхе иду я с Арбатской площади на Знаменку к приятелю почитать Московския ведомости, как встречаю на улице нашего приходскаго священника, который сказал, что завтра в 9 часов утра нашу церковь посетит, проездом из Петербурга в Уфу, недавно посвященный Оренбургский Епископ Михаил. Сердце мое во мне так, и „екнуло" и точно как мне кто в уши шепчет, что это мой старый друг Добров, наш Тихонский звонарь. Утром, несмотря на будни, в церковь набралось народа немало, а я стал у крыльца, чтобы прежде всех выглядеть архиерея. Подъехал в дорожном экипаже, начался звон, на паперть вышли священник с дьяконом в
— 403 —
ризах, вышел из экипажа архиерей, но прежде чем подойти к кресту, взглянул на церковь, взглянул на колокольню — и улыбнулся. После торжественной встречи, приложившись к иконам, преосвященный вышел из алтаря и, поклонясь на все стороны сам народу, благословил народ. Сошед с амвона, преосвященный обратился к священнику и народу с вопросом: есть ли кто здесь из старых прихожан, например купец Комов, или те вообще, кто помнит студента-звонаря; я подошел к преосвященному с женой и дочерью, и сказав кто я, представил ему мою семью. „Андрей Гаврилович, Анисья Яковлевна, я ваш гость", сказал преосвященный, „едемте Андрей Гаврилович со мной вместе, но прежде зайдем вот к батюшке, просит". Побыв несколько минут у священника, я сел в экипаж к преосвященному, опять пошел трезвон, мы поехали. „А что, Андрей Гаврилович, или лучше мой старый друг Андрюша, начал преосвященный: помнишь, как мы с тобою трезвонили, а теперь уже мне трезвонят, вспомнишь старое — и делается смешно. Я нарочно сюда приехал, хотел, чтобы, после посвящения моего во епископа, первая отдала мне честь Тихоновская, а не какая другая колокольня.... А что, Андрюша, чай не думал, не гадал принимать у себя в доме Доброва за архиерея". Преосвященный Михаил побыл у меня с час. Дети не отходили от него и он с ними шутил, ну как есть прежний Добров. „Бог тебя благословил семьей", сказал преосвященный (у меня было четверо малюток, три дочери и сын тоже Андрей, который через год умер); „смотри же, если родится сын, назови или Матвеем или Михаилом, а меня запиши восприемником, а теперь прощай, пиши в Уфу и я буду писать. Преосвященный уехал, и мы долго не могли забыть о нем, а
— 404 —
дети все спрашивали, когда он опять приедет. Бог дал мне сына Михаила и я записал преосвященнаго восприемником. Иногда я писал к нему в Уфу, когда он был на епархии и потом, жил на покое в Уфимском Успенском монастыре и он всегда отвечал на мои письма. О смерти преосвященнаго Михаила я узнал, будучи в Нижнем на ярмарке, от Уфимских купцев. Возвратясь в Москву, я нарочно поехал в Тихоновскую церковь и отслужил панихиду; я уже не был здешним прихожанином, а продав дом, переселился на Замоскворечье".
Комов кончил разсказ укором мне, что я столько лет живя в Уфе и имея доступ в архивы, не позаботился о биографии преосвященнаго Михаила; „а теперь, батюшка, поздно, из вашей Польши руку не протянете". Да, признаюсь, мне самому стало стыдно: Комов прав — стыдно и теперь!
Когда я дописывал эту статью, чтобы послать в Уфимския ведомости, вдруг мне попадается газета: „Михаил Андреевич Комов извещает о кончине родителя Московскаго купца Андрея Гавриловича Комова, последовавшей 8 Июня".
Р. Игнатьев, Редактор „Минских Губернских Ведомостей".
![Руф Гаврилович Игнатьев. Портрет Р.Г. Игнатьева, фрагмент карандашного рисунка, сделанного примерно в 1960-е гг. с фотографии одним из художников-
оформителей (возможно, Пономарёвым) в совр. Национальном музее РБ
(сведения В.Н. Макаровой). [Игнатьев Р.Г. И 26 Собрание сочинений (уфимский и оренбургский период) / составитель М.И. Роднов. Т. X: Переписка, неопубликованные
сочинения, работы разных лет. Уфа [Электронный ресурс], 2020. 265 с.]](https://avatars.dzeninfra.ru/get-zen_doc/3690562/pub_612bb46bb97d200b6c78a582_612bc291cdccfc2f31dc67fd/scale_1200)
(Уфим. Губ. Вед. 1879 г. № 30).
[Уфимские епархиальные ведомости, 1879, № 12, 15 августа]
Подписаться на канал Математика и программирование
Подписаться на канал Новости из царской России
Оглавление статей канала "Новости из царской России"
YouTube "Новости из царской России"