Кабинет отца сразу напротив входа. Увидев меня, папа встал из-за стола и улыбнулся.
- О, сын! Привет! Как дела? Что нового? Где был – чего видел?
- Привет пап, – ответил я.
Отец подошел, выуживая сигарету из мягкой коричневой пачки с надписью «Opal». Одет он бы в темно-синий костюм с синим галстуком, на лацкане пиджака – значок члена Союза журналистов СССР. Густая кудрявая седая шевелюра (как говорят в таких случаях – «соль и перец»), крупный горбатый грузинский нос, впалые щеки, умные проницательные глаза, тонкая полоска английских усов над волевым ртом.
- Ты из дома? Есть хочешь? Бутерброды?
- Не, спасибо.
- Тогда пойдем, что-то покажу.
Мы проследовали в один из классов с тремя рядами парт – прямо как в школе. Часть стены занимал стенд с изображением ядерного взрыва, под ним, на полке несколько войсковых дозиметров. А рядом с дозиметрами – открытый металлический ящик с пробирками, а также странный предмет цвета хаки, похожий на велосипедный насос, только короткий и толстый. И маленькие плоские бумажные коробочки с торчащими из них длинными стеклянными ампулам.
Отец чиркнули спичкой, прикурил сигарету. Взял насос, выудил ампулу, каким-то образом отломил торцом насоса кончик ее, вставил ампулу в насос с одной стороны, потом вставил с другой.
- Это ВПХР. Войсковой прибор химической разведки, - пояснил отец.
- А что это за ампулы?
- Это не ампулы. Это индикаторные трубки. Каждая - под определенный вид отравляющих веществ.
Папа надел на кончик ампулы дымящуюся сигарету. Сделал пять-шесть качаний насосом.
- Видишь наполнитель? – спросил он, - был белый – стал малиновый?
- Ух ты! Вижу!
- Это синильная кислота. Вот что есть в сигарете, помимо обычного никотина…
Такой хим-анализ все-таки не отвадил меня от курения впоследствии. Я дымил 22 года, и бросил только в 2014 году. 26 октября. В 23-00.
Затем мне отец показал еще пару-тройку наглядных пособий, что прибавились за время с моего последнего визита, а потом продемонстрировал новенький кинопроектор для 35-мм пленки. Огромный железный внушительный куб сине-зеленого цвета с красивым металлическим отливом. Холодный такой… Ну, почти, куб…
После экскурсии я все же захотел перекусить. Бутербродов с колбасой. Да-да. Колбаса в то время была.
Затем я решил отправиться до дому, и уже на выходе, в «прихожей» вдруг заметил, что в ряду членов Политбюро и кандидатов в члены, свысока на нас взирающих черно-бело, вместо одного из портретов – темный прямоугольник.
- А тут чего пусто? – спросил я.
- Здесь висел один – его исключили.
- А…Понятно…
- А вот этого, кстати, тоже исключили. Из кандидатов. Хотя, скорее – сам ушел, - отец указал на портрет белоголового мужчины, - Но я его не стал снимать, он-то, как раз хороший мужик. Борис Николаевич Ельцин его зовут.
***
Вы, наверное, спросите, наконец, долгожданное, любимое: «А был ли дефицит, дефицит-то был? А очереди? Очереди? Очереди?» Отвечу долгожданное: да. И очереди были, и дефицит. Платёжеспособный спрос превышал предложение, и в очередях стоять приходилось. И в овощном, и за хлебом. И за молоком. И за колбасой. И за детским питанием для сестренки Саши мы с отцом вставали рано и пешком топали в мороз и ветер по Копыловскому мосту в специальный магазин, потому что только там… Мне уже тогда было с чем сравнивать. Я вспоминал, как в конце 70-х годов нам в детском саду на полдник давали вкусные бутерброды с твердым сыром. А потом такой сыр исчез, даже из магазинов, оставался только невкусный плавленый (губа не дура – правда?). Помню, что в раннем детстве и конфет шоколадных было море, а потом, в 80-е, уже оставались одни дурацкие карамельки, о которых зубы поломать можно. А еще мне родители рассказывали, как меня маленького кормили черной икрой, а я ее выплевывал. Всем было очень смешно. В 83-м (я уже сам это помнил) в магазине «Океан» «выбросили» крабов – и после длинных очередей весь район этими крабами обжирался неделю. А потом помытые почищенные и покрытые лаком крабовые клешни в качестве сувениров в каждом четвертом серванте района стояли. Долгое (как нам казалось) время нас с сестрами кормили какими-то кашами, которые надоедали до умопомрачения, и если, например, я воротил нос, отец констатировал: «Значит, не голоден».
Помню, как взмутило перестроечную общественность заявление Людмилы Зыкиной, напечатанное в газете. Мол, «Чем вы недовольны? У всех полные холодильники!»
1988 год принес новое явление. Новое не для всех, а для меня и моих сверстников – талоны. Маленькие такие, блеклые, зеленоватые. Или голубоватые, точно не помню. Талоны на сахар. Талоны на водку. И на что-то еще. Правда, ненадолго – Перестройка еще не закончилась, а талоны были отменены. Водку я и мои сверстники, конечно же, не пили, но разговоры взрослых на эту тему слышали многократно.
И еще было дефицитное. Журнал «Burda Moden». Отец, как-то по большому блату выписал его и потом приходил с соответствующей периодичностью в отделение «Союзпечать» за очередным экземпляром. Из журнальных картинок появлялось представление о том, «как у них». Одежда, дома, интерьеры сады. Стены, плющом увитые… Эко… Стулья деревянные… Кашпо изящные… «Светильники» пластиковые, модерновые… Красиво, «с умом», по-дизайнерски. «Креативно» - такого слова еще не было. (Черт побери, чуть было «светильники» - через «я» не написал. «Святильники»).
С раннего детства я знал, что у меня в США живет двоюродная бабушка. Мамина родная тетя, сестра ее отца. Эмигрантка 2-й волны. Баба Женя. Мама с ней переписывалась с середины 60-х годов по самый финал 70-х, пока окончательно не испортились отношения между СССР и США. Я помню, прислала баба Женя мне когда-то забавного резинового диснеевского утенка, открытку с подмигивающим Санта-Клаусом и оленями, а также модную дорогую куртку "аляску", которую у меня чуть не украли в детском саду. Папаша одного из «одногруппников» хотел поживиться «иностранным», но мой отец «спалил» ворюгу, а поскольку он у меня был неробкого десятка – жулику досталось нехило.
1981-й год. Рейган уже в Белом доме. Холодная война становилась все холоднее и холоднее. Сначала посылки приходили распотрошенными: у бабушкиного подарка – то есть у какой-нибудь игрушки, предназначенной для меня – обязательно был вспорот живот, и вывалены все ватные или поролоновые внутренности (наркотики искали?), а потом письма и посылки вообще перестали доходить, что ее, что мамины. Связь восстановилась в 1985-м, с «появлением» Горбачева.
(Продолжение следует)
Предыдущий выпуск - здесь.