- Скал слепящий оскал.
- Сроки мне отодвинь,
- Я свое не сказал…
Снова убегаю. От черноты жизни в свою юность. Ястребиное озеро и скалы. Я и там отметился. Визбор, Высоцкий и я, примкнувший к ним.
Поездом до Хиитолы, потом пешком. С большими рюкзаками, набитыми всякой всячиной. Самый здоровый из нас был без рюкзака. Зато тащил огромную палатку. Одну на всех.
Пришли. Широкая вода. Лес на нашем берегу. Слева и справа – болотины. Вроде бы, точно не помню. Напротив нас, через озеро – скалы. Я, уже крутой рыбак, сделал себе какую-то удочку, забросил ее, но ничего не поймал. Потом мне кто-то рассказал, в чем было дело. Было красивое рыбное озеро. Но оно понравилось Рыбразводу. Он вытравил в озере все, что там было, и запустил туда сига. Потом туда пришел местный мужичок, и узнал за это дело. Ему не надо было сига, он привык к местной рыбе. И стал ловить в окрестных ламбушках (тоже озера) местного окушка, и в ведерке таскать его на Ястребиное. А окунь, ну, очень любил сиговую икру. И понемногу расправился с сигом. Потом утки принесли туда на лапках икру других рыб, и стало все, как всегда. Во веки веков. Возможно, это только легенда, зато красиво. А я попал туда в разгар борьбы окуня с сигом, поэтому ничего и не поймал.
Потом, когда мы справились с устройством лагеря, пришли к скалам. И, после того, как нам вкратце было объяснено, зачем мы вообще здесь, старшой сказал:
- А теперь выбирайте себе того, с кем вы будете в связке.
Мы с ней сразу выбрали друг друга. Возможно, я такой влюбчивый, не знаю. Но как же я тогда потом нашел свою единственную, и прожил с ней почти все свою жизнь? Сорок один год. Не знаю.
Октябрь того года радовал нас своей красотой. Бледная вода, синее небо и ее голубые глаза. Кого я еще мог выбрать?
Явный маршрут. Попытаюсь дать его прохождение. Справа, внизу фотографии начинается камин – очень широкая щель. Упираться руками и ногами в стены камина, и, перебирая ими, идти до самого его верха. Там – большой обломок, а слева от камина, на закругленной скале, зацепка для левой ноги. Держась за этот обломок попытаться силой выйти наверх и встать ногой на эту зацепку. Выпрямиться, и перейти на пологую полку, которая идет от камина наверх. Пройти по полке. Останется только большой камень. Там я вижу трещину для ноги и несколько трещин для рук. Если там не ухватиться, суньте в трещину руку, и сожмите ее в кулак. Его там заклинит, и вы выйдете наверх на кулаке. Финиш.
Связка для скалолазания – это двое. Один идет по маршруту, другой, сверху, его страхует. Делается это так. На мне – обвязка из репшнура, к ней прищелкнута на карабине основная веревка. Ее конец у той, которая стоит наверху. Надо эту веревку обнести вокруг сосны, и взять уже две веревки в обе руки сразу. Ладонями к себе. Потом, не выпуская из ладоней, перебирать веревки руками так, чтобы выбрать слабину. Я ведь уже иду наверх, и натяжение ослабевает.
Допустим, я сорвался. Сжать обе веревки руками!!! Даже слабые женские руки создадут такое трение между веревками, что эта страховка выдержит динамический удар при падении человека. Словно узел.
Потом, на другом маршруте, уже я страховал ее. Держал в своих руках ее хрупкую женскую жизнь. Удержал. Вы думаете, там нет никакого риска? Одного из наших не удержали на опасном маршруте, и он только успел оттолкнуться от скалы. И упал не на камни, а в озеро.
Мне там все удавалось, потому что я хорошо видел зацепки. Для рук, для ног. К тому же был очень тощим, и меня не отдирало от скалы. Прижимался к ней, как к родной матери, и шел вверх.
В лагере было все, как в любом полевом лагере. Еда и дрова. Но самым главным было орудие. Развлечение на вечер. Нас, таких ошалелых из-за очень больших камней, было там много. Университетские, корабелы, ЛЭТИ и прочие. У всех их был свой лагерь, и все они вечером заряжали свое орудие.
Бронзовая пушка, сантиметров 20 длиной. Порох, а в качестве снаряда, вроде бы, титановая стружка. Поджигали пороховую дорожку, и разбегались, кто куда. БАБАХ!!! Стружки, которые улетали в небо, загорались там и падали на нас зеленым салютом.
Но университетские бабахали тогда громче, чем мы. Поэтому мы в этот раз привезли новую пушку. Сантиметров 30, стальную. Для закрепления на чем-то у нее в казенной части был длинный шип. Мы вколотили ее в сухую сосну, как гвоздь. Снарядили, подожгли запал, и рассыпались по кустам.
Это было что-то. Одни оглохли, у других зазвенело в ушах. Университетские там, думаю, попрыгали в озеро. А пушки не было. Только растреснутая сосна. Потом мы нашли пушку. И она была в хлам раздута. Но зато мы победили.
Костер, гитара. Я не буду рассказывать об этом, потому что мне тогда было мучительно больно. Я ведь еще не умел играть на гитаре.
Палатка, ночь. Мы с ней лежали рядом в спальниках, и молча обнимались. Шептать было нельзя, ведь все другие услышали бы.
В институте нам на все это дело дали две недели. А мы остались еще. Невозможно было уйти от такой жизни. Уже продукты заканчивались. Уже у меня курево кончилось, и я набивал в трубку какие-то сухие листья. Пошли дожди, и палатка начала протекать. Девочка моя оказалась в сыром спальнике, и в луже. Тогда я отдал ей свой, еще сухой. Мне рядом с ней и в луже было приятно. А потом мы вернулись.
В институте все было просто. Нас простили, но я провалил три экзамена. И только после нескольких переэкзаменовок удержался там на единственной зацепке для руки. Потом пошла обычная вечная жизнь. Но было собрание нашего альпинистского клуба, на котором нам сказали, что в следующем сезоне мы едем на Кавказ. А у меня не было денег. И у родителей не было. Честная бедность. И я остался. А она там, на Кавказе, нашла себе другого.
- Милая моя,
- Солнышко лесное…
