Виктор Николаевич сидел и скучал. Поздней осенью многие склонны к грусти и меланхолии, но тут ситуация усугублялась тем, что сидеть и скучать приходилось на крыше. Крыша принадлежала одноэтажному домику, в котором жил сам Виктор Николаевич, но уюта это не добавляло. Тем более было уже холодно. Бледное северное солнце показывалось редко и ненадолго и совсем не грело.
На крышу дед забрался по самодельной приставной лестнице, чтобы поправить телевизионную антенну. Поправил. Но вот слезть оказалось сложнее. Старые галоши скользили по мокрому, местами подмерзшему шиферу. И, сделав несколько попыток, добраться до лестницы, он отчаялся и сел поближе к коньку в надежде на помощь. Рядом издевательски поскрипывал флюгер-петух.
- Дядя Витя! Эй! Дядя Витя! Вы дома? – раздалось откуда-то со двора.
- Эй! – крикнул Виктор Николаевич. – Э-э-э-эй! Помогите!
Вскоре показался соседский Лешка. Он изумленно задрал вверх давно нестриженную голову:
- Дядь Вить! А вы чего там? Гнездо свить решили? – Лешка хохотнул, сверкнув золотым зубом. – Или это… как его… Карлсоном заделались?
- Каким Карлсоном, бестолочь… - проворчал дед. – Слезть помоги.
Сосед проворно вскарабкался по лестнице вверх под самую крышу и подстраховал опасный спуск.
Уже стоя на земле, Виктор Николаевич спросил:
- Чего заходил-то, Алексей?
- Дядя Витя, там это… Чипка ваш… того… - сосед смотрел себе под ноги.
- Чего это – того? – обреченно уточнил Виктор Николаевич.
С Чипом постоянно происходило что-то из области «того». Это был здоровенный пушистый мордоворот какой-то таинственной тайской породы. С виду очень интеллигентный, светло-бежевый с коричневым хвостом, лапками и ушками. Ну, как лапками? Лапищами. Ну, как ушками? Прямыми свидетельствами прошлых и нынешних боевых заслуг, сплошь изорванными и украшавшими круглую, покрытую шрамами морду.
Чип защищал свою территорию от захватчиков с яростью саблезубого тигра, а собственностью он считал всю деревню. Гонял и драл соседских котов, пугал кур, разорял гнезда и терроризировал птичьи кормушки. Мышей заглатывал целиком. Любил только деда, а весь мир ненавидел. Во всяком случае, складывалось такое впечатление. Жалобы на кота поступали, как на школьного хулигана-двоечника – неиссякаемым потоком.
Но сейчас Лешка мялся, ковырял носком кроссовка землю и претензий предъявлять не торопился.
- Ну? – поторопил его Виктор Николаевич. – Так что наделал-то?
- Там… - неопределенно дернул шеей сосед. – На обочине. Под машину угодил.
- Так… так… - Дед неловко открыл щеколду на калитке и двинулся вслед за соседом, осторожно ступая. Под старыми галошами шуршала мерзлая трава.
На краю песчаной «бровки» у самой проезжей части действительно лежал Чип. Поломанное от удара тело еще не начало коченеть. Из уродливо распахнутой пасти торчали маленькие окровавленные клычки, когда-то ярко-голубые глаза поддернулись пленкой. Дальше Виктор Николаевич смотреть не стал. Стянул с себя куртку, набросил на кота и поднял тельце с земли. Весило оно, как будто меньше, чем обычно. Не глядя, кивнул Лешке, пробормотавшему «ну, это… соболезную…» и побрел к себе на участок.
Кота дед решил похоронить под огромной сосной на берегу озера. Обычно под этой самой сосной Чип терпеливо сидел в ожидании хозяина, который проверял или ставил сети. Виктор Николаевич завернул кота в махровое выцветшее полотенце и бережно уложил в коробку. Глаза слезились, на улице было ветрено. Захватил в сарае лом и лопату. Промерзшую землю пришлось долбить, поэтому похороны заняли много времени. Когда насыпной холмик был утрамбован, руки у Виктора Николаевича совсем окоченели в хлопчатобумажных рабочих перчатках. «Надо бы потом как-то пометить могилку», - подумал он. – «Табличку, что ли смастерить…».
Дома дед посмотрел на кошачьи миски, стоявшие у печки, но решил их пока не убирать. Он как-то внезапно устал. Бросил взгляд на кресло-качалку, в которой просидел столько вечеров перед телевизором с Чипом на коленях. Смотрел спортивные передачи и почесывал кота между ушами, а тот благодарно тарахтел «моторчиком» и не слишком благодарно выпускал время от времени когти.
Виктор Николаевич вздохнул и прошел на кухню. Достал из морозилки запотевшую бутылку водки, открыл чуть перекошенную стеклянную дверцу буфета и взял стопочку. Устроился за застеленным красно-белой клеенкой столом, опрокинул стопку, крякнул, откусил от бутерброда с «Докторской». И в это время со двора донеслось раздраженное «Мя-а-а-ау!» Дед прислушался. Кошачий вопль повторился, причем раздражения в нем прибавилось. Виктор Николаевич вышел в коридор и открыл дверь. На пороге стоял… Чип. При виде хозяина он ласково мурлыкнул, походя потерся о ноги и проскользнул внутрь. Виктор Николаевич выглянул на улицу. Больше во дворе никого не было. Что за чертовщина?
На позапрошлых выходных в гости приезжала внучка. И они вечером смотрели фильм. Не на кассете, как раньше. Сейчас вместо кассет были какие-то маленькие фитюльки, которые втыкались прямиком в видеомагнитофон. И на них умещался десяток фильмов. Так вот, этот конкретный фильм, «Кладбище домашних животных», Виктору Николаевичу категорически не понравился. Хотя, чтоб внучку не расстраивать, он сказал, что фильм очень даже ничего, и предложил выпить чаю с тортом. Верить в то, что Чип откопался и вернулся, как тот, киношный кот, не хотелось. Виктор Николаевич прошел на кухню. Кот сидел у мисок и вопросительно смотрел на него. Чистенький, вроде. Уши обкусанные, морда наглая, жрать хочет. Все, как обычно. Дед открыл пакетик с кошачьим кормом. Чип одобрительно мяукнул.
На следующий день пришел Леша и сообщил, что у соседей пропал абсолютно домашний кот такой же масти. Дескать, может, Чип еще вернется.
- Уже, - сказал дед.
- Что «уже»?
- Уже вернулся. Пусть зайдут, покажу, где их кот лежит.
На крыльце его ждали две придушенные синички. Чип гордо сидел рядом.
- Мда-а… - задумчиво протянул Виктор Николаевич. – Это что же получается? Я вчера два часа чужого кота хоронил?
Через пятнадцать минут должен был начаться спортивный выпуск новостей. Поэтому он поспешил в дом. Налил себе чаю и, усевшись в кресло-качалку, щелкнул пультом телевизора. Чип привычно запрыгнул на колени.