События 1922-1923 годов в Болгарии, постигшая некоторые подразделения Донского гундоровского георгиевского полка безработица и, как следствие, бескормица вынудили казаков искать новые страны, в которых можно было бы найти лучшие условия жизни. Самый первый выбор пал на Францию. Всё же эта страна была союзником России по закончившейся войне, и первое время, и в Турции, и в лагере Чилингир, и на греческом острове Лемнос казаки провели под патронажем французских военных. Не всегда они вспоминали об этом с особой теплотой, но во Францию поехали. Это событие было оформлено приказом по полку № 59 от 20 июня 1923 года: «При сём объявляю для сведения список воинским чинам отправленных в девятимесячный отпуск во Францию для подыскания работы».
В августе следующего, 1924 года во Францию были отправлены партии во главе с генералом Бородиным Сысоем Капитоновичем, полковниками Поповым, Усачёвым и Мишустовым. В Бельгию была отправлена группа полковника Зенцева.
Казаки этих первых групп получили не самую лучшую работу по добыче медной руды в глубоких шахтах Модевильских заводов. Горно-геологические условия были очень тяжёлыми. Спуск в шахту по наклонной галерее в 45 градусов на глубину 350 метров. Работа в тех местах, где уже были почти выбраны запасы полезного ископаемого. Ну и, конечно, тяжелейший труд в подземном забое. Но недели через три казаки приспособились и затем остались работать в шахтах даже после окончания первого контракта. К началу 1925 года они стали зарабатывать не менее 20 франков в день, что было намного больше по покупательной способности, чем заработок на угольных шахтах в покинутой ими Болгарии. Помещались казаки на Модевильских заводах в хорошем каменном доме, по несколько человек в комнатах. Каждому полагалась пружинная кровать с тюфяком, бельём и двумя одеялами. Казаки организовали котловое довольствие. Так было дешевле и проще. Кашевары при этом освобождались от работы и получали паёк, а также 200 франков в месяц.
В неизмеримо худших условиях оказались казаки, поступившие в том же 1924 году, на сельскохозяйственные работы к французским крестьянам. Здесь, при чрезвычайно низкой оплате труда, им пришлось работать от зари до зари. Причём казакам давали скудную, непривычную для русского человека еду, и жить порой приходилось в тех же помещениях, где содержался скот. Более месяца они на таких работах не оставались и уходили, нарушая контракт и рискуя быть высланными из страны.
Сразу же по прибытии во Францию, многие казаки стали изучать французский язык и стремились получить какое-либо распространённое в этой стране ремесло.
Во Франции гундоровцы в основном сосредоточились в городах Париж, Лион, Ромба, Кьютанже и в районе Бордо. В эмигрантской прессе об этом сообщалось так:«В районе «Бурже Дранси» работало около 60 русских, из них 20 казаков – на железной дороге под названием «Триаж». Работа – выгрузка и нагрузка вагонов товарами малой скорости. Платят 2-10 франков в час, но главное, дают работать сверхурочно и 4 и 8 часов, и, в общем, наши казаки вырабатывают от 350 до 450 франков за 15 дней. Квартира на одного стоит 25 франков в неделю, а на двоих – 35 франков в неделю с уборкой хозяина. Содержание – от 10 франков в день».
Кое-кому удавалось хорошо устроиться на работу в фермерских хозяйствах. Привычный труд и обстановка среди своих казаков сразу приободряла выходцев с Дона. Вот строки из письма казака-гундоровца из района Тулуза-Бордо: «Хотя денег ещё не нажили, но одеты, обуты и накормлены. Нервы от шума свистков и гудков оздоровели. Живём, как у себя дома. Отношение хозяев в большинстве прекрасное.
Долина реки Гароны до Пиренейских гор представляет слегка всхолмленную степь, похожую на наш юг. Покупная цена земли очень низкая. Климат тёплый, зимы почти не бывает. В районе Бордо – сплошные виноградники, ближе к Тулузе – поля хлебов.
Обычный тип фермы – 15-16 десятин. Возделываются озимые. Сеют кукурузу, картофель, свёклу, люцерну, клевер. Занимаются понемногу скотоводством, куроводством (так в тексте), садоводством и огородничеством. Дома, обыкновенно, имеют две комнаты с кухней. Печей наших нет. Зато есть очаг с прямой трубой, под которой разводится костёр».
Ну что поделаешь, камин был не по казачьему нутру. В этом письме была ещё и такая приписка: «Некоторые стали жить сегодняшним днём, оптимизма не имеют и стали устраиваться за границей».
В эмигрантском журнале «Казачий союз» за март 1926 года приведена сводка о жизни казаков во Франции: «В местах компактного проживания казаков были организованы курсы. Автомобильные, с теоретическим и практическим курсом, продолжительностью два месяца и платой 205 франков и курсы автомехаников с платой в 285 франков.
Курсы французского и английского языков, с занятиями три раза в неделю и платой 30 франков в месяц. А вот в Лионе казаки работали на сборке и ремонте железнодорожных вагонов. Плата была от 2 франков 50 су до 2 франков 80 су в час, то есть где-то 20-25 франков за рабочий день».
Таким образом, чтобы оплатить занятия на престижных автомобильных курсах, нужно было отдать заработок как минимум за половину месяца. Но тот, кто вовремя пошёл на водительские курсы, не прогадал.
Очень познавательны по своему содержанию выдержки из писем казаков, которые они отправляли в Болгарию: «С утра до вечера на машине работаю у Рено. В праздник работаю полдня или от обеда. Хочу сколотить монету и купить себе машину. Кое-кто из русских уже ездит на своих машинах. Работа, в общем, не тяжёлая, легче, чем на заводе или, не говоря уже о том, как у «братушек» в 1921-1923 годах в Болгарии. Летом, когда в Париже масса иностранцев, заработок лучше. Зимние месяцы иной раз за целый день выгоняешь несколько франков, или «франтей», как в шутку переделали русские».
«Очень много русских работает на автомобильных заводах Рено и Ситроен. Живут в Бианкур. Русских можно увидеть в праздник там в кабачках. Нередко сидит там компания из русских, марокканцев, негров и проституток. Сразу видно – русский, душа нараспашку. Обыкновенно за такой вечер пропивается недельный заработок, а пьют-то не с веселья. Среди нас, шофёров, есть и молодые, и старые, и рядовые, и генералы. Забавно иногда послушать разговоры где-нибудь в бистро или ресторанчике: «Никак нет, Ваше превосходительство!», «Так точно, Ваше превосходительство!» Хотя все в одинаковых костюмах».
Казачий поэт Келин, прошедший с гундоровцами весь начальный отрезок тяжкого пути эмиграции, вспоминал: «В столице Франции я встретил много друзей детства и несколько сослуживцев по Донской армии. Большинство ребят были водителями такси и, смеясь, говорили, что за эти годы настолько изучили закоулки Парижа, что в случае чего могли бы оккупировать французскую столицу в два счёта. И действительно, русская пресса во Франции писала, что чуть ли не половина всех шофёров в Париже – русские офицеры. Так что мы были нарасхват, и ежедневно кто-нибудь из приятелей старался показать нам хоть кусочек города».
Время от времени в казачьей среде разгорались споры по главной жизненной дилемме: возвращаться на Родину или нет. В январе 1926 года во втором номере эмигрантского журнала «Вестник казачьего союза» была помещена статья в качестве основы для этой невесёлой дискуссии:
«С хуторской или станичной колокольни видно не очень далеко, и зовущие могут добросовестно ошибаться. Тем, кто решается возвратиться, теперь не следует забывать, что ехать придётся не с гордо, по-казачьи, поднятой головой, а с головой опущенной, кающейся, просящей прощения. Что придётся покориться тому, с кем бились, сражались. Всё это поставит возвращающегося в обстановку очень несладкую. Не надо забывать, что массовых расстрелов нет, но одиночки нет-нет да и исчезают. Кое-кто знакомится с тюрьмой».
Приходили известия от станичников и о репрессиях в отношении тех, кто начинал с ними мыкаться по миру от Чилингира, Лемноса и Болгарии, а потом, всё-таки не вынес долгой разлуки с близкими и вернулся в родные края. В «Вестнике казачьего союза» за апрель 1928 года было опубликовано сообщение о том, что бывший член донского войскового круга от станицы Гундоровской Степан Михайлович Мазанкин осуждён по приговору окружного суда на 10 лет тюрьмы.
В письмах с Дона встречались такие условные фразы: «…а казак….. сейчас без хозяйства и стал на постой на казённой квартире».
Это означало одно – всё отобрали, а самого посадили в тюрьму.
Неведомыми путями в редакцию «Вестника казачьего союза» попадали сведения из донских станиц. Вот что писали о делах хлеборобов в покинутых станицах: «Надел в Гундоровской был 10 десятин в среднем, а в 1925 и 1926 годах засевали не более пяти десятин. Потому что всех, кто засевал больше и получал излишки, тут же зачисляли в кулаки и буквально душили налогами».
На разные работы во Франции приходилось отправляться казакам-гундоровцам. В 1927 году одна из групп поневоле познакомилась с местами, где в годы Первой мировой войны шли самые кровопролитные сражения, и где нужно было очистить окрестности от остатков смертоносного оружия. Порой это заканчивалось трагически:
«В группе полковника Духопельникова Г. Н., работающей на полях былых сражений около города Арраса во Франции, 15 марта 1927 года произошло несчастье. Хорунжий атаманского военного училища Григорьев Александр, найдя 6-дюймовую гранату, вздумал, несмотря на предупреждение, сбивать медную головку – раздался взрыв и хорунжий Григорьев был разнесён на мелкие куски. В это время сильно пострадал подходивший к нему рядовой гундоровского полка Хлебный Максим. Разбита голова, вытек один глаз, оторван палец на руке, и перебита правая нога».
В действительности, в силу незнания языка и простейших мер безопасности, несчастные случаи не были редкостью среди работающих казаков. То грузчик команду на железной дороге не услышал и угодил под вагон, а то ещё хуже – на металлургическом заводе казак упал в яму с горящим шлаком и помочь ему уже никто не успел.
По каждому произошедшему случаю помещались короткие некрологи, подобные этому:«Убит в автокатастрофе в Париже Беликов Глеб Никитич. Двадцати восьми лет. Уроженец станицы Гундоровской. Бывший студент Московского технического училища и юнкер Николаевского военного училища. Выпускник офицерских курсов при Атаманском училище».
К 1 июня 1928 года в списках Донского гундоровского георгиевского полка числились 284 офицера и 486 казаков. Две трети личного состава полка находилось в Болгарии и примерно одна треть – во Франции и Бельгии.
25 мая 1928 года исполнилось 10 лет со дня официального формирования полка и включения его в состав Донской армии, но смерть главнокомандующего генерала Врангеля и землетрясение в Болгарии вынудили гундоровцев отметить этот день только молитвой.
Гундоровцы, уехавшие во Францию, не забывали своих станичников, оставшихся в Болгарии, и присылали им приглашения на въезд, при этом описывали весьма в радужных красках условия жизни и работы во Франции.
Казаки в эмиграции получали так называемый нансеновский паспорт, который был назван так в честь верховного комиссара Лиги Наций, знаменитого полярника Фритьёфа Нансена. Бланк для заполнения исходных данных и получения визы для въезда во Францию можно было купить в каждом кафе, и там же, по образцу, писалось прошение на префекта департамента с просьбой выдать требуемые документы.
Если ставилась отметка «рэтур», то это давало право возвращения во Францию после вынужденного выезда. Стоило оформление подобной визы 57 франков 20 су, и действовал такой паспорт в течение одного года.
В 1928 году, 14 и 18 апреля, Болгарию постигло большое несчастье. Два последовательных землетрясения разрушили три города и шестьдесят сёл. Серьёзные последствия стихии испытали на себе ещё пять городов и свыше семидесяти сёл. В них жили и гундоровцы. Эта беда ускорила отъезд многих ранее колебавшихся казаков в другие страны, в первую очередь – во Францию.
«28 июня 1928 года в русском офицерском собрании генерал Абрамов собрал отъезжающих во Францию на сельхозработы чинов Донского корпуса во главе с командиром гундоровского полка генералом Коноводовым и пожелал им счастливого пути и хорошо устроиться на новом месте и не забывать своих родных частей, под знамёнами которых дрались и умирали их родные и близкие за освобождение Родины. С отъездом генерала Коноводова, оставшихся в Болгарии гундоровцев возглавляет полковник Духопельников. Командиром же гундоровского полка по-прежнему остаётся генерал Коноводов».
В августе 1928 года было сообщено, что во Францию прибыли для проживания: «…казаки и казачки станицы Гундоровской Гайдуков Г. Н., Шевырёв Н. Ф., Герасимов Н. Я. с женой Анной и дочерьми Ниной и Надеждой, генерал Коноводов И. Н. с женой, матерью и сыном»
В начале 1929 года генерал Коноводов, командовавший полком, утверждал: «Можно ожидать, что если в 1929 году не будет запрещён въезд во Францию, то в течение наступившего года почти все гундоровцы покинут Болгарию и там останутся только семейные и хорошо устроившиеся и пустившие глубокие корни на болгарской земле».
В журнале «Родимый край» в № 3 от 1929 года помещена корреспонденция с небольшим предисловием из письма фермера, командира Донского гундоровского георгиевского полка генерал-майора И. Н. Коноводова: «У меня создаётся твёрдое впечатление, что нашему брату-казаку хотя бы долгое время и не работавшему физически, здесь, на кормилице-земле, не только жить можно, но, я бы сказал, и должно. Подальше от фабрик и заводов, удушающих душу и тело. Здесь всё же и духовный простор, и здоровая работа, и отрадные картины привычного казачьего быта. Разнообразный сельскохозяйственный труд и заботы отвлекают духовный взор от милых просторов Тихого Дона, от тяжёлых дум. Тут лучше сохраняется воля к творческому труду».
В конце двадцатых годов, как раз когда в СССР и на Дону начиналась коллективизация, среди казаков были попытки на больших французских фермах ввести артельно-коммунистический способ распределения плодов труда. Однако он по разным причинам не прижился. Примеров успешного коммунистического бытия на французской земле не было и это совсем не удивительно.
Среди самых распространённых сельскохозяйственных занятий на одном из первых мест в Тулузских краях у казаков стояло свиноводство. Французы любили выкармливать свинину на каштанах, ведь каштановых деревьев во Франции было много.Каштаны чистили после ужина всей фермой. Разговоры, которые вели во время чистки каштанов, назывались «каштановыми посиделками». Свиноводство давало в сезон от 8 до 9 тысяч франков на ферму, и, кроме того, полностью обеспечивались потребности в консервированном мясе. Также успешно развивалось и овцеводство. При хорошем уходе одна овца давала в год 450-500 франков.
Казаки научились делать по французской технологии сыр из овечьего молока или сдавали это молоко на промышленные сыроварни по 2 франка за литр. В хозяйствах среднего размера насчитывалось полтора десятка взрослых коров и одна или две пары быков. Коневодством в Тулузе местное население не занималось, что сильно огорчало казаков, но им всё же удалось поставить это дело и не только для собственных нужд.
Возле ферм были разбиты обширные виноградники от одного до полутора гектаров. Виноградник давал до 2 500 литров вина, что обеспечивало фермера на целый год вперёд своим собственным вином. Каждая ферма также имела луга площадью от 5 до 15 гектаров, что вполне позволяло обеспечивать кормом всю домашнюю живность.
Как ни старались казаки воспринять местные традиции и обычаи, у них это не всегда получалась, и они писали об этом в «Казачьем вестнике» за февраль 1930 года так: «В дни молотьбы хозяева не работают, их обязанность – ухаживать за рабочими-соседями, один раз в год собирающимися вместе. Нужно иметь в виду, что французский крестьянин далеко не родня нашим казакам. Он расчётлив, лишнего не выпьет, в гости, как у нас по станицам в зимнее время неделями ходили от одного к другому по 40-50 душ, не походит.
Несмотря на близкое соседство и даже родство, нечасто заглядывают, и поэтому в торжественный день молотьбы, день праздника, очень внимательны к рабочим. Кормят великолепно и мясными блюдами и сладкими пирогами, предоставляя в распоряжение рабочих вина в таком количестве, какое они смогут выпить. Вечером обычно кончается молотьба, ужинают, потом повеселятся: молодежь танцует под воображаемую музыку, а старики попоют – и по домам».
В журнале «Родимый край», в июльском номере за 1929 год, перечисляются фамилии выходцев из гундоровского полка, прибывших большой группой в Париж: Ковалёв Е. К., Соколов В. В., Плешаков Т. Т., Буняев Ф. Н., Романовский Г. В., Каракулькин А. И., Рытиков А. Н., Самохин В. С., Герасимов С. В., Харахоркин Л. С., Климов М. Ф., Кузнецов П. В., Чеботарев Ф. С., Чиликин Г. Я., Конторовы Андрей, Бадьма и Борис, Куликов Г. А., Михайличенко П. Н., Чернобровкин В. В., Дьяченковы Михаил Семенович и Мария. Всего в тот месяц прибыли на французскую землю 48 человек.
Довольно остро во Франции, да и в других странах проживания казаков, давала о себе знать семейная неустроенность. Свою личную жизнь казаки были вынуждены устраивать во Франции по-разному. Венчанных и законных перед богом жён из России, из донских станиц, как раньше, выписать уже было невозможно, так как правительство СССР захлопнуло на границе железный занавес и тогда отцы и дети, жёны и мужья остались по разные стороны границы.
Для большинства казаков вынужденное одиночество было очень болезненным, многие понимали всю безысходность создавшегося положения, и среди самых распространённых вопросов, которые казаки задавали в своих письмах в редакции эмигрантских журналов, был такой:
«Женат. Жена – в России. Хочу жениться снова. Как получить развод?»
Ответ: Развод можно получить через Епархиальное управление. Обычно развод получают на основании неимения никаких сведений о жене в течение более 5 лет, то есть «по безвестному отсутствию». Дело о разводе длится около пяти месяцев и стоит 800 франков. По ходатайству Казачьего союза можно получить небольшую скидку по неимению средств».
По Франции разъезжал необычный автомобиль, в котором богослужение происходило прямо на колёсах. «Оповещаем всех братьев-казаков православных, живущих во Франции, что при братстве преподобного Сергия Радонежского в Париже с августа месяца 1929 года начинает своё служение походная церковь-автомобиль. Церковь предназначается для обслуживания групп русских людей по всем городам и местам Франции, где нет своей церкви. При церкви имеется своя метрическая книга крещальных, венчальных и погребальных записей».
Всё чаще становилась необходимой последняя, то есть погребальная книга. Старшее поколение, подорвав здоровье в войнах и эмигрантских мытарствах, уходило. Чаще стали появляться некрологи, посвящённые старикам-гундоровцам. «22 января 1929 года скончался во Франции, в городе Монтагрис, где и погребён, генерал-майор Яков Афанасьевич Шляхтин, 65 лет от роду, Гундоровской станицы».
Были и более ярко выраженные, с примесью политики, некрологи:
«19 ноября 1929 года умер в Парижском госпитале на Фобур Сант-Оноре 208 войсковой старшина Донского гундоровского георгиевского полка Беликов Стефан Петрович. Похоронен на кладбище Сент-Уан. Покойный родился в 1878 году в станице Гундоровской. В противоположность двум братьям, ушедшим к большевикам, он никогда не сочувствовал этой шайке и всегда держался казачьей линии. Он принял участие в восстании казаков станицы Гундоровской и со дня формирования гундоровского полка был в нём. Прошёл путь в полку от Усть-Хопёрска, Нового Оскола и Борисоглебска до Новочеркасска, Крыма, Константинополя, Чилингира, Лемноса, Болгарии и, наконец, Франции».
1929 год для гундоровцев стал своеобразным водоразделом. Те, кто достойно устроился, остались в Болгарии. Переехавшие за период с 1924-го по 1929 год в Западную Европу уже пустили корни во Франции. Командир Донского гундоровского георгиевского полка генерал-майор Коноводов Иван Никитич в своей статье в «Вестнике казачьего союза» писал:«Численный состав полка – всего до 500 человек. Из них Париж – 140 казаков. Сенс – 18. Монтаргиес – 10. Монтоис – 8. Лион – 10. Виши – 6. Орлеан – 3. Всего во Франции – 246 человек. В Болгарии – более 200. В Африку выехал один Ермолов (другие, надо понимать, были в других странах). В Париже много гундоровцев работает шофёрами, и число их по этой отрасли всё увеличивается. Работая на заводах, в свободные часы готовятся, изучают автомобильное дело, а затем держат экзамен в порядке постепенности на право управлять автомобилем, на знание улиц и на право работать в такси. Работая на заводах и в такси в Париже, гундоровцы несут все наряды, которые выпадают на их долю по обслуживанию нужд штаба РОВС и по охране главы союза генерала Миллера. При возжжении огня на могиле Неизвестного солдата… в Париже… организованном группой казаков, гундоровцы приняли участие в параде в количестве трёх взводов 12 рядного состава. Ввиду болезни полковника Усачёва командовал сотней есаул Дударев. В полковой праздник, на Пасху, Рождество и другие праздники гундоровцы обычно собираются на молебен в Бианкурскую церковь, недалеко от завода Рено. Приходят туда и друзья гундоровцев, кубанцы, терцы и другие казаки и не казаки. А с Дона – ужасные вести. Аресты, ссылки, расстрелы, кругом стоны. И всё-таки нашёлся соблазнённый сотник Турилин. Летом уехал. Оттуда прислал письмо. Плачет, погиб…»
Значительное число казаков Донского гундоровского георгиевского полка оказались на службе во французском иностранном легионе.
Служили они там в основном в 1-м кавалерийском полку. К 1925 году многие из них получили сержантские лычки. Во время восстания в Сирии один эскадрон за действительно геройскую защиту форта получил право ношения «фуражеров» – высокую военную награду в виде аксельбантов.
В легионе имелись доски с именами легионеров, получивших военные медали и военные кресты. Кроме того, на мемориальные доски заносились имена павших солдат. Всех, посещавших в те годы иностранный легион, удивляло обилие русских имён на этих досках.
Во время полковых праздников казаки, тряхнув стариной, приспосабливали французские сёдла для джигитовки и удивляли французскую публику, не видавшую никогда в жизни ничего подобного, своими головокружительными и рискованными номерами.
Мне удалось найти упоминание о том, как отличались в боевых действиях иностранного легиона в Северной Африке казаки-гундоровцы. В журнале «Казачий путь» за 1926 год некто под инициалами Г. К. поместил описание боя легионеров: «Наша рота была в голове этого отряда, едва достигшего 200 человек. Все молчали, а если кто и говорил, то только о том, что никто из нас не вернётся. Менялись адресами и я набрал около 30 адресов родных, чтобы в случае неудачи знать, кому писать о смерти того или другого... Начало рассветать. Укрепившись на занятой линии, мы стали пропускать вторую роту, которая, пройдя нас, должна была дойти до самого поста. Она потеряла несколько человек ранеными. Наконец мы залегли, образовав аллею, по которой должны были пройти мулы, навьюченные провиантом и водой.
Как только обоз под командой сержанта М. Ф. Гундоровской станицы (это, если судить по спискам гундоровского полка, Михаил Фетисов) показался из-за гор, рифяне сосредоточили своё внимание на нём, и в какие-нибудь 30 минут половина мулов была уничтожена. Началась жаркая стрельба. Рифяне стреляли справа и слева. Мы приступили к эвакуации раненых и убитых».
Весь период 20-30-х годов двадцатого века казаки-гундоровцы посвятили поиску лучших мест для своей эмигрантской жизни. Побывали в Африке и Азии, Австралии, Северной и Южной Америке. Добрались казаки и до крупнейшего американского города Нью-Йорка. В образованной 12 декабря 1930 года общеказачьей станице города Нью- Йорка казначеем был Серов Никита Архипович из состава гундоровского полка.
Пока Никита Серов пересчитывал станичные капиталы, в каждой казачьей семье пересчитывали центы и дотягивали от одной недельной получки, до другой. Об этом в письме одного из казаков своим оставшимся в Болгарии односумам написано было так:
«Люди, до того не знавшие физического труда, бегают с одной работы к другой, разыскивают труд полегче и получше оплачиваемый. Для нашего брата, неквалифицированного рабочего оплата труда прямо пропорциональна затрате физической силы. Грузчик зарабатывает 50-60 долларов в неделю, на бисквитной фабрике у печей – 30 долларов, а тут же у теста – 25 долларов, а при упаковке – 20 долларов. При заработке в 20 долларов в неделю сносно существуют двое. Если работают муж и жена, то половина заработка сохраняется».
В станице города Нью-Йорка в 1933 году было 350 казаков. Через три года от станичного правления поступил донскому атаману доклад: «В состав станицы преобладающим числом входят донцы. Работают малярами, поварами, шофёрами такси, разборщиками домов. Ездят с цирком в качестве джигитов и занимаются на своих собственных куриных фермах. Безработных сейчас нет».
Вторая половина тридцатых годов – это было время, когда среди казаков-гундоровцев всё уже определилось и устоялось. Казаки старшего поколения доживали свой век. Те, кто покинул Дон и Россию совсем молодыми, вошли в стадию жизненной зрелости и многие смирились с тем, что, возможно, никогда не придётся увидеть родной край. Родившиеся в первые годы эмиграции потомки казаков, стали учиться на иных языках и забывать свой. Знакомая картина для части народа, рассеявшегося по всему миру и утратившего связь с Родиной. Такое в истории было не раз.